Я объяснила эту теорию Толстяку, который кивнул.
– Это вполне похоже на правду. Когда ты намеренно погружаешься в чьи-то воспоминания, ты используешь память о том, как это делается, а не саму память. Ох, в моей голове это звучало не так запутанно. Как бы то ни было – при этом ты становишься уязвимой для другого человека, который может получить доступ к твоим воспоминаниям, своего рода естественная эмпатия с твоей стороны. Представить не могу, чтобы он добровольно рискнул хоть в чем-то потерять контроль над собственным сознанием или что у него есть хоть капля эмпатии. Хочешь проверить это на практике? Может, проверим, сможет ли он заставить меня пошевелить рукой…
– Нет, – в ужасе сказала я. – Я только хочу узнать, на какую систему или на какую часть ее сознания он воздействовал, чтобы привести Лилиан в такое состояние.
Толстяк откинулся на спинку стула, его восторг граничил с ликованием.
– Похоже, мне понадобится некоторое время, чтобы найти ответ. Мне придется прочитать все эти книги.
– Привет, неудачники, – бросила Вайда, входя в комнату, все еще раскрасневшаяся и вспотевшая после тренировки. – Думаю, вы захотите посмотреть, над чем работают в гараже.
Глава восемнадцатая
Когда мы вошли в гараж, я не сразу сообразила, что́ это сооружают в дальнем углу. Из двух белых простыней, скрепленных клейкой лентой, был сделан задник. На его фоне, устроившись на складном стуле, сидела Зу. Ее кожа блестела под потоком света от четырех настольных ламп, направленных на нее наподобие прожекторов. Это была студия. Этакий доморощенный вариант.
Там стояли еще два стула; один лицом к ней, рядом с камерой, для Элис, которая сейчас возилась с ее настройками. Другой для Лиама, который сидел справа от Зу и что-то тихо ей говорил.
Он первым заметил нас и бросил хмурый взгляд в нашу сторону.
– Что происходит? – спросил Толстяк, пытаясь осмыслить увиденное.
– Сузуми согласилась дать интервью, – сказала Элис, вытягивая шею, чтобы посмотреть на нас из-за камеры.
Женщина была по-прежнему одета во все черное, но ее волосы теперь были скручены в неопрятный узел. Рядом с ней лежали два открытых блокнота, страницы были исписаны синими чернилами. Третий лежал у нее на коленях.
Коул сказал, что у вас только один шанс доказать, что это сработает. Я чуть не сказала это вслух, было ли это важно. Через несколько часов не будет никакого реального способа измерить эффект первой подборки материалов, которую они выпустили.
– Какие-то проблемы? – спросил Лиам.
Вайда присвистнула, уже представляя, чем все это кончится. Но, вопреки ожиданиям Лиама, я пришла сюда не для того, чтобы устраивать скандал.
– Зу, – позвала я девочку, – могу я поговорить с тобой? Буквально секунду.
Она тут же кивнула, и я почувствовала, как отпускает напряжение, сжимавшее мои внутренности. Я отвела ее чуть в сторону от остальных.
– Ты не против участия в этом? – спросила я. Сузуми снова убежденно кивнула и сложила пальцы, показывая, что все о'кей. – И ты понимаешь, что, если ты это сделаешь, твое лицо будет повсюду – тебе же это объяснили, верно?
Я не хотела, чтобы Зу думала, будто я обращаюсь с ней как с ребенком, неспособным принимать собственные решения. И я не хотела даже намекнуть на то, что Лиам мог специально обманывать ее. Но мне нужно было услышать подтверждение от нее самой. Когда дело касалось других, моим первым побуждением было выступить в качестве щита, заслонить человека, кем бы он ни являлся, закрыть его от любопытствующих глаз окружающего мира. И Зу, это же была Зу, похоже, это понимала.
Она вытащила из кармана маленький блокнот и написала:
«Я не могу сражаться, верно? Ни в Оазисе? Ни в Термонде?»
Когда я покачала головой, ее это будто бы совсем не расстроило, она просто с этим смирилась.
«Это единственный доступный мне способ что-то сделать. Я хочу помочь!»
– Надеюсь, ты не думаешь, что я не замечаю или не ценю того, что ты уже сделала на Ранчо, – сказала я.
Зу продолжала писать.
«То, что случилось вчера, заставило меня понять – важно высказаться, произнести свое слово о том, во что ты веришь».
– Именно так Лиам действует на людей, – тихо проговорила я.
Девочка настрочила еще несколько фраз и показала их мне.
«Я хочу быть сильной, как ты, я хочу сделать это, чтобы помочь тебе. Чтобы все получилось. Я устала бояться. Я не хочу, чтобы они победили».
Это слова – пусть на короткое мгновение – вытеснили боль из моего сердца. Я заставила себя улыбнуться и обняла ее так крепко, что она беззвучно рассмеялась.
– Ладно, – сказала я. – Лиам будет говорить за тебя?
Она кивнула.
«Я сказала ему, что он сможет это делать, если он будет за кадром. Он сказал, что не против съемок, но я не хочу, чтобы кто-то начал из-за этого разыскивать его семью».
– А как же твоя семья?
«Моя семья здесь».
Я прикусила губу.
– Ты права. Мы – семья. И, чего бы это ни стоило, я думаю, что ты будешь сногсшибательна.
«Я справлюсь. Я тренировалась. Останешься посмотреть?»
– Конечно.
Толстяк и Вайда по-прежнему стояли там же, где я их оставила, тихо переговариваясь друг с другом, повернувшись спиной к Лиаму. Когда я подошла к ним, они отпрянули друг от друга. И как только Зу вернулась на свое место, тихий разговор между Лиамом и Элис завершился.
Я заметила, как Лиам бросил быстрый взгляд на меня, но я неотрывно смотрела на Зу и снова ободряюще улыбнулась ей, когда она в последний раз взглянула на меня.
– Готова? – спросил Лиам.
– У меня есть бумага и ручка, чтобы она могла писать, – сказала Элис, подобрала с пола один из блокнотов побольше и протянула девочке. – Она может в любой момент сказать мне остановиться, и я подчинюсь. Мы так договорились.
– Я знаю. Начинайте.
Лиам подвигал челюстью взад-вперед, но промолчал. Элис немного подождала, ожидая, что я выдвину очередной протест, а потом отвернулась. Я стояла у нее за спиной, и мне было видно, что она включила свой фотоаппарат в режим съемки видео. У Зу не получалось неотрывно смотреть в объектив – она словно сохраняла осторожность. Я наблюдала, как она поправляет свою простую белую рубашку и джинсы, пытается удобно устроить руки на коленях. То скрещивает ноги, то ставит их ровно.
– Ладно, дорогая, постарайся писать четко и понятно, чтобы Лиаму было легко читать. Если не захочешь отвечать на какой-то вопрос, просто покачай головой. Хорошо? Отлично! Давайте начнем с двух простых вопросов: можешь назвать мне свое имя и возраст?
Зу принялась писать, с облегчением обнаружив, что ей больше не надо смотреть в камеру. Я подумала, что это единственная причина, по которой она утруждала себя письмом, хотя Лиам определенно знал ответ на оба вопроса.
– Меня зовут Сузуми, – сказал он. – И мне тринадцать лет.
– Сузуми? Красивое имя.
– Спасибо, – прочитал Лиам. – Друзья зовут меня Зу.
– Можешь рассказать немного о себе и о том, почему твой друг говорит за тебя?
Зу отвела взгляд от камеры, посмотрев туда, где стояли мы. Сбоку кто-то шевельнулся: Вайда быстро, едва заметно показала ей большой палец.
Я тренировалась.
– Потому что… потому что долгое время я была слишком напугана, чтобы что-то говорить, – проговорила Зу. – И я д-думала, что н-никто не будет с-слушать.
Лиам вскочил, будто подстреленный, побледнев от шока. И земля словно перестала вращаться в ту секунду, когда я услышала ее приятный, высокий голосок. Девочка слегка заикалась, и в голосе звучало едва заметное напряжение, которое она тщательно старалась скрыть. И он так сильно отличался от того, каким она говорила во сне. И от долгого молчания совсем не был хриплым.
– Я сделала это, – сказала она почти удивленно.
– Ага, ты сделала это! Получилось, подруга! – воскликнула Вайда, и ее громкие аплодисменты стали единственным звуком, нарушившим повисшую тишину. Дети, которые наблюдали за интервью, растянувшись чуть поодаль на полу, выглядели, по меньшей мере, потрясенными.
Толстяк быстро протолкнулся мимо меня, Вайды и Элис, которая готовилась начать запись заново, и буквально врезался в Зу. Он обнимал ее, сияя от радости, и плакал, даже не пытаясь скрыть своих слез.
– Я п-пытаюсь дать интервью, – пожаловалась Зу – ее голос звучал глухо, потому что она уткнулась в его рубашку. В следующую секунду она смягчилась и похлопала его по спине.
– Ладно, Чарли, – позвала его Вайда. – Дай девочке закончить, пока ты не утопил ее в слезах. Давай.
Она осторожно вывела его из импровизированной студии, туда, где стояла я, и его нерастраченные объятия мне и достались. И я была рада поводу отвернуться от Зу и справиться со слезами, которые уже намочили мои собственные ресницы.
– Почему все ведут себя как с-сумасшедшие? – вздохнула девочка, и было слышно, что ее голос уже становится тверже, увереннее. – Можем начать заново?
Лиам встал, собираясь оттащить свой стул в сторону, но тут Зу схватила его за руку и что-то тихо сказала. Сначала мне было не видно его лица – парень стоял к нам спиной. Но когда он понес стул, чтобы поставить его с другой стороны, за фотокамерой, у меня запершило в горле, потому что я увидела в нем эту гордость и это счастье. Он уселся, и Зу тут же повернулась так, чтобы смотреть на него, а не на Элис. Теперь она сидела иначе, достаточно расслабленно, чтобы начать болтать ногами.
– Так нормально? – спросил Лиам, обращаясь одновременно к ней и к Элис.
Репортер кивнула, только вычеркнула из своего списка следующие два вопроса.
Потом она спросила Зу о ее цветовой классификации и ее способностях.
Из этого естественным образом вытекал следующий вопрос:
– Тебя отправили в лагерь твои родители или тебя забрали?
– Я заставила папину машину… я случайно испортила двигатель. Это был несчастный случай. До этого я только вывела из строя пару лампочек. Мой будильник. Мама с папой говорили о… о террористах. Я думаю, они считали, что ОЮИН – это все из-за террористов. И что они должны уехать как можно быстрее, чтобы вернуться в Японию. Я расстроилась, и… тогда я не умела это хорошо контролировать. Я поджарила двигатель, и в нас врезалась другая машина. Мама получи