Я убрала стену и попробовала представить, как один из камней, самый маленький, поднимается ввысь. Но он отказывался подчиняться мыслям. И второй тоже. И третий.
Я подняла руку ладонью вверх и мысленно заставила тонкие огненные потоки сплестись в один, образовав фэнтезийный фаербол. В моей голове вышло очень красиво, а на практике – не очень. Вернее, не вышло вообще ничего.
Мысли о собственном всемогуществе, только успевшие поселиться в голове от слишком легкого образования стены, стали ее быстро покидать.
Я вздохнула и поднялась с камня. Надо бы все же осмотреться.
Мой взор привлек холм, вот откуда вид должен быть обширным, и весь путь на него я то и дело создавала маленькие стены, затем кубы, затем шары, но они, как бы мне того ни хотелось, не двигались, застыв на одном месте пространства, так что приходилось их развеивать.
Путь на вершину был хоть и недалек, но труден. Несмотря на то что камни в основном были крупные и плоские, гладко обточены морем, шла я все-таки босиком, и спустя какое-то время стопы ожидаемо покрылись небольшими мозолями и ссадинами. Однажды я даже остановилась и присела на камни, закрыв глаза, стала вызывать ощущение того, как покидаю это место и перемещаюсь на маячившее перед глазами возвышение. Но попытки опять же не увенчались успехом.
Когда же я, ощутимо прихрамывая, добралась до верхушки холма и, окинув взглядом окрестности, обнаружила, что нахожусь на маленьком необитаемом острове с этой недоделанной горой в центре, я даже не удивилась. Проделать трудный, хоть и не особо длинный, путь и обнаружить, что я одна на всем этом крошечном участке суши, – это не самое страшное, что могло произойти с неудачником вроде меня.
Полюбовавшись с полчаса этим пустынным каменистым пейзажем, я все же нашла камень поудобнее, легла на спину и приготовилась к мгновенному путешествию домой. Стоило мне лишь подцепить краешком сознания знакомое ощущение уходящей жизни, или, как мне теперь казалось, души с ее материальной оболочкой, как оно полностью меня поглотило, а затем выплюнуло на родную кровать с мягким матрасом и простыней, знакомо пахнущей стиральным порошком с ароматом весенних цветов.
3
Я замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Одеяло так же укрывает меня сверху, и оно все еще хранит тепло моего тела. Я скосила глаза на прикроватный столик и посмотрела на тусклые цифры, светящиеся на темном экране мобильного телефона. По моему внутреннему времени, на том острове я пробыла недолго, около часа. Но спать я легла немного злая и расстроенная, поэтому мне не было дела до времени. Но, кажется, было около часа или двух ночи. Сейчас же часы показывали 01:47, и либо я вернулась в то же время, что и уснула, либо все же пропала на час. Благо день был тот же.
Эта загадка не давала мне покоя, а что-то внутри подзуживало, тянуло на подвиги. Я отчетливо поняла, что не смогу сомкнуть глаз этой ночью от такого количества впечатлений и невероятных открытий, как уже произошедших, так и ждавших меня впереди. Это новое для меня чувство – азарт – перекрыло все остальные эмоции, оставив глухую боль и отчаяние где-то на задворках сознания. Сейчас у меня была цель, нетерпение первопроходца звало вперед, запрещало останавливаться и даже не давало страху хоть на мгновение завладеть мной. Я чувствовала себя новым Гагариным, Армстронгом или Куком, и тяга к знаниям не позволяла оформиться хоть сколько-нибудь разумным доводам против этой затеи.
Мысли побежали вперед моего тела, подчиняясь одной задаче – не повторить совершенных ошибок. А они были, и самая явная – моя одежда. Мне повезло, что я не встретила никого разумного и никто не стал свидетелем того, как я щеголяла в крайне коротких пижамных шортиках. Но такое не должно больше случиться.
Что же надеть? Что-то удобное и комфортное, способное помочь мне в сложной ситуации, если вдруг придется уносить ноги или пробираться через джунгли? Но удобное в наше время означает спортивные штаны или джинсы, а это, как мне казалось, довольно спорная одежда. А вдруг там женщины не носят брюки? Или, если носят, женщина в мужской одежде равна по статусу воину? Какой же из меня воин с моим метром шестьдесят и худощавым телосложением? В бою я могу только бегать, да и то с такой скоростью, что исход не вызывал никаких сомнений. Интересно, если я умру там, то умру ли я и здесь? Что-то мне подсказывало, что да, и я вполне могла остаться тогда на морском дне или же переместиться на кровать, а с утра бы родители обнаружили на мокрой постели хладный труп утопленницы.
Так, решено, никаких брюк. И, на всякий случай, никаких коротких юбок, потому что не факт, что тогда я не пожалею о том, что не выглядела, как воин. Выглядеть, как девушка легкого поведения, – тоже то еще удовольствие.
Я порылась в шкафу и достала платье, которое надевала на свадьбу сестры год назад. Я была подневестницей, и мне предстояло облачиться в бледно-желтые тона, как и еще четырем подругам Оксаны. Мое платье было длинным, с кружевным верхом, на тонких лямках и с неглубоким вырезом, слегка приоткрывавшим грудь. Юбка из легкого летящего материала, который приятно холодил ноги в тот жаркий июньский день, не стесняла движений при танце. К наряду прилагались туфли на высоком каблуке, но, вспоминая сегодняшний подъем на каменистую вершину острова и опасения, что бегать все же придется, я остановилась на простых белых балетках, которых все равно не будет видно под платьем. Главное, чтобы я снова не попала в воду, вот это будет действительно неудачно, не в последнюю очередь из-за испорченного платья.
Я встала перед зеркалом и окинула себя взглядом. Платье было красивым, но, если там меня встретит эпоха Ренессанса или чего-то подобного, оно, естественно, окажется излишне простым. Но ничего лучше и, что не менее важно, длиннее у меня просто нет. Русые волосы под светом электрической лампы отливали золотом, но я не стала их собирать в прическу, оставив свободно спускаться ниже лопаток. Зеленые глаза с расширившимися зрачками возбужденно поблескивали в отражении, и рука тянулась их подкрасить, привести себя в вид, более подобающий такому выходному платью. Но образ моря и ледяной воды стоял перед глазами, и я не была уверена, что наведение красоты не окажется напрасным. Я знаю, что я симпатичная, а ямочки на щеках делали меня милой и придавали более юный вид, который вкупе с моим невысоким ростом превращал в кого-то более легкого и воздушного. Внешность была обманчива, скрывая под собой серьезную девушку двадцати двух лет с непростым характером и непроходящей болью в сердце.
Я посмотрела на свое отражение, потом на экран мобильного телефона, запоминая время. В этот раз решено было не ложиться на кровать, чтобы не оказаться случайно у кого-то под ногами или копытами. Я замерла, закрывая глаза. Теперь то ощущение приходило легче, стоило лишь сосредоточиться, вспомнить его, как оно мгновенно поглотило меня, растворяя без остатка.
Шум оглушил меня. Чей-то грубый и резкий голос зло матерился, другой кричал, срывая свой мощный командный тон на нечеловеческий рык: «Не отступа-а-ать!» Лязг оружия, пыхтение, отвратительный смрад, вбирающий в себя вонь немытых тел, пота, навоза и терпкий запах крови. Меня грубо толкнули, вынуждая распахнуть глаза.
Маленькое ущелье посреди высоких и острых шпилей гор было практически полностью забито народом. Живая баррикада из тел, закованных в грязные металлические доспехи, ходила волной, еле сдерживая превосходящий удар противника. Именно оттуда слышался лязг и крики, я же оказалась немного позади, среди хаотичного скопления раненых, больше напоминающих груды покореженного металла.
Приглядевшись, я поняла, что окружена вовсе не людьми, как мне показалось вначале. Издали было не разобрать, кто же внутри доспехов, но немало раненых мужчин с опущенными забралами лежали прямо на каменистой пустоши, ожидая, когда же им окажут помощь, чтобы вновь рвануть в бой. Их лица были в брызгах крови, но общие черты все же определялись: крючковатый и крупный нос, маленькие шустрые глазки, рот с то ли просто крупными зубами, то ли вообще с клыками. Но главным отличием от людей был их рост – все пробегающие мимо, в направлении ущелья, существа доходили мне до плеч или, в редких случаях, до мочек ушей.
Я растерянно озиралась по сторонам и даже начала думать, что невидима, так как никто не обращал на меня хоть сколько-нибудь пристального внимания. Пару раз меня снова задели плечом, на этом доказательства моей материальности закончились.
Из ступора меня вывел тот же командный полурык-полукрик:
– Эй, ты что тут забыла?
Я обернулась, практически безошибочно определяя обладателя громкого голоса. Его шлем был снят, и я смогла детально рассмотреть грубое лицо, покрытое то ли оспинами, то ли мелкими шрамами, мясистый нос, черные пронзительные глаза под кустистыми бровями и гриву сальных, давно не мытых волос, собранную в растрепанную косу. Он сидел прямо на земле, облокотившись спиной о деревянное колесо сломанной повозки, в то время как такая же грязная и неухоженная лекарка накрепко перевязывала его руку какой-то серой тряпкой.
– Я… – я запнулась, ругая на себя, что не удосужилась придумать хоть какое-то оправдание своему внезапному появлению на поле боя. – Я… случайно… тут появилась. Я не хотела, не знала, что тут такое…
– Колдунья, что ль? – Он недобро прищурился, а у меня перед внутренним взором пронеслись образы инквизиции и пылающих костров.
– Нет-нет, что вы, – затараторила я, так и не придумав объяснения, но решив переменить тему. – Я – Александра.
– Добро пожаловать, Лесандра, – процедил он, коверкая мое имя и не выглядя при этом радушным хозяином. – Мое имя Гронд, я тут главный. Не знаю, откуда ты появилась, но убирайся поскорее. Скоро будет жарко, как только они прорвутся.
Гронд кивнул в сторону ущелья, где живая волна теряла силу под мощью атаки противоположной стороны, грозясь обрушиться очередной лавиной покалеченных тел и еще больше ослабить тыл.