Сам себе шепчу: «Держись!»
Думаешь: «Прошло мгновенье…»
А оно длиною в жизнь.
* * *
Всё, что не сказано – вовсе,
Не исчезает бесследно.
Листья, летящие в осень,
Падают тоже не в бездну.
Отблеск несбывшихся планов
Медью пылает морозной.
Не опасаюсь, что рано,
Я опасаюсь, что поздно.
* * *
Саше
Зеленеет трава у обочины
Средь пожухлой листвы в ноябре.
Не печалься, ещё не просрочены
Наши шансы в ответной игре.
Пусть устали с тобою мы донельзя,
Пусть победа пока далека…
Всё равно, всё равно –
мы поборемся –
От свистка, дорогой, до свистка!
* * *
Всё вокруг досадно и нелепо,
Как солдат, чихнувший на параде.
Попадаю пальцем прямо в небо
Сквозь косые дождевые пряди.
Я не знаю нового прогноза,
Да и старому, наверное, не сбыться.
Говорят, что дождь похож на слёзы,
Украшающие злые лица.
* * *
Пахнет кулак перегаром,
Завтрашний день пахнет порохом.
Все происходит – недаром,
Наоборот – очень дорого.
Запах котлет над державой
Переходит в запах хот-дога.
И не ясно – где лево, где право,
Хорошо это, или плохо.
* * *
Со мной играет светотень,
Со мной играет тьма и день.
Со мной играет жизнь и смерть,
И карусели круговерть.
Со мной, с утра и до утра,
Идет нелепая игра.
И каждый хочет победить,
Не просто выжить. Просто жить.
И потому мне всё ясней
Нестройный хор полутеней.
* * *
Все больше грустных стариков
На фоне мерседесов.
Слышнее клацанье курков,
Знакомей чувство стресса.
Верны прогнозы, не верны.
От них уже не скрыться…
Но чувство собственной вины –
Как общий шрам на лицах.
* * *
Мы тоже были рождены,
Чтоб сделать сказку былью.
Но оказалось – у весны
Соломенные крылья.
И скука, как побитый пёс,
Блукает где-то.
И слышен дальний стук колес,
Но нет билетов.
И дарит ночь чужие сны,
И счастье – рядом.
Знакомый гимн чужой страны –
За всё награда.
Из книги «Разговор с другом»
1994
Городские часы стоят.
Все трамваи идут в никуда.
Сорок восемь часов подряд
Без работы герои труда.
Воздух пыльный поранил грудь,
Хлеб кирпичный не лезет в рот…
Кто-то скажет когда-нибудь:
«Это был интересный год».
* * *
Я землю луганскую
раем
совсем не считаю.
Но в ней моим дедам спокойно лежать,
и я знаю,
Что эта земля и накормит меня
и согреет,
Хоть небо не так уже ярко,
как в детстве моем голубеет.
И кровью,
и потом полита от края до края
Земля,
та,
которую раем совсем не считаю…
* * *
Хочется жить и весёлым, и грустным,
Хочется жить и евреям, и русским,
Хочется жить старикам и влюблённым,
Горьким пропойцам и чемпионам,
Хочется жить и в тюрьме, и на воле,
Хочется жить и в больнице, и в школе,
Хочется жить демократам, военным,
Толстым, худым, террористам и пленным…
Хочется, в общем,
так мало,
ей-богу –
Жизни и счастья.
Хотя бы немного.
* * *
Это город моих неудач и удач,
Моих горьких потерь и находок…
Этот город больной,
этот город – мой врач,
Он старик, и он мой одногодок.
Этот воздух,
который был раньше степным –
По душе мне и с пылью Донбасса.
Ну, а дым заводской –
что ж, Отечества дым
Сладок нам, как говаривал классик.
Здесь друзья и враги – не чужие, мои,
Да и я для них кое-что значу.
Здесь и память моя – на любви и крови,
Надо мной то хохочет, то плачет…
О Луганске своём говорю – и всегда,
Как о близком, родном человеке.
Есть на свете Париж.
Есть ещё города…
Но Луганск в моем сердце навеки.
* * *
Всё уже когда-то было сказано,
Всё ещё когда-то повторится,
Жизни наши туго перевязаны
Временем,
словно фигуры в блице.
Мой черёд – сказать своё заветное –
Он – вся жизнь
и плюс одно мгновение.
Только объявили время летнее, –
Как уже – глядь! – смена поколения…
* * *
Это рок проходит мимо
С тяжким взглядом пилигрима.
Это грозное дыханье наступающего дня…
Сколько боли,
сколько крови –
Это мрамор изголовья,
это свежая могила.
Но пока не для меня.
8 августа 1994 г.
г. Луганск
* * *
У зависти и корень, и язык
Длинней,
чем у степного сорняка.
Привык к успеху ты,
иль не привык –
Но с завистью знаком наверняка.
Она тебя уколет побольней
Ведь ей известно всё, всегда,
про всех…
И всё же
если нравишься ты ей,
То это значит, ты обрёл успех!
* * *
Нужны ли сегодня стихи
и эта печаль между строчек,
Когда от лесковской блохи остался лишь
лапки кусочек,
Когда между мной и тобой
Из всех интересов – бубновый,
А лозунг за нашей спиной –
Он позавчерашний, не новый,
Когда городские черты стираются,
словно подошвы.
Со временем, вроде, на «ты»,
Но только не с будущим,
с прошлым!
* * *
Не хочется спешить,
куда-то торопиться.
А просто жить и жить,
И чтоб родные лица
не ведали тоски,
завистливой печали.
Чтоб не в конце строки
Рука была –
В начале…
* * *
В. Музыке
Понять друг друга и простить –
вот в чем надежда.
Поскольку «быть или не быть»
страшит, как прежде.
Они живут не так, как мы –
они другие.
Из ночи в ночь, во тьму из тьмы,
благие
Деянья неизвестны им, и, всё же,
Терпеньем, мужеством своим
Спаси их, Боже.
* * *
Я чувствую – придется полететь.
Я ощущаю крылья за спиною.
И мой аэродром уже на треть
Готов к полетам,
как журавль зимою.
А надо мной – открытый небосвод,
Разрешены полеты
и посадки…
Когда-то было всё наоборот,
И, кажется, запреты были сладки…
* * *
Давление падает. Осень…
И бесится ветер в саду,
Гудит,
как король мотокросса,
Влюблённый в лихую езду.
И всё-таки белый халат
Земле одевать рановато.
И астры прощально горят
В просторах вишневого сада.
* * *
Увидь меня летящим,
но только не в аду.
Увидь меня летящим
в том городском саду,
Где нету карусели, где только тьма и свет…
Увидь меня летящим
Там, где полетов нет.
* * *
Толстый и застенчивый «жиртрест»,
Гордый, в той же мере, что и жалкий….
Призрак одиночества воскрес,
Выходя из школьной раздевалки.
Он меня узнал и подмигнул.
Я – в ответ, сквозь время расставаний,
Где вдоль детства - вечный караул
Из надежд и разочарований.
* * *
Он не увидел меня,
И я не узнал его.
Память вчерашнего дня
Похожа на волшебство.
И мы отразились в нём,
Волшебниками не став.
А кто говорил: «Потом» -
Вновь оказался неправ.
* * *
И даже в самый морозный мороз
Январь удлиняет свет.
Мороз – это только ближний прогноз.
А в дальнем – морозов нет.
Там ярко и жарко сады цветут,
И цвет белым светом храним…
Вдоль света и тьмы - январский маршрут,
И мы вдоль судьбы - за ним.
Из книги «История любви забытой»
* * *
Мои друзья меня не понимают.
Мы говорим на разных языках.
И между нами бывшая прямая
Внезапно превращается в зигзаг.
А раньше был язык мой
всем понятен,
Как дровосек из сказок
братьев Гримм.
Зато теперь как много белых пятен,
Когда мы слушаем и говорим.
Мы говорим: «Куда же нам
деваться?»
А слышим канонады дальний гул.
И, заменив «Товарищи»
на «Братцы»,
Пугает нас все тот же караул.
* * *
Не подсказываю никому,
Потому что и сам не знаю…
Не пойму ничего. Не пойму.
Начинается жизнь другая.
Может время стихов ушло,
Время прозы суровой настало?
Жизнь, как птица с одним крылом,
Бьется в каменной клетке квартала…
* * *
Я не хочу быть чемпионом,
И не хочу – самоубийцей.
Но всё ж знаком я с марафоном.
Мы все – немного олимпийцы,
Вот только лишнего – не надо.
Мне быть, как все, – и то утеха.
Писал ведь «Жизнь – уже награда!»
Не кто-нибудь,
а доктор Чехов.
* * *
А в море под названием «война»
Есть остров под названием «любовь».
Там ночью канонада не слышна
И там под крик «Ура!»
не льётся кровь.
Там смерть невероятна, как вчера.
Там жизнь любви равна лишь
и верна.
И, если слышится там изредка
«Ура!»,
То лишь от поцелуев и вина.
Но волны все опасней и страшней.
И тает остров в утреннем дыму.
Я знаю – «на войне, как на войне…»
Но сердцем эту мудрость не пойму.
* * *
Вновь жизнь пульсирует, как рана.
И, дёрнув за рычаг стоп-крана,
Не знаешь – что там впереди.
Какие брезжут перспективы –
Убьют нас или будем живы
И веселы, как Саади.
Глаза пугают, как двустволка,
Язык – колючий, как иголка, –
И это наш с тобой портрет.
А мы себя и не узнали,