Вдох, выдох! Выстрел! Болт устремился, как мне казалось в шею зверя, однако результат был не столь обнадеживающим, распоров кожу, наконечник прорезал лишь бок медведя. Подобная рана не могла стать смертельной для крупного зверя, однако и приятной для мишки ее назвать тоже нельзя. Разъяренный хозяин леса обратил внимание на новую опасность и, как будто, прищуриваясь, начал рассматривать поляну в моем направлении. Быстрая перезарядка арбалета позволяла надеятся на еще несколько выстрелов, даже в условиях быстрой атаки зверя и я не медлил. Выстрел! Болт попадает в правую лапу зверя. Выстрел! Мимо! Надо же промахнуться в такую громадину. Выстрел! Болт распаривает кожу в районе груди, однако, не входит в тушу. В это время зверь получает удар рогатиной как раз в шею. Второй мужик не тратил время попусту, успел не только подобрать свое оружие, но и сноровисто и прицельно ударить отвлекшегося зверя в уязвимое место. Я же сделал несколько шагов в сторону раненного зверя и выстрелил. На этот раз попал картинно – в глаз! Зверь еще призывно прорычал и окончательно свалился на бок, подергивая задними лапами в судорогах.
Мужик сразу же бросился к раненному товарищу, который, в установившейся тишине тихо постанывал. Осмотрев раненого, мужик перекрестился. Это действие можно было растолковать двояко: или он уже прощается с человеком, или же благодарит Бога за его спасение.
Я же немного замешкался, рассматривая мужика, который стал разрывать лахмотья на своем товарище. Мужик был не высокого роста, может сто семьдесят сантиметров, или и того меньше, однако широкие плечи выдавались даже через одежды. Мужик был с бородой, однако коротко пострижен, да и борода была стрижена, выглядела, по крайней мере, ухоженной. Из оружия был с рогатиной, которая все еще не была вынута из медведя, на поясе висел топор и меч. На кромке поляны рассмотрел и сложносоставной лук.
Какие выводы можно сделать? Точки бифуркации были разные, но их не так и много. Изучая этот вопрос я насчитал их около пятнадцати, семь из которых относятся к 19-20-му веку. Отсутствие огнестрела и наличие меча уже исключало как в большей степени 19-й, так и 20-й века. Исключил я и 18-й век, так как ножны от меча были ну явно не периода становления Российской империи. А вот 16–17 век исключать бы не стал окончательно, но скорее всего не этот период. Уже во время Иванов, как третьего, так и четвертого сабля стала основным холодняком. Мог ли какой крестьянин сохранять старый клинок? Мог, но врядли. Пойдем от обратного и исключим время Рюрика по причине наличия явных христиан. Исключаются и более ранние периоды. Оставим как наиболее вероятными время перед монголо-татарским нашествием и Куликовской битвой.
– Кто таков! – спросил подошедший мужик.
Я так увлекся своими размышлениями, что упустил из вида происходящее. И вот я уже в полуметрах от притупленного меча, наставленного на меня. Мужик выглядел или, скорее всего, старался выглядеть строгим и грозным. Был он молод, даже достаточно густая борода не могла состарить лицо. Русые волосы, нос картошкой, в целом самое что ни наесть славянское лицо. А меч, высунутый из ножен, уже многое мог сказать об эпохе. Это был рубящий клинок позднее 11-го века, но не раньше 14-го. Если использовать прикидки исторических событий, то меня могло выкинуть в период монголо-татарского нашествия, или чуть раньше. Еще одной проблемой стало, как отвечать незнакомцу. Решил, что буду использовать друвнерусские слова, ну насколько это возможно, ну не был я лингвистом.
– Так Корней владимиров сын, – ответил степенно я, глуша в себе волнения. А ну как полезет в драку, кто его достоверно знает менталитет средневековых русичей.
– Коли добры муж, то спаси Бог тя, а коли помышляешь не ладное, то акстить, – произнес нарочито официальным тоном мужик.
– А ты кто будешь? Мил человек? – спросил уже я. Нельзя помыкать собой и уходить в глухую оборону оправдывающегося человека. В конце концов – это я спас и его и его друга, или кем он там приходится.
– О как мил человек! Токмо не миловалися мы, – сказал мужик и откровенно, так по-детски рассмеялся.
А я почувствовал себя сендаперм поневоле. Уж клоуном называть себя не стал. Вообще все происходящее я воспринимал как некую компьютерную игру с максимальным погружением. Вот сейчас разговарию с неписем, а до этого завалил локального босса. Мозг наотрез отказывался воспринимать действительность, как реальный мир. Скорее всего, это была защитная реакция организма, чтобы не помутиться рассудком.
– Ты, енто, самострел кидай! – неуверенно скомандовал мужик.
Я стал быстро разбирать арбалет, отстегивая барабан с последним болтом.
– У-у, прытки яки, степенно ворочай, – скомандовал неприветливый абориген. – У лесу аки тать таишся.
– Так я ж не тать, – проблеял я, медленно поворачиваясь, думая как украдкой вытащить пистолет.
– Да к кто ж тя ведает, ты кидай самострел, – улыбнулся бородач и пристально впялил на меня глаза. – Одежа чудная, самострел таки, вой, али трус?
– Убери меч, греха не хочу, – сказал я нащупав пистолет и сняв его с предохранителя.
– Да коль не тать, молви кто есть, – потребовал мужик.
– Так, чадо свого батьки, Гордеем кличут, говорил ужо, – сказал я, старательно пытаясь встроиться в манеру разговора. – Лихо от меня нет, кривды не маю. Иду с далечи. А ты кто есть?
– Так, Первак я. Охочий, – задумчиво проговорил мужик.
– То, что охотник, разумел, вона як медведя брал, – намекнул я на то, что спас его от зверя.
Мужик почесал затылок. И выглядело это так наивно, как бы и извеняюще и неуверенно и я осознал что не чувствую угрозы от этого мужика. – Скажи, а где это я, на чьих землям?
– Дык, эта, мордва тута, земли мокша. Чудна адежа твоя, отрок, – мужик отставил меч в сторону и взялся мять левой рукой материал куртки.
Все, ясно – все же вреся перед монгольским нашествием. Не обманули благодетели. После 1238 года эти земли уже стали Золотой Ордой. Конечно, могут и в конце 13 века мордву так называть, но уже некоторые данные можно анализировать.
– А на Калке то сеча была? – задал я уточняющий для меня вопрос.
Мужик завис.
– Не ведаю, мы живем тута, в Ростов, да у Суздаль, да у Городец то ездим, мы, эта… гостям куны и белки даем, – Первак стушевался и говорил слова, словно выучил стишок в школе, но без всякого выражения, пару раз даже закатывая глаза, словно вспоминая нужные слова.
Нужно брать бразды разговора в свои руки, а то простоим как монголы на Угре. Все в принципе ясно. Иллароин Радкевич говорил о времени битвы на Калке как один из периодов для перехода. Другой ближайший период – время Дмитрия Донского или призвание Рюрика. Меч дает хронологию, как и отношение к религии аборигена. Следовательно, битва на Калке либо только прошла, либо в этом году будет. Первак может и не знать, видимо они живут уединенно, в политику князей не лезут, а немудренный товар отдают купцам, которых на Руси звали гостями.
– А пошли, Первак к моему скарбу, хлеб преломим, – сказал я и показал направление, где находился мой лагерь. – Давай друга твого к саням моим, там и поглядим на рыно його.
– Так это Третьяка треба до огня, а мне треба до Вторака, што у дыму застался, – сказал не муж, но парень и стушевался, как будто военную тайну рассказал.
Я же старался не быть столь наивным, простота парня подкупала, но пистолет все же я еще раз проверил. Первак с интересом посмотрел на мое оружие, но кроме своего очереного «Чудно» не сказал ничего.
Быстро и сноровисто сделав волокуши, Первак без моей помощи уложил как оказалось своего брата Третьяка, а после того, как и я пристроился в тягло, мы быстро потащили раненого, который только постанывал к моим саням. По мере движения по моим следам, парень не упускал меня из виду, следя за каждым движением. И я был уверен, что он готов к любым моим вывертам. Странный охотник. Ухватки как у какого воина, или скорее казака.
Подойдя к моему зверинцу, Первак показал настоящее детское восхищение. В 21 веке так удивляться не умеют.
– Во как, какой лютый, – приговаривал, обхаживая Орла, мужик. – Яки конь!
Интересно, что Араб меньше заинтересовал хозяйственного мужика. Не ратный это человек или и ратные русичи таких коней не имели. Ох и сложно мне будет оставить коней себе.
Уложили Третьяка на выстеленную шкуру, возле которой Первак стал быстро собирать хворост на костер. Я же раздел раненного, и начал осматривать раны. Ни разу не врач, но имел дело с разными ранениями. В армии разок довелось штопать сослуживца, а на реконструкторских форумах чего только не было.
Прежде всего, я уколол обезбаливающее, потом смочил чистую тряпицу спиртом и стал оттирать кровь с тела уснувшего мужика. Обезбаливающее подействовало на него как анестезия. Оказалось не так все ужасно, как выгледело до оттирания крови. Две раны. Одна в районе ключицы и открытый перелом левой руки. Вправил кость, обработал рану на руке, засыпал стрептоцид, зашил, перебинтовал. Дальше обработав рану на ключице, зашил и ее. После чего зафиксировал руку двумя обтесанными Перваком палками и еще обматал бинтом, охватил тряпкой руку шею. Закончил я уколом антибиотика общего действия.
– Жить должен, – ответил я на невысказанный вопрос Первака, который не проронил ни слова, пока я занимался его братом.
После моих слов, парень рухнул на колени и стал читать молитвы. Я посчитал, что тоже должен это сделать, чтобы было поменьше вопросов, и также прочитал «символ веры» и «отче наш».
Ну а потом пригласил перекусить. Достал завернутую в тряпицу снедь, и начал готовить «поляну». Первак уставился на еду завороженно. Даже пришлось его отвлечь псом, чтобы быстро разорвать вакуумную упаковку с ветчиной.
Тут пришел в себя Третьяк и замычал, прося воды. Вот же родители не заморачивались с именами. Но у них и православные имена должны быть.
Первак накинулся на еду, и стал жадно есть, уже с набитым ртом отошел на шаг от саней. Я подумал, что он ждут меня, приглашая к обеду, а я просто не успевал за этим ухарем. После того, как я подошел и взял ломоть мяса, Первак вновь навалился на еду.