ее, после всего, что она до нас сделала.
– Я не делала новых попыток целых два дня, – возразила я. – По крайней мере, дайте мне еще один день.
Теперь Лилиан Грей лежала на своей узкой кровати, уткнувшись лицом в подушку. Я чувствовала, исходившее от нее раздражение, и не пыталась поймать ее руку, которой она снова и снова колотила по покрытому пленкой матрасу.
Я вздохнула и потерла лоб.
– Ладно. Мы сделаем перерыв.
– Что мы должны сообщать остальным о ее состоянии? – спросила сенатор Круз.
Вайда и Толстяк обещали держать язык за зубами. И если кто-то из детей пристанет с вопросами, они ответят, что женщина устала и ей нужен отдых. Так что это дало мне немного времени, чтобы я могла выяснить, как ей помочь.
Возможность открыться остальным я даже не рассматривала. Если Лилиан Грей увидят в таком виде – дети поймут, что их единственный шанс на то, чтобы расшифровать исследование и данные о лекарстве, которые у нас есть, выглядит… вот так… Это только еще сильнее подтолкнет их на сторону Лиама. На ту сторону, которая, с их точки зрения, на самом деле хоть что-то делала.
Покидая Лос-Анджелес, мы с Коулом сделали ставку на то, что у нас есть информация о причинах и лечении ОЮИН, и это помогло нам утвердиться среди детей. Но прошло три недели, а нам было все еще нечего им показать, чтобы подтвердить свои обещания. Даже те дети, которых мы вытащили из Оазиса, проводили больше времени в гараже, чем собственно на Ранчо. Я видела их, только когда они приходили на кухню за едой, и даже тогда они просто забирали ее и уносили в гараж.
– Я собираюсь переделать дверную ручку так, чтобы она запиралась снаружи, – сказал Коул. – Если мы скажем детям ее не трогать, они послушаются.
Если они вообще захотят покидать гараж.
– Я беспокоюсь об агентах… о Кейт, – сказала я. – Какая реакция последует, когда власти узнают, что Лиге больше не на что их обменивать.
– Лига будет держать их в неведении так долго, как это вообще возможно, – заверил меня Коул. – И я уже рассказал тебе, что сообщил мне Гарри. Он и еще несколько людей, которые когда-то были в его отряде спецназа, собираются расследовать сообщения о секретной тюрьме в районе Тусона. Похоже, решили стряхнуть пыль с зеленых беретов.
Как Гарри удалось найти сведения о секретной тюрьме, которая по определению не упоминалась ни в каких официальных документах, было за пределами моего понимания. Но я не хотела пытаться вытащить из Коула эту информацию в присутствии сенатора Круз.
– Это многообещающе, – кивнула она, слабо улыбнувшись мне. Я покачала головой. Это вообще почти ничего не значило.
Я сняла с Лилиан бейсболку и попыталась помочь ей поудобнее устроиться под одеялом. Она повернула ко мне свое истощенное лицо, на котором по-прежнему виднелись следы былой красоты.
Она нахмурилась, и внезапно я увидела не ее, а ее сына.
– Албан хотел бы, чтобы вы оставались здесь, с нами, – приветливым тоном сказал Коул. – У вас здесь есть друзья. Друзья. Безопасность.
– Албан? – Лилиан резко выпрямилась, запутавшись ногами в одеяле, которым я ее так аккуратно укрыла. – Джон?
Мы с Коулом быстро переглянулись, но она тут же вернулась к своему обычному бормотанию бессмыслицы себе под нос.
– Сча… эт… уг… мо…
Он подошел к маленькому столу справа от входа и открыл ящик.
– Доктор Грей, мы хотели бы, чтобы вы посмотрели на кое-какие бумаги после того, как немного отдохнете. Я просто оставлю это здесь. Но это может быть, хм, немного сложно. Тут таблицы…
– Таблиииицы.
Коул поднял их, чтобы ей было видно – и Лилиан Грей отреагировала мгновенно. Она села на кровати и потянулась к бумагам.
– Мозжечок, шишковидное тело, таламус, межжелудочковое отверстие…
Ее голос был совершенно другим – он был ясным, почти осознанным. В нем была определенная четкость, будто она мысленно репетировала каждое слово, прежде чем произнести.
– Лаааадно, – протяжно сказал Коул. – Это было… неожиданно.
А потом она повернулась на другой бок и мгновенно отключилась.
Коул пошел к двери, но я стояла на месте, глядя на ее расслабленное тело. Не знаю, что именно навело меня на идею попытаться снова. Быть может то, что я уже увидела в ее голове, и мне внезапно стало любопытно.
– Что? – спросил Коул, но его голос звучал, все больше удаляясь, по мере того, как я погружалась в ее сознание.
Я старалась касаться его как можно мягче, и вместо того, чтобы пытаться найти путь в сверкающих образах, которые один за другим вспыхивали за моими веками, я позволила потоку унести меня. Я видела учебники, сложенные стопкой на столе, молодых людей в костюмах, вышедших из моды десятки лет назад, киноэкран, мерцающий в темноте, букет роз, который гармонировал с ее платьем, президента, моложе и симпатичнее, который ждал ее на другом конце дорожки, украшенной цветочными гирляндами. Больницы, автомобили; игровые площадки, детская одежда, ребенок с темными волосами, сидящий за кухонным столом, спиной ко мне – все эти короткие моменты были связными, они текли так плавно, будто я направляла их своей рукой. Потом все изменилось – отблески ее жизни скрылись за радужными разводами, и вот я уже падала сквозь белый туман, и вокруг меня ничего не было.
Сон. Теперь она спала достаточно глубоко, чтобы ее тело и разум расслабились. Когда я покинула ее голову и отошла от ее кровати, она даже не шелохнулась.
– Что? – спросил Коул. – Что ты видела?
Я видела ее сознание, которое функционировало, в котором были связные, цельные воспоминания.
И теперь я была растеряна больше, чем когда-либо.
– Думаю… – начала я, поднимаясь с колен. – Думаю, мне надо поговорить с Толстяком.
Либо предполагая, что он может понадобиться, либо влекомый собственным любопытством, Толстяк пришел в компьютерный класс, где уселся на один из пустых столов недалеко от входа. Вокруг него будто стены крепости возвышались стопки устрашающе толстых книг. Некоторые Зеленые унесли ноутбуки в гараж, чтобы работать над проектом Лиама и Элис, но Нико был по-прежнему здесь. Он увидел меня раньше, чем Толстяк, и по выражению его лица я поняла, что сначала должна поговорить с ним.
– Три сообщения, – сказал он. – Во-первых, все готово.
– То, о чем мы говорили? – спросила я его.
Он показал мне черную флешку, которая висела у него на шее.
– Мне остается только уместить ее на носитель поменьше, который я смогу встроить в оправу очков.
– Ты лучший, – сказала я совершенно искренне.
Коул был прав – Нико был нашим человеком, и не только потому, что ему было что доказывать.
Он слегка покраснел, поежившись от моей похвалы, а затем резко понизил голос.
– Второе – вторая вещь, о которой мы говорили.
– Мы говорили о многих вещах, – напомнила я ему.
Нико в несколько кликов и вывел на экран уже знакомый мне лог сервера.
– Кто-то что-то послал? Снова?
– Письмо, два дня назад, в ночь перед тем, как вы отправились в Оазис – этот IP принадлежит к одному из ноутбуков, который тогда еще стоял в этой комнате, – продолжил он. – Письмо ушло на адрес, который теперь удален.
– Может, кто-то связывался с «Рупором»? – спросила я, не пытаясь скрыть горечь в голосе.
Он пожал плечами.
– Повторюсь, самое простое объяснение – обычно самое верное.
Мои глаза слегка расширились.
– Но ты ведь не веришь в это, да?
– Это просто… подозрительно. Лиам представил все так, будто он общался с «Рупором» только лично, так что я не уверен, кто еще стал бы сливать им файлы и почему. Это все бросилось мне в глаза только потому, что это было простое сообщение. Думаешь, это мог быть Коул?
– Я спрошу, – сказала я. – Не знаю, как он связывался со своим отцом.
– Это довольно безопасный способ, – одобрительно сказал Нико. – А Лиам с остальными не пытались скрыть свою деятельность, когда отправляли подборку материалов прошлой ночью.
– Они собрали ее так быстро? – безразлично спросила я. – Что-то из этого попало в прессу?
– Ну… это третье.
Он кликнул по папке на рабочем столе и открыл еще одно новое окно.
– Все эти материалы сейчас недоступны в Сети – цензоры Грея отключили крупнейшие новостные сайты, пока не удалят с них этот репортаж, но фото и видео появляются на тысячах форумов, а также на нескольких сайтах-однодневках, которые «Рупор» запускает в интернет. Они публикуют сотни версий одного и того же сайта с разными адресами и поисковыми словами, вшитыми в код, чтобы по крайней мере один из них появлялся в ответ на поисковые запросы, которые вводит пользователь. Я делал скриншоты всего, что найду на случай, если ты захочешь посмотреть.
В качестве примера он открыл скриншот домашней страницы CNN. Репортаж не просто появился на главной странице, он занимал ее половину: мозаика из фотографий, запечатлевших лагерь снаружи, дети (их лица на фото замазаны), выходящие из спален. Наши спины, когда мы бежали по коридору в те последние моменты, направляясь к двери. Крупнее всего было фото стены с десятками красных отпечатков ладоней, которые, если не всматриваться, можно было принять за кровь. Все это было опубликовано под заголовком «Не Оазис: взгляд изнутри на «реабилитационный» лагерь».
– Еще показали вот это видео, – сказал Нико.
В тот момент, когда загрузился первый кадр, еще на паузе, я точно знала, о чем оно будет.
Моего лица не было видно – Элис снимала все со спины, чтобы запечатлеть детей, выходящих из комнат.
– Меня зовут… – послышался писк, как раз заглушивший мое имя, – я одна из вас. Все мы – такие же, как вы, кроме женщины с камерой. Мы вытащим вас отсюда – увезем в безопасное место. Но вы должны двигаться быстро. Так быстро, как можете, не причиняя вреда себе и другим. Быстро, быстро, быстро, ладно?
Я вцепилась в край стола достаточно сильно, чтобы Нико откинулся на кресле и спросил:
– Я так понимаю, тебя не спросили, прежде чем использовать запись?