– Сахар, – пояснил он.
Садиться за руль Кэсси, разумеется, была не в состоянии, поэтому оставила мотороллер на парковке и поехала обратно на подоспевшей патрульной машине. За руль сел Сэм. Наш фургон поехал следом. В него мы посадили и Розалинд. Как только Суини застегнул на ней наручники, она притихла и всю дорогу сидела неприступная, с оскорбленным видом, не проронив ни слова. С каждым вдохом в меня проникал аромат ее приторных духов и еще чего-то густого и гнилостного – впрочем, возможно, это я и придумал. Судя по выражению глаз, Розалинд лихорадочно прикидывала, как ей поступить, но лицо оставалось бесстрастным – ни страха, ни непокорности, ни гнева, вообще ничего.
Когда мы вернулись на работу, настроение у О’Келли существенно улучшилось, до того, что когда я увязался за ним и Кэсси в помещение для наблюдателей, он даже не прогнал меня.
– Эта девчонка напоминает мне одного паренька, с которым мы вместе в школе учились, – задумчиво проговорил он, пока Сэм в допросной сообщал Розалинд о ее правах, – тот любого мог облапошить, причем по-разному, а потом переворачивал все с ног на голову и убеждал, будто ты сам и виноват. У нас тут каких только чокнутых не водится!
Кэсси прислонилась к стене, поплевала на перемазанную кровью салфетку и снова стала тереть щеку.
– Она не чокнутая.
Руки у нее все еще дрожали.
– Это образно говоря, Мэддокс, – отмахнулся О’Келли. – А тебе бы боевые раны врачу показать.
– Все со мной в порядке.
– Ты вообще молодец. Переиграла ее. – Он неловко похлопал Кэсси по плечу. – Как думаешь, она правда верит, будто травила сестру для ее же блага?
– Нет. – Кэсси сложила салфетку по-другому, выискивая чистый участок. – Для нее не существует такого понятия, как верить. Для нее явления не бывают правильными и неправильными – они или подходят ей, или нет. Остальное просто не имеет для нее никакого значения. Заставьте ее пройти тест на детекторе лжи, и она с полпинка его пройдет.
– Ей бы в политики податься. Так, начинается. – О’Келли кивнул на стекло. – Посмотрим, как она станет выкручиваться. Посмеемся.
Розалинд обвела взглядом помещение и вздохнула.
– Я бы попросила вас позвонить моим родителям, – сказала она Сэму. – Пускай найдут адвоката и приедут сюда.
Она достала из кармана пиджака маленькую ручку и ежедневник, написала что-то, вырвала страничку и протянула ее Сэму с таким видом, будто тот посыльный:
– Вот их номер. Заранее благодарю.
– Увидитесь с родителями после нашего разговора, – сказал Сэм. – Если вам нужен адвокат…
– Полагаю, я увижусь с ними раньше. – Розалинд расправила юбку и с гримаской отвращения уселась на стул. – Разве допрос несовершеннолетних не должен проходить в присутствии родителей или опекуна?
Все, кроме Розалинд, словно окаменели, а она, закинув ногу на ногу и явно наслаждаясь произведенным эффектом, улыбнулась Сэму.
– Допрос приостановлен, – коротко бросил Сэм.
Он взял со стола документы и направился к выходу.
– О господи Иисусе! – выпалил О’Келли. – Райан, ты же говорил…
– Возможно, она врет, – сказала Кэсси, вглядываясь в происходящее за стеклом. Рука ее стиснула салфетку.
Мое сердце сперва замерло, а теперь заколотилось с удвоенной скоростью.
– Разумеется, врет. Вы на нее посмотрите – ну вряд ли же ей меньше…
– Ты хоть представляешь, сколько мужиков за такие слова угодили в тюрьму?
Сэм распахнул дверь с такой силой, что она с грохотом ударилась о стену:
– Сколько девчонке лет? – спросил он у меня.
– Восемнадцать, – пробормотал я. Голова кружилась. Я знал, что прав, но откуда взялась у меня такая уверенность, не помнил. – Она сама сказала…
– Господь милосердный! И ты ей поверил?
На моей памяти Сэм еще ни разу не терял самообладания. Кто бы мог подумать, что зрелище будет такое впечатляющее.
– Если у нее в полвторого спросить, который час, она ответит, что три, просто чтобы заморочить тебе голову. То есть ты даже не проверял?
– На себя посмотри, – одернул его О’Келли. – Любой из вас мог проверить, причем в любой момент. У вас куча времени была, так ведь нет!
Но Сэм буравил взглядом меня, а его даже не слушал.
– Мы тебе поверили, потому что ты вроде как детектив. Ты рискуешь напарницей, а сам даже не удосужился…
– Я проверял! – заорал я. – Проверял ее досье!
Но, едва выкрикнув это, я вспомнил. Сердце отвратительно бухнуло. Солнечный день, довольно давно, я, зажав трубку плечом, быстро перелистываю страницы досье, над другим ухом ноет О’Горман, я разговариваю с Розалинд и пытаюсь проверить, достаточно ли она взрослая, чтобы присутствовать при нашем с Джессикой разговоре. Все это происходит одновременно. Значит, уже тогда я подозревал, подумал я, уже тогда подозревал, что полагаться на ее слова нельзя, иначе зачем бы полез проверять такую незначительную подробность? Я отыскал данные о родственниках, посмотрел на год рождения Розалинд, подсчитал…
Отвернувшись, Сэм принялся лихорадочно рыться в документах, и спустя секунду плечи у него опустились.
– Ноябрь, – тихо пробормотал он, – родилась второго ноября. Ей только исполнится восемнадцать.
– Поздравляю, – мрачно сказал О’Келли, помолчав, – всех троих. Молодцы.
Кэсси громко выдохнула.
– Суд не примет, – сказала она, – не примет ни единого слова.
И точно ноги у нее вдруг ослабели, Кэсси сползла по стене и закрыла глаза.
Из колонок донесся громкий настырный звук – заскучавшая Розалинд что-то замурлыкала себе под нос.
25
В тот же вечер мы с Сэмом и Кэсси освобождали наш кабинет. Работали методично и молча: убирали фотографии, оттирали исписанную цветными фломастерами доску, сортировали досье и отчеты и складывали их в картонные коробки с синими номерами. Накануне ночью кто-то поджег квартиру на Парнелл-стрит, убили нигерийскую беженку и ее шестимесячного младенца, и наш кабинет готовились занять Костелло с напарником.
О’Келли и Суини допрашивали Розалинд в присутствии отца, Джонатана Девлина. Я думал, что Джонатан с порога спустит на нас всех собак и даже, возможно, полезет в драку, однако пока он никаких препятствий не чинил. Когда О’Келли, перед тем как войти в допросную, сообщил Девлинам о признании Розалинд, Маргарет разинула рот, набрала в легкие побольше воздуха и заорала:
– Нет! – Хриплый и безумный крик эхом разносился по коридору. – Нет, нет, нет! Она же у сестер была! За что вы так с ней? Как вы вообще… как… Ох, господи, она ведь предупреждала – предупреждала, что вы так и поступите! Вы, – она наставила на меня толстый, трясущийся палец, и я невольно отпрянул, – вы звонили ей по десять раз на дню, домогались ее, она всего лишь ребенок, как вам не стыдно… А эта, – палец переместился на Кэсси, – эта с самого начала Розалинд возненавидела, Розалинд всегда говорила, что вы попытаетесь обвинить ее в… Чего вам всем от нее надо? Убить ее хотите? Господи, бедная моя девочка… Зачем вы рассказываете про нее все эти небылицы? Зачем? – Она вцепилась себе в волосы и надрывно зарыдала.
О’Келли пытался унять ее, а Джонатан, положив руку на перила, молча стоял на лестнице и с отвращением смотрел на нас. Он явно собирался на работу, и его костюм с галстуком почему-то запомнился мне особенно отчетливо. Темно-синий, безупречно чистый, слегка лоснящийся, как бывает, когда одежду гладили уже много раз, и отчего-то это показалось мне невыразимо грустным.
Розалинд арестовали по обвинению в нападении на полицейского и в убийстве. После приезда родителей она открыла рот лишь раз – заявила, и губы у нее при этом дрожали, что Кэсси ударила ее в живот, поэтому она вынуждена была защищаться. По обоим обвинениям мы собирались отправить заявления в прокуратуру, однако прекрасно знали, что доказательства в лучшем случае сочтут слабыми. Для того чтобы доказать причастность Розалинд к преступлению, у нас больше не было даже версии о типе в спортивном костюме, поскольку при нашем с Джессикой разговоре не присутствовал никто из взрослых, и я не доказал бы, что этот разговор вообще состоялся. Рассказ Дэмьена и распечатки телефонных звонков – вот и все, а остальное просто пшик.
Было, наверное, около восьми вечера, тишину в здании нарушали только наши шаги и прерывистый стук капель опять начавшегося дождя по стеклу. Я собрал посмертные фотографии Кэти, снимки семейства Девлинов, недовольных мужиков в спортивных костюмах и увеличенные фото Питера и Джейми, отлепил кусочки пластилина с обратной стороны и спрятал снимки. Кэсси осмотрела коробки, нахлобучила на них крышки и подписала скрипучим черным фломастером. Сэм с черным мешком обошел кабинет, собирая картонные стаканчики, высыпая в мешок содержимое корзин для мусора, стряхивая со столов крошки. На рубашке у него темнели пятна засохшей крови.
Нарисованная им карта Нокнари обтрепалась по краям, а когда я снял ее, один уголок оторвался. Кто-то пролил на нее воду, чернила расплылись, отчего физиономия у нацарапанного Кэсси торговца недвижимостью скривилась как после инсульта.
– Приложим ее к делу? – спросил я Сэма. – Или как?
Я протянул ему карту, и мы вгляделись в стволы миниатюрных деревьев, домики, дым из труб – все хрупкое и задумчивое, словно в сказке.
– Лучше не надо, – ответил Сэм, забрал у меня карту, скрутил в трубку и сунул в мешок.
– Тут крышки не хватает, – сказала Кэсси. На царапинах у нее на щеках появилась корочка. – Там нигде нет?
– Под столом какая-то лежала, вот, лови. – Сэм бросил Кэсси последнюю крышку.
Кэсси закрыла коробку и выпрямилась.
Стоя под люминесцентными лампами, среди пустых столов и кучи коробок, мы переглянулись. “Моя очередь готовить ужин…” – едва не вырвалось у меня, и я понял, что Кэсси с Сэмом думают о том же, и, несмотря на всю глупость этой невыносимой ситуации, легче мне не стало.
– Ну что ж. – Кэсси вздохнула, оглядела пустой кабинет и вытерла руки о джинсы. – Похоже, на этом все.