то иной. Но не станет выдавать его, почему-то твердо верил он. А вот будет ли по-прежнему любить? Он нуждался в ней. С тех пор, как они поселились вместе, он все реже и реже погружался в черную депрессию, регулярно одолевавшую его когда-то. Просто давая ему понять, что любит, она вселяла в него чувство полного покоя и порядка в душе. Он не смог бы обойтись без этого ощущения. Но знал также, что обязан успешно завершить свою главную миссию. И заключил: должно быть, я нуждаюсь в триумфе больше, чем в счастье, а потому готов рискнуть и потерять ее навсегда ради уничтожения Масуда.
Втроем они двигались по тропе вдоль гребня горы на юго-запад, а шум течения стремительной реки внизу громко отдавался в ушах.
– Сколько у вас погибших? – спросил Жан-Пьер.
– Очень много, – ответил один из его спутников.
Жан-Пьер уже привык к подобной неопределенности. Поэтому терпеливо попытался уточнить:
– Пять человек? Десять? Двадцать? Сорок?
– Сто.
Жан-Пьер ему не поверил. Во всем Скабуне не насчитывалось ста человек населения.
– А сколько раненых?
– Двести.
Это становилось просто смехотворно. Либо мужчина ничего не знал, подумал Жан-Пьер, либо намеренно преувеличивал, страшась, что, если он расскажет про относительно малое число жертв, доктор развернется и пойдет обратно в свою клинику. Мог он и вообще не уметь считать даже до десяти.
– Какого рода ранения? – спросил его Жан-Пьер.
– Дырки в телах, глубокие порезы и много крови.
Описание скорее походило на повреждения в результате боевого столкновения. От бомб же люди обычно получали сотрясение мозга, ожоги и сдавленные раны при попадании под тяжелые камни разрушенных домов. Этот человек явно был никудышным свидетелем. Никакого смысла расспрашивать его дальше.
В двух милях от Банды они свернули со скальной тропы и взяли курс на север по дорожке, прежде Жан-Пьеру незнакомой.
– Мы правильно идем к Скабуну? – забеспокоился он.
– Да.
Очевидно, его вели кратчайшим путем, которого он еще не успел для себя открыть. Но в целом они держались более или менее верного направления.
Через несколько минут перед ними показалась одна из тех небольших каменных хижин, где путешественники останавливаются для отдыха или ночлега. К удивлению Жан-Пьера, гонцы, присланные за ним, устремились прямиком к проему лишенного двери входа в нее.
– У нас нет времени на привалы, – сказал он им раздраженно. – Пострадавшие ждут моей помощи.
А потом из хижины вышел Анатолий.
Жан-Пьер был настолько поражен, что чуть не лишился дара речи. Он не сразу сообразил, радоваться ли ему появившейся возможности сообщить Анатолию о совещании или опасаться, что сопровождавшие его афганцы убьют русского.
– Не переживай за меня, – сказал Анатолий, увидев выражение его лица. – Это солдаты афганской регулярной армии. Я отправил их, чтобы вызвать тебя.
– О, мой бог! – Это был блестящий ход. Скабун вовсе не подвергся бомбардировке. Такой предлог придумал Анатолий для организации встречи с Жан-Пьером. – Завтра, – возбужденно заговорил доктор, – завтра произойдет нечто крайне важное…
– Знаю. Все знаю. Я получил твое послание. Поэтому я и пришел сюда.
– Стало быть, вы наконец расправитесь с Масудом?
Анатолий грустно улыбнулся, обнажив пожелтевшие от табака зубы.
– Да, мы теперь сможем взять Масуда. Уйми свои нервы.
Жан-Пьер осознал, что ведет себя как чрезмерно взволнованный ребенок в канун Рождества. Но ему стоило изрядного усилия подавить свой перехлестывавший через край энтузиазм.
– Когда маланг так и не вернулся, я уж было решил…
– Он добрался до Чарикара только вчера, – сказал Анатолий. – Одному богу известно, что задержало его в пути. Почему ты просто не воспользовался радио?
– Рация сломалась, – ответил Жан-Пьер. Он, разумеется, не хотел сейчас вступать в подробные объяснения и упоминать о Джейн. – Маланг готов для меня на все, потому что я снабжаю его героином, на который он основательно подсел.
Анатолий бросил на Жан-Пьера достаточно жесткий взгляд, но в его глазах читалось почти откровенное восхищение.
– Остается только радоваться, что ты на моей стороне.
Теперь уже Жан-Пьер не смог сдержать улыбки.
– Мне нужно узнать от тебя больше подробностей, – продолжал Анатолий. Он обнял француза за плечи и провел его внутрь хижины. Они уселись на земляной пол, и Анатолий закурил сигарету. – Как ты выведал об этом совещании? – задал первый вопрос он.
Жан-Пьер рассказал ему об Эллисе, о пулевом ранении, о беседе Масуда с Эллисом в его присутствии, когда он готовил инъекцию, о слитках золота, о схеме обучения партизан и обещании поставок оружия.
– Просто фантастика! – отреагировал на все это Анатолий. – Где сейчас Масуд?
– Не знаю, но он приедет в Дарг, вероятно, именно сегодня. Самое позднее – завтра.
– Откуда такая уверенность?
– Он сам созвал это сборище. Как же сможет не принять в нем участия?
Анатолий кивнул.
– Опиши мне агента ЦРУ.
– Пять футов и десять дюймов рост, вес – сто пятьдесят фунтов. Светлые волосы, голубые глаза. Ему тридцать четыре года, но выглядит старше. Получил университетское образование.
– Я пропущу эти данные через наш компьютер. – Анатолий поднялся и вышел наружу.
Жан-Пьер последовал за ним.
Анатолий достал из кармана портативную рацию, выдвинул телескопическую антенну, нажал на кнопку и начал бормотать что-то в микрофон по-русски. Затем снова повернулся к Жан-Пьеру.
– Мой друг, ты успешно справился со своим заданием, – констатировал он.
Справедливо сказано, подумал Жан-Пьер. Я действительно добился успеха.
– Когда вы нанесете удар? – спросил он.
– Завтра и нанесем, конечно же.
Завтра. На Жан-Пьера опять нахлынула волна необузданного восторга. Завтра.
Все остальные смотрели куда-то вверх. Он проследил за их взглядами и заметил снижавшийся вертолет. Анатолий, по всей видимости, вызвал его по рации. Русский окончательно отбросил всякую осторожность. Игра почти закончилась. Оставалась завершающая стадия, когда скрытность и маскировка уступали место дерзости и стремительности действий. Летательный аппарат закончил спуск и не без сложностей приземлился на единственном небольшом ровном участке в сотне ярдов от хижины.
Жан-Пьер приблизился к вертолету вместе с тремя другими мужчинами. Он уже гадал, что ему делать, когда они улетят. В Скабуне его не ждала никакая работа, но он не мог сразу вернуться в Банду, чтобы там не поняли – не существовало никаких жертв бомбежки, чьими ранами его вызвали заниматься. Он решил переждать несколько часов в хижине и только потом отправиться домой.
Он протянул ладонь Анатолию для прощального рукопожатия.
– Au revoir.
Но Анатолий и не думал прощаться с ним.
– Забирайся внутрь.
– Что?!
– Садись в вертолет.
Жан-Пьер был поражен до глубины души.
– Зачем?
– Ты полетишь с нами.
– Куда? В Баграм? На русскую территорию?
– Да.
– Но не могу же я…
– Прекрати причитать и послушай меня. – Анатолий говорил спокойно, но ему явно приходилось проявлять при этом терпение. – Во-первых, твоя работа закончена. Твоя миссия в Афганистане завершена. Ты добился поставленной перед тобой цели. Завтра мы захватим Масуда. Ты же можешь отправляться домой. Во-вторых, одновременно ты стал для нас фактором риска. Тебе известен наш план на завтра. А потому из соображений безопасности не должен оставаться в лагере повстанцев.
– Но я никому ни о чем не расскажу!
– А что, если тебя подвергнут пыткам? Или станут пытать жену у тебя на глазах? Или хуже того: начнут медленно отрезать конечности твоей малышки-дочери в присутствии жены?
– Да, но какая участь их ждет, если я отправлюсь с вами?
– Завтра во время рейда мы возьмем их в плен, а потом прямиком доставим к тебе.
– Ушам своим не верю.
Впрочем, Жан-Пьер понимал, что Анатолий прав, но сама по себе идея не возвращаться больше в Банду стала до такой степени неожиданной, что он совершенно растерялся. Будут ли Джейн и Шанталь в безопасности? В самом ли деле русские займутся ими специально и увезут оттуда? Действительно ли в намерения Анатолия входила отправка всей семьи в Париж? И как скоро они смогут покинуть Афганистан?
– Садись в вертолет, – повторил Анатолий.
Два афганских солдата стояли по обе стороны от Жан-Пьера, и он понял, что ему не оставляют выбора. Если он откажется, они силой затащат его на борт вертолета.
И он взобрался внутрь.
Анатолий и оба афганца запрыгнули следом, и «вертушка» сразу взмыла в воздух. Никто даже не потрудился закрыть дверь.
По мере подъема вертолета Жан-Пьеру впервые представилась возможность увидеть долину Пяти Львов с высоты птичьего полета. Белая от пены река зигзагом пролегла среди серо-коричневой земли, напомнив ему очертаниями шрам от старой ножевой раны на смуглом лбу Шахазая Гуля, брата повитухи. Он разглядывал кишлак Банда, окруженный желтыми и зелеными полями, но как ни всматривался в вершину холма, где располагались пещеры, не мог заметить там никакого движения людей – местные жители нашли для своих временных убежищ очень надежное укрытие. Вертолет поднялся еще выше, развернулся, и Банда пропала из виду. Жан-Пьер теперь старался отмечать знакомые ему точки в окрестностях. Я провел там целый год своей жизни, думал он, а теперь уже больше никогда не вернусь туда. Ему попался на глаза кишлак Дарг с необычной формы куполом мечети. Эта долина представляла собой твердыню Сопротивления, но уже завтра станет мемориалом провала повстанцев. И только благодаря мне, пришла льстившая самолюбию мысль.
Внезапно вертолет совершил резкий вираж к югу, пролетел над горным хребтом, и уже через какое-то мгновение вся долина перестала просматриваться даже с большой высоты.
Глава одиннадцатая
Когда Фара узнала, что Джейн и Жан-Пьер покинут кишлак уже со следующим караваном, она рыдала целый день напролет. Она успела крепко привязаться к Джейн, а Шанталь просто обожала. Джейн не могло это не радовать, но порой все же смущало: создавалось впечатление, что Фара любит Джейн сильнее, чем родную мать. Однако девочка, как казалось, быстро смирилась с мыслью о неизбежном расставании с Джейн, и уже на следующий день пришла в себя, проявляя привычную преданность, но больше ничем не выдавая всей глубины своего огорчения.