Автор очерка заявляет, что Достоевский еще не разгадан, что его творческий гений до конца не понят и не уяснен. И совсем пророчески звучит концовка:
«Где-то в грядущем таится его более цельное и полное понимание, в каких-то будущих, еще не проявленных умах и душах взойдут семена, посеянные его неутоленными исканиями. Настанет время, когда победно предстанут ясными, доступными и стихийно властными все мысли и загадочные думы трагического певца страданий, когда озарят они немеркнущим светом титаническую фигуру своего бессмертного творца. Будем ждать этих дней. Будем четко прислушиваться и зорко всматриваться».
Рисунок неизвестного художника, опубликованный в газете «Уральская жизнь». 30 января 1911 г.
Достоинство очерка В. Носа в том, что автор рассматривает и говорит о психологическом мастерстве Достоевского. И это верно. Именно этому учатся сейчас писатели всего мира у Достоевского.
Мы говорим сейчас, что Ф. Достоевский создал не просто роман, а роман-трагедию. И в этом смысле оценка жанрового своеобразия творчества писателя верно угадывалась в статьях и очерке о Достоевском, опубликованных в уральской печати. И сегодня эти проблемы находятся в центре внимания нашего литературоведения о Достоевском.
Другая статья о Достоевском в «Уральской жизни» принадлежит С. Тихому. Он пытается доказать: философия героев основных произведений является выражением сущности жизненной программы самого творца «Братьев Карамазовых», «Преступления и наказания» и «Бесов».
И хотя С. Тихий не говорит конкретно, каких основных героев он подразумевает, ибо в названных произведениях образы резко контрастные, тем не менее утверждение С. Тихого спорно и нуждается в соответствующей поправке, внесенной временем. Писатель не столь выражает себя в образе или герое произведения, сколь обобщает, типизирует и тем достигает наиболее яркого художественного выражения.
На газетной полосе дан портрет писателя, опубликовано искреннее стихотворение, посвященное Достоевскому, подписанное «В. Ч.» — вероятнее всего — В. Чекин — уральский публицист и стихотворец. Автор называет Достевского «борцом за свободу» и причисляет его к прославленной плеяде великих людей, составляющих «России гордость и честь». Заключительная строфа, как в фокусе, выражает основную мысль поэта:
Ты слышишь: «Мы — спящие бури,
Затихшие громы в снегах!
Растают весною сугробы,
И вспыхнет над мрачной землей
Бессмертное, вечное пламя
Закованной мысли родной»{4}.
Общественность Екатеринбурга отметила 30-летие со дня смерти Достоевского постановкой «Братьев Карамазовых». Ее осуществил находящийся на гастролях в городе один из популярных в России драматических артистов П. Н. Орленев.
«Его слушали так, как слушают замечательных певцов, — сообщала газета, — затаив дыхание, боясь пропустить какой-нибудь оттенок, переход, какую-нибудь тонко отделанную фразу. Ожил настоящий Дмитрий Карамазов перед зрителями, и страдал, и метался, и бессильно бился в липкой паутине карамазовских противоречий, которую так усердно ткали и ткут серые, пыльные пауки русской жизни»{5}.
Боевой дух материалов, посвященных жизни и творческому пути Ф. Достоевского, не снижается на страницах уральской печати и в 35-летие со дня смерти писателя.
Вот «Пермская жизнь» — только что родившаяся газета, издававшаяся первый год (1916 г.). Автор статьи подписался инициалами «С. М.». Сначала он пересказывает факты биографии писателя, подчеркивая, что Достоевский был «одним из замечательнейших писателей натуралистической школы, глубочайшим психологом», называет его выдающимся «мыслителем, публицистом-журналистом и в то же время жертвой суровой русской действительности его времени, пославшей великого писателя на каторгу».
Обобщая высказанное, автор приходит к выводу:
«Своими произведениями Достоевский не только открыл нам новый, до него мало знакомый мир душевных переживаний страдающих людей, но пробудил в нас интерес к человеку, веря в победу лучших его свойств над низменными инстинктами, научил признавать и в преступнике человека, признавать человеческое достоинство в людях, любить и жалеть человека»{6}.
«Пермские ведомости» — одна из старейших газет на Урале, дала статью П. Пересветова, написанную в остро полемическом духе{7}. Автор прослеживает творческую судьбу писателя, отношение к нему читающих сограждан. Он называет безнадежным течение, которое олицетворяет А. Скабичевский, деливший деятельность Достоевского на два периода: прогрессивный до половины 60-х годов, и затем до конца жизни — реакционный.
По «Пермским ведомостям» можно заключить, что театральный мир Урала не стоял в стороне от творчества писателя. В Пермском театре было показано «Преступление и наказание». В роли Мармеладова выступал Рассатов. Газета отмечала:
«На сцене, собственно, был только один г. Рассатов, который с поразительной реальностью изобразил Мармеладова, в трактире встречавшего Раскольникова и под началом пьяного покаянного настроения рассказавшего ему всю свою «пьяненькую жизнь». Душу выворачивающая страшная правда Мармеладова о жене и дочери Сонечке, ради спасения пошедшей на улицу, передана г. Рассатовым с громадным чувством и драматизмом»{8}.
Рецензент, отмечая именно эту наиболее сильную сторону в исполнении актера, как бы подчеркивал, что Мармеладов и Сонечка, как герои произведения Достоевского, несут в себе осуждение жестокости, социальной несправедливости, они гуманны и человечны.
Заглянем в газеты, выходившие в маленьких уральских заштатных городах, находящихся за сотни верст от губернских центров. Вот статья Н. Черноземцева «Великий каторжник», опубликованная в двух номерах шадринской газеты «Исеть», организованной Н. Здобновым.
Автор смело утверждает:
«…Почти всех великих людей, особенно у нас в России, слава сопровождала за гробом».
Н. Черноземцев обстоятельно говорит о пышности похоронной процессии и со злой иронией замечает:
«Так при участии судей и прокуроров провожали в место последнего упокоения того самого великого писателя, которого 31 год и два месяца перед тем как «государственного преступника» приговорили к «смертной казни через расстреляние»{9}.
До Урала доходят первые произведения Ф. Достоевского, появившиеся на экране. Кинокартина «Братья Карамазовы» демонстрируется в небольшом зале степного города Троицка, и газета «Степь» помещает заметку об этом.
«Если выбросить из величайшего произведения Достоевского, — говорится в заметке, — все психологические переживания, все элементы мысли, то от этого произведения останется именно то, что дает кинематограф — житейская драма.
Кинематографический аппарат в состоянии лишь передать игру физиономий и непосредственные чувства, отражающиеся на лицах. И поэтому, чем в пьесе больше темперамента, тем такие типы рельефнее обозначаются на экране, заставляя нас, порой, с жутким чувством следить за борьбой в человеке двух начал: страстей и добродетелей. Но чем меньше в типах экспрессии, чем больше у них моментов исключительно психологических, моментов, отмеченных напряженной работой мысли, тем тускнее и непонятнее она на экране.
Так именно и обстоит дело с «Братьями Карамазовыми»{10}.
Заметка эта является редким откликом провинциальной уральской печати на первый опыт экранизации романа Достоевского. Автор заметки, подписавшийся инициалами «С. Ц.» — секретарь редакции «Степь», известный на Урале революционер-большевик С. Цвиллинг.
Обзор уральских газет — далеко не полный, но и то, что удалось рассказать, приводит к выводу — личность Ф. Достоевского, как писателя, его время и творчество глубоко интересовали прогрессивную литературную общественность этого обширнейшего края России. Многие авторы пытались показать Достоевского, как национальную гордость русской литературы, художника, внесшего свой достойный вклад в мировую сокровищницу культуры. И в меру своих сил, возможностей и таланта им удалось это сделать.
В. Г. КОРОЛЕНКО И НАШ КРАЙ
1. Уральские адресаты писателя
Первое знакомство Владимира Галактионовича Короленко с Уралом и уральцами произошло в конце 1880 года. Он прибыл в Пермь из глухих мест Вятской губернии, где отбывал ссылку за участие в революционном движении студенчества. Пермь была новым местом его изгнания.
Лишенный всяких средств к существованию, молодой писатель вынужден был заняться сначала сапожным ремеслом, потом устроился табельщиком в мастерские и, наконец, письмоводителем в Управление Горнозаводской железной дороги.
Общительный по натуре Короленко не мог находиться в стороне от кипучей жизни города. Сравнительно быстро он установил связи с политическими ссыльными Перми, группировавшимися вокруг делопроизводителя Управления дороги А. К. Маликова и активного участника «хождения в народ» Н. И. Сергеева. Об этих людях и встречах Короленко расскажет позднее в «Истории моего современника».
От внимательного и наблюдательного глаза художника не могло ускользнуть главное — народная жизнь Урала, в частности Перми, где наряду с разночинной интеллигенцией, социальное лицо города начинали определять рабочие заводов, железнодорожники и водники.
Когда в августе 1881 года царское правительство переправило неугодного писателя в более отдаленные места — Восточную Сибирь, передовая общественность Перми устроила демонстративные проводы В. Короленко. В них приняли участие, по словам самого писателя, его «пермские товарищи и сослуживцы». Произошло столкновение с жандармами.