— Доверяй своим инстинктам. Не сердцу, потому что оно угождает нашим желаниям, и не разуму, так как он слишком полагается на логику.
Он медленно кивает, не сводя с меня глаз.
— Знаешь, Шарлиз, ты выглядишь очень сексуально, когда углубляешься в философию и говоришь подобные вещи. Так что, если, конечно, ты не хочешь сыграть в еще один раунд «Сайлас говорит», то лучше оставь философию на потом.
Я откладываю футболку и смотрю на Сайласа. Думаю о сегодняшнем дне. О нашем поцелуе. Я буду вруньей, если не признаюсь в своих надеждах, что он снова меня поцелует вечером. На сей раз наедине, без множества зрителей. Опускаю взгляд и тяну за ниточку ковра. Мое лицо начинает краснеть.
— Что, если я хочу сыграть еще один раунд?
— Чарли… — начинает он, словно мое имя служит неким предупреждением.
— Что бы сказал Сайлас?
Мы одновременно встаем. Я наблюдаю, как он проводит рукой по затылку. Мое сердце стучит так быстро, словно пытается высвободиться и сбежать из комнаты раньше, чем до него доберется Сайлас.
— Уверена, что хочешь сыграть? — спрашивает, пронзая серьезным взглядом.
Я киваю. А почему бы и нет? Судя по нашим письмам, нам не впервой это делать. И вероятность такова, что мы не вспомним об этом завтра.
— Абсолютно, — отвечаю я, пытаясь говорить увереннее, чем есть на самом деле. — Это мое любимое занятие.
Внезапно Сайлас становится более серьезным, словно попал в свою стихию. За этим увлекательно наблюдать.
— Сайлас говорит… сними футболку.
Я поднимаю брови, но повинуюсь, снимая футболку через голову. Слышу, как он резко втягивает воздух, но стесняюсь посмотреть ему в глаза. Бретелька лифчика соскальзывает с плеча.
— Сайлас говорит… опусти вторую бретельку.
Мои руки слегка дрожат. Парень делает плавный шаг ко мне, глядя на мою грудь, прикрытую рукой. Затем смотрит мне в глаза. Уголки его губ приподнимаются. Думает, что я вот-вот откажусь от игры. Это видно.
— Сайлас говорит… расстегни лифчик.
Застежка находится спереди. Пока я ее расстегиваю, смотрю Сайласу прямо в глаза. Он сглатывает, когда я снимаю лифчик и беру его кончиком пальца за бретельку. Прохладный воздух и взгляд Сайласа вызывают у меня желание отвернуться. Он прослеживает, как лифчик падает на пол. А затем смотрит на меня с улыбкой. И в то же время нет. Не знаю, как он это делает — выглядит одновременно таким счастливым и таким серьезным.
— Сайлас говорит подойди.
Я не могу отвернуться, когда он так на меня смотрит. Подхожу к нему, и он протягивает ко мне руку. Кладет ее мне на затылок и запутывается пальцами в волосах.
— Сайлас говорит…
— Заткнись, Сайлас, — перебиваю я. — Просто поцелуй меня.
Он наклоняется и страстно целует меня в губы. Парень нежно ласкает меня губами, прежде чем приоткрыть мне губы языком. Целуемся мы ритмично, словно делали это больше одного раза. Его рука крепко сжимает мои волосы, и у меня подгибаются коленки. В легких заканчивается воздух, а глаза застилает пелена.
Доверяю ли я ему? Доверяю.
— Чарли говорит: сними рубашку, — шепчу я у его губ.
— Игра называется «Сайлас говорит».
Я провожу ладонями по теплой коже его живота.
— Уже нет.
12. Сайлас
— Малышка Чарли, — шепчу я, закидывая на нее руку. Прижимаюсь губами к изгибу ее плеча. Она ерзает, а затем натягивает одеяло на голову. — Чарли, пора просыпаться.
Она поворачивается ко мне лицом, но остается под одеялом. Я тоже натягиваю одеяло себе на голову. Девушка открывает глаза и хмурится.
— От тебя хорошо пахнет. Так не честно.
— Я принял душ.
— И почистил зубы?
Я киваю, и она хмурится сильнее.
— Так не честно. Я тоже хочу почистить зубы.
Я поднимаю одеяло, и Чарли тут же прикрывает глаза и стонет.
— Тогда поторопись, чтобы вернуться и поцеловать меня.
Она вылезает из постели и идет в ванную. Слышу, как поворачивается кран, но звук воды заглушается шумом снизу. Звон кастрюль и сковородок, стук закрывающихся ящиков. Похоже, кто-то затеял уборку. Я смотрю на часы — уже почти девять. Еще два часа.
Дверь в ванную открывается. Чарли бежит через всю комнату, запрыгивает на кровать и быстро натягивает на себя одеяло.
— Там холодно! — говорит она дрожащими губами. Я притягиваю ее к себе и целую в губы. — Уже лучше, — бормочет она.
Этим мы и занимаемся, пока я изо всех сил пытаюсь потерять счет времени. Целуемся и обнимаемся.
— Сайлас, — шепчет она, пока я ласкаю ее шею. — Который час?
Тянусь к тумбочке, чтобы посмотреть на телефон.
— Четверть десятого.
Она вздыхает, и я понимаю, что думаем мы об одном и том же.
— Я не хочу об этом забывать, — говорит девушка, глядя на меня глазами, похожими на два разбитых сердца.
— И я.
Она нежно целует меня. Я чувствую, как колотится ее сердце в груди, и знаю, что это не из-за наших забав под одеялом. Чарли боится. Хотел бы я избавить ее от страхов, но… увы. Я просто обнимаю ее. И с радостью делал бы это вечность, но у нас есть дела поважнее.
— Мы можем надеяться на лучшее, но нужно приготовиться к худшему, — говорю я.
Она кивает у моей груди.
— Знаю. Еще пять минут, ладно? Давай просто полежим и сделаем вид, что мы влюблены, как раньше.
Я вздыхаю.
— Чарли, мне уже не нужно притворяться.
Она улыбается и прижимается губами к моей груди. Дам ей пятнадцать минут. Пяти мало.
Когда наше время заканчивается, я вылезаю из постели и поднимаю Чарли.
— Нужно позавтракать. Таким образом, когда стукнет одиннадцать и мы снова начнем психовать, у нас будет пару часов в запасе, чтобы не беспокоиться о еде.
Мы одеваемся и спускаемся вниз. Когда заходим на кухню, Эзра убирается после завтрака. Увидев, как Чарли трет сонные глаза, она поднимает бровь. Думает, что я испытываю судьбу, приведя ее в дом.
— Не волнуйся, Эзра. Папа дал мне разрешение снова ее любить.
Женщина улыбается.
— Вы голодны?
Я киваю.
— Да, но мы сами можем приготовить себе завтрак.
Эзра лишь отмахивается.
— Ерунда! Приготовлю твое любимое блюдо.
— Спасибо, — улыбается Чарли. На лице женщины отображается удивление, прежде чем она уходит в кладовую.
— Господи! — выдыхает Чарли. — Неужели я была настолько ужасна, что она приходит в шок, услышав от меня банальное «спасибо»?
В этот момент на кухню заходит моя мама. Она резко останавливается, заметив Чарли.
— Ты здесь ночевала?
Вид у нее недовольный.
— Нет, — вру я вместо Чарли. — Я привез ее утром.
Мама прищуривается. У меня нет воспоминаний о ней, посему я не знаю, насколько она подозрительна.
— А почему вы не в школе?
Мы оба молчим с секунду, но затем Чарли быстро говорит:
— Сегодня гибкий день!
Мама молча кивает. Идет в кладовую и начинает общаться с Эзрой.
— Что еще за гибкий день? — шепчу я.
Чарли пожимает плечами.
— Понятия не имею, но звучало неплохо, — смеется она. — Как зовут твою маму?
Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу вспомнить.
— Не знаю. Не уверен, что писал об этом в письмах.
Мама выглядывает из кладовой.
— Чарли, присоединишься к нам за ужином?
Девушка переводит взгляд с меня на маму.
— Да, мэм. Если не забуду.
Я смеюсь, а Чарли улыбается, и на долю секунды я забываю, через что нам придется вскоре опять пройти.
Замечаю, что Чарли косится на часы на плите. Беспокойство читается не только в ее глазах, но и в каждом движении тела. Я беру ее за руку и слегка сжимаю.
— Не думай об этом. У нас еще час.
— Не представляю, как кто-то мог забыть, насколько это великолепно, — говорит Чарли, съедая последний кусок блюда, которое приготовила для нас Эзра. Кто-то мог бы назвать это завтраком, но это блюдо заслуживает отдельной категории.
— Еще раз, как оно называется? — интересуется Чарли.
— Тост с «Нутеллой», — отвечает Эзра.
Чарли записывает на бумажке «Тост с „Нутеллой“ и ставит рядом два сердечка. Затем дописывает: „Ты ненавидишь раков, Чарли!!!“».
Прежде чем вернуться ко мне в спальню, Чарли крепко обнимает женщину.
— Большое спасибо за завтрак.
Эзра замирает на секунду, прежде чем обнять ее в ответ.
— Не за что, Шарлиз.
— Сможешь приготовить мне его в следующий раз? Даже если я не вспомню, что мы сегодня ели?
Та пожимает плечами.
— Наверное.
Пока мы поднимаемся по лестнице, Чарли вдруг говорит:
— Знаешь что? Мне кажется, деньги нас озлобили.
— О чем ты? — Мы доходим до комнаты, и я закрываю дверь.
— Похоже, мы были очень неблагодарными людьми. Испорченными. Не уверена, что родители научили нас быть добрыми. Так что в каком-то смысле… я благодарна за все, что с нами случилось.
Сажусь на кровать и тяну девушку себе на колени. Она кладет голову мне на плечо и поднимает лицо.
— Кажется, ты всегда был добрее меня. Но не думаю, что мы можем гордиться тем, кем были раньше.
Я целую ее в губы и прислоняюсь к стене.
— Нас испортила данная среда. Но по своей сути мы хорошие люди. Может, мы снова потеряем память, но внутри мы все те же. Где-то в глубине души мы хотим творить добро. Быть хорошими. В глубине души мы любим друг друга. Сильно. И что бы с нами ни происходило, это никак нас не изменит.
Она переплетается со мной пальцами и сжимает их. Какое-то время мы сидим молча. Периодически я поглядываю на телефон. Осталось десять минут, и ни один из нас не знает, как провести это время. Записок мы оставили больше, чем можно осмыслить за последующие сорок восемь часов.
Остается только ждать.
13. Чарли
Мое сердце колотится так быстро, что выбивается из ритма. Во рту пересохло. Я хватаю бутылку воды с тумбочки Сайласа и делаю щедрый глоток.
— Это ужасно, — говорю я ему. — Мне бы хотелось прокрутить следующие пять минут и наконец покончить с этим.