– Он очень странно держится, – заметила Джейн. – Думаю, он сам пострадал.
– Твой муж указывает Анатолию в нашу сторону? – спросил Эллис.
– Ему неизвестно о существовании этого укрытия. О нем никому не известно. Они могут видеть нас оттуда?
– Нет.
– Но ведь мы их видим, – с сомнением сказала Джейн.
– Только потому, что они стоят во весь рост на равнине. А мы лежим, притаившись под спальным мешком, полностью сливающимся с камнями холма. Он не сможет разглядеть нас, не зная точно, в какое именно место нужно смотреть.
– Стало быть, он указывает на пещеры?
– Вероятно.
– Советует русским проверить их.
– Да.
– Но ведь это ужасно! Как только он может… – Ее голос затих, но после паузы она продолжала: – Впрочем, разумеется, именно чем-то подобным он занимается с тех самых пор, как впервые попал сюда. Предает афганцев, выслуживаясь перед русскими.
Эллис заметил, как Анатолий начал что-то говорить в переносную рацию. Минутой позже один из круживших в воздухе «Ми-24» прогрохотал прямо над головами Эллиса и Джейн, чтобы приземлиться где-то у вершины холма, став для них невидимым.
Жан-Пьер и Анатолий шли теперь прочь от мечети. Жан-Пьер явно прихрамывал.
– Да, похоже, он действительно ранен, – сказал Эллис.
– Хотела бы я знать, как он получил ранение.
Эллис догадывался, что Жан-Пьера попросту жестоко избили, но предпочел промолчать. Он все еще не мог разобраться, какие мысли одолевали Джейн. Она видела своего мужа в сопровождении офицера КГБ – полковника КГБ, как заключил Эллис, разглядев мундир. А сама лежала в импровизированной постели с другим мужчиной. Неужели она могла испытывать при этом чувство вины? Могла ли стыдиться самой себя? Считать неверной женой? Или же ни о чем не сожалела? Ненавидела она Жан-Пьера или всего-навсего переживала глубокое разочарование в нем? Любила ли она его, и если да, то что теперь осталось от прежней любви?
– Что ты сейчас чувствуешь при виде него? – прямо спросил он.
Она смерила Эллиса долгим и жестким взглядом. На мгновение ему показалось, что он рассердил ее, но на самом деле Джейн отнеслась к его вопросу крайне серьезно. Наконец она ответила:
– Мне очень грустно.
И отвернулась, чтобы снова наблюдать за происходящим в кишлаке.
Жан-Пьер и Анатолий направлялись к дому Джейн, где на крыше лежала спрятанная от всех Шанталь.
– Мне кажется, они разыскивают в первую очередь меня, – сказала Джейн.
Выражение тревоги и страха на ее лице стало еще более отчетливым, пока она следила за двумя мужчинами внизу. Эллис с трудом верил, что русские нагрянули сюда на нескольких вертолетах с крупной воинской группировкой только лишь для поисков Джейн, но свои мысли снова предпочел не озвучивать.
Жан-Пьер и Анатолий пересекли двор дома лавочника и вошли внутрь.
– Только не надо плакать, малышка моя, – прошептала Джейн.
Поистине выглядело чудом, как долго ребенок продолжал спать, подумал Эллис. Хотя представлялось вполне возможным, что девочка вовсе уже не спала и плакала во весь голос, но ее плач тонул в шуме вертолетов. Солдаты тоже могли не расслышать ее криков, поскольку в то время прямо над ними кружились «вертушки». Но вот более чуткое ухо отца могло различить звуки, которые не привлекли внимания равнодушных ко всему чужаков. Вероятно…
Мужчины вышли из дома.
На некоторое время они задержались во дворе, ведя оживленный разговор. Жан-Пьер затем своей хромой походкой подошел к деревянной лестнице для подъема на крышу. С заметным трудом взобрался на первую ступень, но сразу же вернулся на землю. Последовал еще один краткий обмен репликами, и на крышу полез русский.
Эллис затаил дыхание. Анатолий легко сумел преодолеть подъем и ступил на крышу дома. Как это сделал прежде простой солдат, он посмотрел на груду постельного белья, оглядел соседние крыши и снова сосредоточился на непосредственном окружении. Уподобившись рядовому, он ткнул сапогом в матрац Фары. Затем встал на колени рядом с укрытием Шанталь.
Осторожно откинул край простынки.
Джейн издала нечленораздельный возглас, когда показалось розовое личико дочери.
Если им нужна Джейн, думал Эллис, они возьмут Шанталь немедленно, поскольку понимают: мать не замедлит сдаться на их милость, лишь бы оказаться снова со своим ребенком.
Анатолий тем не менее ничего не предпринял сразу, а какое-то время пристально разглядывал сверток с младенцем.
– Боже, я больше не выдержу этого, не выдержу, – простонала Джейн.
Эллис не ослаблял своей крепкой хватки и сказал:
– Подожди еще чуть-чуть. Подожди. Мы все скоро увидим.
Он напрягал взгляд, чтобы четче разглядеть личико Шанталь, но расстояние оказалось слишком велико для этого.
Казалось, русский пребывает в глубокой задумчивости.
Внезапно он принял решение.
Снова опустил край простыни, прикрыв лицо девочки. Поднялся и отошел в сторону от нее.
Джейн разразилась слезами.
Глядя с крыши вниз, Анатолий обратился к Жан-Пьеру, отрицательно помотав головой. Потом спустился во двор.
– Интересно, почему он так поступил? – удивленно спросил Эллис, теперь уже размышляя вслух.
Движение головой, предназначавшееся для Жан-Пьера, означало, что на крыше якобы никого не оказалось. Трактовать это приходилось однозначно: Жан-Пьер желал найти свою дочку, но это не входило в планы Анатолия. Жан-Пьер стремился снова встретиться с Джейн, а русского интересовала вовсе не она.
Тогда кто же интересовал его?
Ответ напрашивался сам собой. Он начал охоту на Эллиса.
– Теперь я понял свою оплошность, – сказал Эллис, обращаясь больше к самому себе.
Жан-Пьеру были нужны Джейн и Шанталь. Анатолий искал исключительно Эллиса. Он отчаянно желал жестоко отомстить за вчерашнее унижение, но даже важнее для него стало любыми средствами предотвратить возвращение Эллиса на Запад с договором, подписанными всеми лидерами повстанцев. Эллиса он намеревался предать суду, чтобы доказать всеми миру поддержку, получаемую мятежниками из США через агентов ЦРУ. Мне следовало уяснить для себя все это еще вчера, с огорчением думал Эллис, но меня полностью захватила эйфория от достигнутого успеха, а мои мысли целиком сосредоточились на Джейн. Причем Анатолий не мог знать наверняка, что я нахожусь именно здесь. Я ведь мог задержаться в Дарге или отправиться в Астану, или же вообще уйти в горы с основным отрядом Масуда. Он всего лишь строил предположения на основе ненадежных фактов, но инстинктами русский обладал исключительно верными, и его догадка оказалась весьма точной. Это был опасный противник, и схватка с ним еще далеко не завершилась. Джейн неудержимо рыдала. Эллис поглаживал ее волосы, бормотал утешающие слова, исподволь наблюдая, как Жан-Пьер и Анатолий возвращаются к тем вертолетам, которые приземлились в поле и стояли там, не заглушая работу двигателей и разрезая винтами воздух.
«Лань», совершившая чуть ранее посадку на вершине холма над головами Эллиса и Джейн, взмыла в небо. Эллиса беспокоила судьба семи раненых партизан, брошенных в пещере-клинике. Их просто допросили с пристрастием? Или же взяли в плен?
Жан-Пьер и Анатолий взошли на борт одного из «Ми-24». Зловещие до уродства машины стали одна за другой взлетать, постепенно поднимаясь над вершинами окрестных холмов, после чего набрали скорость и помчались на юг.
Эллис, прекрасно знавший, что сразу попытается сделать Джейн, удержал ее, сказав:
– Подожди еще немного, пока вертолеты не скроются из виду окончательно. Иначе рискуешь все испортить в самый последний момент.
Она кивнула, изобразив на мокром от слез лице молчаливое согласие с ним.
Местные жители цепочкой потянулись из мечети, все еще насмерть перепуганные. Взлетел и взял курс на юг последний из вертолетов. Джейн сразу же выбралась из спального мешка, натянула на себя брюки, поспешно облачилась в рубашку и бросилась бегом по тропе вниз, спотыкаясь, чуть не падая, на ходу застегивая пуговицы. Эллис смотрел ей вслед, ощущая, что она сейчас в известной степени пренебрегла им, хотя понимал, что это чувство лишено рациональных оснований, но не мог от него избавиться. Ему не стоит тут же навязывать ей снова свое общество, решил он. Нужно дать ей возможность успокоиться и насладиться обретением ребенка, которого она так боялась потерять.
Джейн скрылась позади дома муллы. Эллис оглядел кишлак, где жизнь начала возвращаться в нормальное русло. Доносились крики и возбужденные голоса. Дети принялись носиться кругами, играя в вертолеты, наводили друг на друга воображаемые автоматы и даже сгоняли кур во дворы, чтобы допросить. Взрослые неспешно расходились по домам. Многие выглядели подавленными и хмурыми.
Эллис вспомнил о семи раненых партизанах и одноруком мальчике, оставленных в клинике среди пещер. Нужно проверить, что с ними, подумал он. Оделся, скатал в рулон спальный мешок и принялся взбираться по тропе вверх.
Затем Эллису припомнился Аллен Уиндерман в сером костюме и полосатом галстуке, ковырявшийся вилкой в тарелке с салатом, поданном в одном из ресторанов Вашингтона, который спросил тогда: «Насколько велик риск, что русские сумеют схватить нашего человека?» «Он ничтожен, – ответил Эллис. – Если им не под силу поймать Масуда, то с чего бы им распознать агента под прикрытием, посланного нами для встречи с Масудом?» Теперь бы он ответил иначе. Потому что не учел возможности существования предателя – Жан-Пьера.
– Будь ты трижды проклят, Жан-Пьер! – произнес Эллис вслух.
Он добрался до площадки у вершины холма. Из клиники в пещере не доносилось ни звука. Оставалось надеяться, что русские не взяли с собой Мусу, как и раненых партизан. Мохаммед будет безутешен, если что-то подобное случилось.
Он вошел в пещеру. Солнце стояло уже высоко. Его лучи проникали внутрь, делая все отчетливо видимым. Все восемь человек находились там, но лежали совершенно неподвижно.
– У вас здесь все в порядке? – спросил он на дари.
Отзыва на вопрос не последовало. Никто даже не пошевелился.