В лето 6731... — страница 15 из 54

Стрелок-снайпер был ранен в правую ключицу, закрыл глаза и что-то шептал под нос. Молится что ли? Безрукий, скорее всего, не выживет – крови потерял много, да и остановить ему кровь некому.

– Так ты, – обратился я к безрукому. – Кто таков?

Тать посмотрел на меня жестко из-под лобья и сплюнул.

Ага! Как там называется мероприятие – экспресс-допрос. Я достал нож и… Ничего не сделал. Замешательство и меня вырвало. Как представить человеку 21 века – нормальному человеку – пытки? Так, вытереть слюни, – это игра, это игра. Я взял воткнутый факел и резко прижал его к культе татя.

– А-А! Чужеяд! – проорал бандит. – Я княжий ратник, не смей!

Опачки – княжий ратник. Вот и все. Коррупционная схема в сговоре с властьимущими. Пипец мне. Кто я – изверг по-здешнему, рода за мной нет? Или есть? Войсил защитит? Где этот паразит-сотник? Не его же здесь люди!? Если бы он хотел, то на заимке бы спокойно все сделал и уже рассматривал свою наглую рожу в мое зеркальце.

– Кто сотник? – прокричал я и направил факел в лицо тати, слегка подпалив его бороду.

– Лука Фомич сотник городской стражи, – не успел допрашиваемый ответить, как его доклад дополнил услужливый Шинора.

– Не с тобой говорю, – прорычал я проныре. – Ты, ратник, кто навел на меня?

– Мила сказала, что в санях много скарба и кони добрые. Мы не убивать шли, а только взять. Ты мил человек не серчай, мы и виру добрую дадим, и людишек найдем холопьих, – заискивающе стал блеять тать.

Я не увидел, как мне прямо в лицо полетел ком земли, заставив зажмуриться. Но моя рука с факелом дернулась к лицу бандита.

– А-А! – заорал тот.

Борода, длинные, неухоженные в колтунах волосы вспыхнули моментально, а факел жег лицо человека.

Опомнился я только тогда, когда запахло жареным мясом. Еле сдержавшись от рвотного позыва, я убрал факел. Тать, чье имя так и узнал – лежал бездыханно, но думается, что еще жив.

– Так, теперь ты, – обратился я к лучнику. – Говори, а то сожгу заживо.

– Дак я что, я ништо, я скажу – новик я в сотне Луки, а енто, – он показал на лежавшего безрукого. – Ратник, а астатние туташния. Шинора вот тут у Милы живе, да грабить усих во хмели.

Я посмотрел на вора-карманника, который сжался и закрыл глаза, ожидая толи удара, толи кары небесной.

– Ну, далей! – крикнул я и поднес факел ближе к лучнику.

– Дак, вон той, – стрелок указал на один из трупов. Того, кого я подстрелил последним. – Хозяин он двора, Насупа кличуть, Евлампием. Вон былой ратник, а хозяйка та Мила. Дык, Затетеха – Мила казала, што малы ты, пришел з абозом Войсила, да скарб твой, а ты без роду, да не купец. Дык мы и порадели. А тут так.

Пошевелился однорукий и я, даже не совсем осознав, что делаю, рубанул ему саблей на отмаш, снеся полчерепа. И ничего – ничего не почувствовал. Это я становлюсь маньячиной. Сколько на мне уже смертей? Четыре, Шах мой пес, наверное, и грех мой. Ладно, нужно отвлечься. Что же действующие ратники делают в этой ватаге? Сами, или все сложно и тут задействованы силы сотника городской сотни? А кто в этом городе Войсил и станет ли за меня просить, или требовать? Во влип. Надежда только на то, что все обойдется и сам городской сотник откажется от своих подопечных.

Глава 10. Сидящий в неволе орел молодой…

– А сотник ведает, што вы робите? – задал я очередной вопрос стрелку.

– Дак, невместно мне ведать то, – сказал снайпер.

– Да ведаешь ты, чую, ведаешь, – сказал я и решил поиграть в колдуна. Суеверия в этом времени столь сильны, что какого проклятия больше боятся, чем смерти.

Только я собирался с мыслями изречь «проклятия» и «заклинания», как у дверей послышался быстрый, нарастающий топот копыт. А через десять секунд в сарай ввалились восемь человек с мечами и топорами наперевес и двое лучников, разошедшихся по сторонам и взявших меня в прицел.

Ну, вот и все…

– Што робите? Кто таки? И ты Шинора тута? – начал задавать вопросы седобородый, но еще молодцеватый мужик. – А ну зброю брось!

Я кинул саблю, но пистолет просто спрятал сзади под ремень.

– Никола, ты штоль? – крикнул удивлённо, видимо десятник.

– Так, дядька Лавр – я, – тихо отозвался лучник и потупил взгляд.

– А што такое, поранены? – спросил Лавр.

– Так, дядька, – все еще не подымая глаз, ответил раненный.

– Так, а кто тебя – тати енти? – сотник показал на убитых разбойников.

– Дядька ты Федору скажи, что тут так вот, а? – проблеял Бзыря. – И про отрока скажи, а я пойду, дядька, в бега уйду, к извергам в марийском лесе.

– Во как! Дак ты с татями ентими? – десятник опустил меч и почесал бороду. – Не буде табе добре с отступниками и затворниками. Ты погодь, разбярэмся, – десятник поднял меч и громогласно заявил. – Так, Никола – ты до дому и батьке поклон ат меня. Ты новик, вяди до сотника ентого отрока. Митька, Демка – вы тута за скарбам погляд, да попытайте Милу што да как. Вон Евлампий ляжит, чаго он з татями, али как. Неуж-то отрак усих так. Да не – Евлампий был добрым воем, на мечах добре бился.

Под руки меня не брали, осмотрели и просто велели идти за десятком, двое из которых остались возле моих саней рассматривать все. Надеюсь, что ничего не возьмут.

А ситуация. Десятник городской стражи не знает, что ратники из другого десятка делают. Вон как удивился, знакомого увидав, даже домой отправил. Интриги. Но радует, что не все в коррупции погрязли. Осталось узнать как поведет себя городской сотник, да Войсил. Кто из них важнее городской сотник или сотник сторожи?

Проводили меня в детинец, где возле главных ворот по правую сторону от входа был зиндан. Вряд ли местные знали это слово, но зиндан был. Глубокая яма метра в четыре в глубину, которая закрывалась плетнем. Хорошо еще, что не раздели, и в куртке было не так зябко, да и подымалось уже солнце и днем мороза не должно быть. Выдержим. Оставалось только ждать.

Ожидания были долгими как морально, так и физически. С психологическими проблемами пытался разобраться уходом от проблемы. Декларировал стихи, даже пел песни. Может поэтом-сказителем заделаться? Нет, а что? Что-нибудь придумаю. Там у Лукоморья дуб зеленый, или вставай страна огромная…

Еще сотни тысяч русских ратников будут маршировать по улицам Берлина. Тьфу ты на кой ляд этот Берлин, а вот Ригу да Мемель можно, да еще пока Крым их, а надо наш, или не надо?

Черный ворон, что ты вьешься…

А чего я хочу? Да, по сути, и ничего! Может монголов нагнуть? Да сдались они мне. Не пустить на Русь – пожалуй, хочу. С ними бы равноправно дружить. Разные культуры, технологии и тут Русь на их стыке – сильная богатая Русь. И через нас идут караваны с бумагой, порохом, нефтяные трубопроводы, нефтедоллары. Медленно схожу с ума. Если бы не просачивающийся свет через плетень, был бы уверен, что прошло уже не меньше двое суток. Рассуждать логично уже не было силы.

Родина, еду на Родину, пусть кричат уродина…

А что, если сказать, что я прорицатель, нагадать что-нибудь из событий – и в святые? Молитвы подучить и вуаля – на Руси пророк! Нет, тут так не станешь почитаемым. Вот, к примеру, развалить великую страну, быть убитым, как и миллионы бывших своих граждан и святой! Как Николай 2. Нет, тут нужно идти через лишения и очищения, ни разу не ошибиться, всегда быть праведным. И то можешь и не быть святым. Так что путь такой не по мне, тем более с моей любвеобильностью. Эх Божана… Ты-то где? Где Тургеневская женщина, которая на край света за своим романтиком-утопистом пойдет.

Эй, начальник!

– Чаво арешь-то? – пробурчал старческий голос сверху.

– А кормить то будут? В тюрьме вон ужин – макароны дают! – прокричал я невидимому собеседнику.

– Ты чаво там лаешься, безбожник, и не Макар я, а Матвей, а што табе Макар дает-то? Сяди там, не положено гутарить. А что ты наробил та, отрок? – сам себе же противоречил собеседник.

– Да, дядько, татей порубил, – ответил я. Хоть с кем поговорить, может, чего у любопытного охранника узнаю.

– А кольки татей-то, а аружно, али конно? – не унимался пожилой ратник. Его голос выдавал одинокого, но любознательного старичка, которому и поговорить нескем.

– Оружно, дядько четыре, одного поранил, – сказал я.

Через некоторое время плетень отодвинулась, и чуть ли не скатываясь сверху в зиндан, плотненький седобородый ратник согнулся и стал рассматривать меня как диковинного зверя.

– Брешешь! – после осмотра тоном эксперта заявил старичок.

– Можа и брешу, посидишь тут седмицу и не так брехать станешь, – философски заметил я.

– Ты это, можа пити, али ести? Токмо у меня сухари, да водица. А ты боярин али купец, али смерд? Чудна адежа, не розумею кто ты, – Опять перепрыгнул с темы на тему старичок.

– Пить можно, Христа ради. А я сын боярский, а батюшка мой ратился с сарацинами, да и згинул, – ответил я, придерживаясь своей легенды.

– Ой, сиры, а пить зараз. Дак ты татей порубил? – уже скрывшись из виду, отдаляясь, кричал ратник.

Ну и как тут отвечать. На один вопрос ответишь – пять вдогонку.

– Матвей, а пошто тут яма открыта, – послышался голос еще одного человека. Конечно, один старичок не может быть на охране. Видимо, напарник. – Слыхал, двух з десятка Федара тати забили, да Евлампия токмо зарубили, а Еремея посекли, дак вон ляжить, болезный. А татя того изловили.

– Што ты брешаш? Коли изловили, так его сюды кинуть. А тута вона отрок татей порубил ажно чатыры! – ответил Матвей.

– А коли он татей, дык чаво кинули у яму? Вот так, – наставительски закончил собеседник моего старичка.

Через минуту лицо Матвея показалось вновь, и он еще пристальней рассматривал парня, однако, ничего не говоря закрыл яму плетнем и ушел. Вот так и закончилось человеческое общение. Остается только с собой беседовать.

Сколько я еще просидел – не понять, но солнце, видимо еще не скрылось, только светить стало не ярко. Может и облака закрыли светило, а может уже вечер. Часы-то я перед уходом спрятал в свой маленький сейф. Думаю, до универсального кода 11112222 не додумаются аборигены. Подумал, что, если что – пусть в относительной сохранности побудет. Болгарки тут нет, а как открыть изделие 21 века иначе не представляю.