— Что же, если это окажется правдой… — Морщинки вокруг глаз судьи углубились, когда он, нахмурившись, задумался. — Для некоторых людей это будет настоящим испытанием. У меня, например, есть проблема со здоровьем, которую мне нужно решить.
— Если нужно посидеть с Руби, или выгуливать ее, или отвести к ветеринару — неважно… Дайте знать, — предложил Макс. — Можете даже не платить. Я сделаю за бесплатно.
— Буду знать, парень. Спасибо. Скорее всего, даже воспользуюсь твоим предложением. — Судья смотрел, как Макс и Руби перетягивают мячик. — Почему у тебя нет собаки?
— У папы аллергия.
— Да? Не повезло ему.
— Не повезло мне.
— Тоже верно.
В дверь постучали. Такса бросила мяч и, тявкая, побежала ко входу.
Макс собрался подняться:
— Я открою.
— Сиди! Сиди. — Судья махнул ему рукой и встал с кресла. — Мне полезно упражняться.
Макс сделал так, как ему велели. Судья прошаркал мимо и скрылся за углом.
— Руби! Успокойся! — проворчал старик.
Сквозь собачий лай Макс услышал, как с деревянным скрипом открывается дверь.
— Добрый день, красавица!
— Приветик, судья. — Мама Джордана. Голос у нее был уставший. Или она выпила? — Хотите прийти к нам на ужин? Мы снова всех приглашаем.
Макс поморщился. Снова?
— Знаешь, я очень занятой человек, — улыбнулся судья. — Но ради тебя отменю пару встреч. Что мне принести?
— Вы милашка. Приносите только улыбку. Если, конечно, вам нравится морской окунь. Эдди только что целую гору принес из магазина. Придется все зажарить, иначе испортится.
— Магазин снова открылся?
— Нет. Но Эдди кое-кого знает.
— Сказочно. Я обожаю окуня.
— Супер! Заходите до заката. Как и вчера. Увидимся!
Дверь закрыла. Секунду спустя судья и Руби появились в гостиной. Макс засунул мячик под бедро, и такса прыгнула ему на коленки, пытаясь достать игрушку.
— У наших соседей очередной пикник.
— Я слышал. — Макс покачал головой, в то время как Руби пыталась подлезть ему под ногу. — Надеюсь, родители не заставят меня идти.
— Почему ты не хочешь идти? Потому что Джордан — балбес?
— Отчасти. Еще потому, что там, кроме взрослых, не с кем разговаривать. А самое главное…
Макс швырнул мяч в коридор. Такса рванула за ним.
— Я просто терпеть не могу рыбу.
Судья уселся обратно в кресло:
— Тогда не ходи. Сейчас и так все плохо. В такое время не нужно заставлять себя есть рыбу.
Дэн
Совершенно обессилев от стресса и низкого уровня сахара, Дэн решил вылечить себя хорошим обедом: подогрел в сковородке теперь уже разморозившееся буррито и хорошенько полил его ананасовой сальсой.
Конечно, он предпочел бы героически поголодать и отдать еду детям. Но дети были привередливые и множество раз провозглашали свою нелюбовь к ананасовой сальсе. К тому же он не знал, где они, черт возьми, шатались.
Дэн думал сходить на поиски, но ему не хотелось оставлять Джен одну надолго — вдруг она пойдет искать алкоголь, который он спрятал в подвале в походном кофре Хлои? К тому же после двух прогулок вверх и вниз по холму его ноги сводило так сильно, что он вряд ли бы смог вернуться домой. Пока буррито разогревалось, Дэн массажировал мышцы и раздумывал над стоящими перед ним острыми вопросами.
Как мне сказать Марти, что им нужно уехать?
Или в качестве альтернативы:
Как мне объяснить Джен, почему я разрешаю им остаться?
Непростой выбор. Если он позволит Марти и Марине остаться и наихудший сценарий окажется реальностью, бездонный желудок его босса станет настоящей угрозой для выживания его семьи.
С другой стороны, если все действительно плохо, вышвырнуть двух людей на улицу означает приговорить их к смерти.
К тому времени, когда Дэн сел за стол, а кастрюля уже отмокала в раковине под тонким слоем воды, которую ему было очень жалко выделять на хозяйственные нужды, Дэн понял, что его решение зависит от ответа на более глубокий вопрос:
Что он должен Марти Каллахану?
Они были знакомы тридцать лет, но хорошо общались только первые и последние четыре года из этого промежутка. Познакомились они осенью 1986 года, когда Марти, дружелюбный полненький футболист-первокурсник из пригорода Кливленда, появился у них в общежитии. Они с Дэном понравились друг другу, но не настолько, чтобы продолжать общение после того, как их расселили в конце года. Вновь пересеклись они на занятиях по писательскому мастерству весной на третьем курсе, и Дэн с удивлением обнаружил, что весельчак-качок, каким он помнил Марти, превратился в прокуренного рокера и теперь мечтал стать Мартином Скорсезе поколения Х.
Дэн попал на писательский курс почти случайно — выехал на мощном тексте, который написал в ночи за пару часов до сдачи. Марти же заработал свое место лишь после тяжелой войны с инструктором, которая длилась три семестра. Эстетическое восприятие Антонии Студиш, любительницы Вирджинии Вульф, совершенно не совпадало с творческими талантами Марти. В третий раз отклонив его рассказ (очередное пропитанное кровью жанровое произведение — в этот раз главный герой не был суровым полицейским или циничным киллером, но он был суровым, циничным полицейским, который втайне работал киллером), она начала подозревать, что Марти Каллахана не существовало на самом деле, что этого студента придумали его коллеги, решившие ее разыграть. Только когда огромный, лохматый и необычайно дружелюбный Марти появился в ее кабинете и принялся умолять ее передумать, Антония сдалась и приняла его на свой курс.
Дэну писательский курс почти перевернул всю жизнь. Почти. Хотя в его рассказах фигурировали стереотипные, но списанные с жизни персонажи, вроде властных еврейских мамочек, его произведения были остроумными, прекрасно продуманными и напоминали работы раннего Филлипа Рота. Впечатленная Антония, которая начала первое занятие с объявления, что не считает правильным ставить оценки за художественные произведения и всем, сдавшим работы вовремя, будет ставить четыре с плюсом, забыла про свои принципы и наградила Дэна пятеркой.
Эта пятерка возымела на Дэна короткий, но опьяняющий эффект. Уже три поколения семейство Альтманов производило на свет недовольных жизнью юристов. Когда тройка по органической химии закрыла Дэну дорогу в мединститут, он с родителями понял, что продолжит эту традицию. Но комментарии Антонии, которые она оставляла на полях произведений Дэна (замечательный оборот речи, отлично раскрываешь характер персонажа через действия, СОВЕРШЕННО этого не ожидала, концовка, достойная О. Генри!), необычайно его воодушевили. Тем более что Антония была настоящим писателем, о ее дебюте восторженно отозвался сам Митико Кукутани. В общем, Дэн стал мечтать, что тоже станет писателем. Мечты одолевали его до середины лета. За распитием напитков в тени семейного пляжного домика в Уэллфлите Дэн обмолвился о своей идее подать документы на магистерскую программу по литературному творчеству. Мать ответила панической атакой, причем такой сильной, что пришлось отвезти ее в больницу.
Дэн был послушным сыном. Три месяца спустя он сдал вступительный тест в юридический вуз и определил свою судьбу.
Если не считать нескольких отдельных попыток написать роман тогда, когда ему было под тридцать (все они умирали через две-три тысяч слов), Дэн не пытался вернуться на творческую стезю — до двадцатипятилетнего юбилея выпуска! Однажды перед ним материализовался Марти Каллахан, одетый в джинсы марки, о которой Дэн никогда не слышал, и в кашемировую толстовку, которая по виду стоила столько же, сколько неделя отпуска в Хэмптонсе. В качестве создателя и исполнительного продюсера Марти только что завершил десятый сезон «Города пуль» — детективного сериала о суровом, циничном полицейском, который втайне работал киллером. Каждую неделю его смотрели четырнадцать миллионов человек, и никого из них Дэн не знал лично. Но притворился, что знает.
— Поздравляю! Классный сериал!
— Спасибо! — Марти выглядел довольным, но при этом скептически щурился. — Ты правда смотрел?
— Ну, не каждую серию. — Дэн выдержал лишь половину пилотного эпизода, который из любопытства заказал на DVD через несколько лет после его выхода. — Но его знают все! Ты часть нашей культуры! (Что в действительности означало: я попадаю на рекламу сериала, когда смотрю футбол.)
— Да, он правда хорошо пошел. — Вдруг у Марти расширились глаза. — Чувак! Я только сейчас понял — ты же был там с самого начала! Литературный курс… С Антонией Студиш… Я же придумал Вика Страйкера буквально на ее парах! — Марти усмехнулся, качая головой. — Боже, как она его ненавидела.
— А… да… — Дэн вспомнил ту весну десятки лет назад, когда все казалось возможным, кроме, может, мысли о том, что труд Марти будет оцениваться в миллионы. — Твой вкус в литературе противоречил ее художественным пристрастиям.
— Мягко говоря, блин.
Дэн рассмеялся:
— Боже мой! Помнишь пенис-пушку?
Марти чуть не завизжал от радости:
— Да! Пенис-пушка!
— О чем ты вообще думал?
— Чувак, да это же гениально! Киборг-убийца с пушкой вместо члена. Типа, подумай — ты робот, нафиг тебе член? Но если ты убийца… тебе точно нужна пушка. И место, куда ее засунуть. Так почему бы не себе в штаны?
— Ты прав. Логично. Очень логичные рассуждения. — Дэна накрыла волна ностальгии. — Ох, блин… лучше всего я помню — прямо очень ярко, — как ты сидишь в общаге после пар, в одной руке огромный бонг…
— Лонг Бонг Сильвер! Обожал его…
— …в другой — твой рассказ про робота-убийцу, и ты читаешь комментарии Антонии вслух, она написала что-то вроде…
— Я помню! Точная цитата: «Метафора с пенисом-пушкой слишком очевидная».
— А ты такой, типа: «Это не метафора! Это просто пенис-пушка!»
Оба затряслись от смеха.
— Ох, блин… — простонал Дэн, когда снова смог говорить. — Где она сейчас, как думаешь?
— Кто, Антония Студиш? Признанный критиками автор «Тычинки»? Самого… — Марти выпятил нижнюю губу и заговорил низким голосом, специально растягивая слова, — жгучего, наполненного аллегорией произведения о сексуальных нравах Викторской эпохи. Чувак, я тебе стопроцентно скажу…