Она будет так рада снова встретиться с мужем, размышлял Жан-Пьер, что легко простит обман, поймет справедливость его мнения о Масуде, и все плохое быстро забудется. Правда, на мгновение ему пришла в голову мысль, не выдает ли он желаемое за действительное. Нет, решил Жан-Пьер. Слишком хорошо он ее знал и сумел за год сделать из нее в целом послушную, покорную его воле жену.
И ей будет известно обо всем. Она войдет в число тех немногих людей, кому останется известен секрет, кто сможет оценить огромные масштабы его успеха. И он мог только радоваться этому.
Жан-Пьер надеялся, что Масуда взяли в плен, а не убили на месте. Если русские схватили его, он попадет под суд, и тогда все мятежники узнают: с ним покончено навсегда. Впрочем, смерть тоже помогала добиться этой цели при условии наличия трупа для всеобщего обозрения. Если же не будет трупа или хотя бы изуродованного до неузнаваемости тела, пропагандисты повстанцев, засевшие в Пешаваре, выпустят заявление для прессы, утверждая, что Масуд по-прежнему жив и невредим. Конечно, рано или поздно станет очевидной его гибель, но первоначальный эффект окажется несколько скомканным. Жан-Пьер все душой желал, чтобы труп попал в руки русским.
Из коридора до него донеслись звуки шагов. Интересно, пришел Анатолий или Джейн? А быть может, они оба? Но шаги были явно топотом мужских сапог. Он открыл дверь и увидел перед собой двух рослых и крепких русских солдат, а с ними – третьего человека, не столь могучего сложения, но в мундире офицера. Несомненно, они явились, чтобы отвезти его туда, где сейчас находились Анатолий и Джейн. Он почувствовал некоторое разочарование. Бросил вопрошающий взгляд на офицера, а тот сделал непонятный ему взмах рукой. Солдаты бесцеремонно вломились в комнату. Жан-Пьер попятился, протестующий возглас уже вертелся на языке, но он не успел произнести ни слова, когда стоявший ближе к нему рядовой сгреб его за ворот рубашки и направил удар огромного кулака прямо в лицо.
Жан-Пьер взвыл от боли и страха. Второй солдат ударил его носком тяжелого сапога в пах. На сей раз боль стала нестерпимой, и Жан-Пьер упал на колени, понимая, что настал самый ужасный момент в его жизни.
Двое солдат заставили его подняться и удерживали в стоячем положении, ухватив с обеих сторон за руки, а в комнату теперь вошел их командир. Сквозь пелену выступивших на глазах слез Жан-Пьер разглядел низкорослого коренастого молодого человека со странной деформацией лица, половина которого выглядела опухшей и даже вздутой, отчего казалось, будто он все время усмехается. В обтянутой перчаткой руке он сжимал дубинку.
А затем в течение не менее пяти минут солдаты держали содрогавшееся и сотрясавшееся тело Жан-Пьера, пока офицер наносил ему деревянной дубинкой град ударов по лицу, по плечам, по коленям, по лодыжкам, в живот и в пах. Причем каждый удар оказывался выверенно точным и исполнялся с невероятной злобой, а между каждым следовала умело рассчитанная пауза, чтобы агония от предыдущего была Жан-Пьером до конца прочувствована, и он начинал паниковать за секунду перед новым. Поэтому удар заставлял его кричать от боли, а пауза вызывала вопль от предчувствия следующего. Наконец выдалась более длительная пауза, и Жан-Пьер начал причитать, не зная, понимают они его или нет:
– Умоляю, пожалуйста, не бейте меня больше, сэр. Я сделаю все, что от меня требуется. Все, чего вам захочется. Но только, пожалуйста, не бейте меня, не надо…
– Достаточно! – раздался голос мужчины, говорившего по-французски.
Жан-Пьер открыл глаза и всмотрелся сквозь кровь, струившуюся со лба по лицу, стараясь разглядеть, кто стал его спасителем и произнес заветное «достаточно». Это был Анатолий.
Солдаты позволили Жан-Пьеру медленно опуститься на пол. Все его тело словно горело на медленном огне. Каждое движение причиняло мучения. Казалось, все его кости переломаны, яйца разбиты всмятку, а лицо раздулось и ощущалось огромным. Стоило ему открыть рот, как из него тоже потекла кровь. Он сглотнул и заговорил, шевеля непослушными теперь губами:
– Почему… За что они так со мной?
– Ты прекрасно знаешь причину, – сказал Анатолий.
Жан-Пьер очень медленно и осторожно помотал головой из стороны в сторону, стараясь изо всех сил не лишиться остатков рассудка.
– Я рисковал для вас жизнью… Делал все возможное… Так за что же?
– Ты заманил нас в ловушку, – ответил Анатолий. – Из-за тебя сегодня погибли более восьмидесяти человек.
Значит, нападение сорвалось, догадался Жан-Пьер, и почему-то вину за провал возложили на него.
– Нет, – выдавил из себя он. – Это не я…
– Ты рассчитывал сбежать и оказаться в сотне миль от нас, когда твой капкан сработал бы, – продолжал Анатолий. – Но я перехитрил тебя, заставив сесть в вертолет и улететь вместе со мной. Так что теперь тебе не уйти от заслуженного наказания, которое станет еще более мучительным, а продлится очень и очень долго.
Он отвернулся.
– Нет! – вскричал Жан-Пьер. – Подожди!
Анатолий снова встал лицом к нему.
Жан-Пьер отчаянно обдумывал, как выкрутиться, несмотря на отупляющую боль в голове.
– Я приехал в эту страну… Рисковал жизнью… Снабжал вас информацией о перемещении караванов… Вы затем нападали на них… Я принес вам столько пользы, что это оправдывает потерю восьмидесяти человек… В ваших действиях нет никакой логики… Никакой! – Он собрал все остатки воли в кулак и сумел произнести самую важную, а главное – вполне связную фразу: – Если бы я знал о ловушке, то обязательно предупредил бы вчера, а потом умолял бы о снисхождении.
– Так откуда же им стало известно о готовившемся нападении на тот кишлак? – властно потребовал ответа Анатолий.
– Они каким-то образом догадались о нем…
– Как?
Жан-Пьер напряг все свои умственные способности, хотя в мозгу царил хаос.
– Скабун действительно подвергли бомбардировке?
– По-моему, нет.
Вот он, путь к спасению, понял Жан-Пьер. Кто-то узнал, что Скабун не бомбили.
– Вам следовало нанести там бомбовый удар, – смелее заявил он.
Теперь Анатолий всерьез задумался.
– В таком случае у них есть кто-то, умеющий делать верные умозаключения на основе самых ничтожных фактов.
Джейн, подумал Жан-Пьер, и в этот момент он всем сердцем ненавидел ее.
– У Эллиса Талера имеются особые приметы? – спросил Анатолий.
Жан-Пьером владело одно желание: упасть в обморок, лишиться чувств, – но он опасался, что его снова примутся избивать.
– Есть, – ответил доктор с самым жалким видом. – Крупный шрам на спине, формой напоминающий крест.
– Тогда это все-таки он, – почти прошептал Анатолий.
– Кто же?
– Джон Майкл Рейли. Тридцать четыре года. Родился в Нью-Йорке. Старший сын строительного подрядчика. Не завершил курса обучения в калифорнийском университете Беркли. Позже дослужился до звания капитана морской пехоты США. Агент ЦРУ с 1972 года. Семейное положение: разведен. Имеет ребенка. Однако местонахождение его бывшей семьи держат в строгом секрете. – Он сделал жест рукой, словно желал отмахнуться от излишних сейчас подробностей. – Не сомневаюсь, это он предвидел мою атаку на Дарг сегодня. Он очень умен и опасен. Если бы мне дали возможность выбирать для себя всего одну цель среди всех агентов западных империалистических разведок, я бы предпочел схватить именно его. За последние несколько лет он нанес нам непоправимый урон по меньшей мере в трех случаях. В прошлом году в Париже уничтожил сеть нашей агентуры, для создания которой нам понадобилось семь или восемь лет кропотливой работы. Годом ранее он выявил человека, внедренного нами в секретную службу США еще в 1965 году, а тот мог однажды подобраться вплотную к самому президенту и убить его. А теперь мы столкнулись с ним здесь.
Жан-Пьер, стоя на коленях, обхватив руками избитое тело, понуро опустил голову и в отчаянии закрыл глаза. Он понял, что все это время плавал слишком мелко, ни о чем толком не знал и позволил слепо втянуть себя в противостояние с подлинными гроссмейстерами этой безжалостной игры. Он ощущал себя беззащитным и нагим ребенком, оказавшимся в логове львов.
А ведь он еще и имел наивность питать самые амбициозные надежды, строить грандиозные планы. Работая в одиночку, он стремился нанести афганскому Сопротивлению такой удар, чтобы оно уже не сумело от него оправиться. Он должен был изменить весь ход истории в этой части планеты. И тем самым отомстить самодовольным правителям Запада – обмануть и привести в замешательство истеблишмент, предавший и убивший его отца. Но его ожидал не триумф, а самое горькое поражение. Победу отняли у него в самый последний момент. Эллис лишил его заслуженной славы победителя.
Голос Анатолия доносился до него смутным бормотанием откуда-то издали.
– Теперь мы можем быть уверены, что он добился от мятежников того, чего хотел. Детали нам не известны, но общая картина вырисовывается достаточно четко: договор об объединении всех лидеров бандитских группировок в обмен на американское оружие. Такого рода соглашение затянет нашу борьбу с Сопротивлением еще на многие годы. Нам необходимо пресечь их совместные действия еще до того, как они к ним приступят.
Жан-Пьер открыл глаза и осмелился посмотреть на него.
– Но как?
– Нужно поймать этого человека до его возвращения в Соединенные Штаты. Сделать так, чтобы там никто не узнал, что ему удалось добиться договора об объединении. Тогда мятежники не получат оружия, и вся его схема рухнет, не начав работать.
Жан-Пьер слушал его увлеченно, превозмогая боль, почти не чувствуя ее. Неужели у него все еще будет шанс свершить свое возмездие?
– Его захват почти компенсирует нам неудачу с Масудом, – продолжал Анатолий, наполняя душу Жан-Пьера новой надеждой. – Мы не только нейтрализуем одного из наиболее опасных агентов империализма. Только подумай: взять в плен живьем видного сотрудника ЦРУ здесь, в Афганистане… Уже три года американская пропагандистская машина твердит на весь мир, что афганские бандиты – это борцы за свободу, ведущие героическую схватку, как Давид с Голиафом, против всей мощи Советского Союза. А мы добудем доказательство, подтверждение того, о чем говорили все это время. Убедим всех, что Масуд и прочие лидеры мятежников – всего лишь лакеи американского империализма. Мы устроим над Эллисом публичный суд…