Вечером в четверг, когда я сижу на кровати и в миллионный наверно раз гуглю B. cepacia, за дверью что-то звякает. Хмурюсь – что бы это могло быть? Подхожу, медленно открываю дверь и вижу баночку с красиво написанным ярлычком: ЧЕРНЫЕ ЗИМНИЕ ТРЮФЕЛИ. Я наклоняюсь, поднимаю, снимаю розовый клеющийся листочек и читаю:
Ты права. Но только в этот раз.
По! И сразу становится легче.
Впервые за четыре дня губы сами растягиваются в непринужденную улыбку. Поднимаю голову и слышу, как дальше по коридору хлопает дверь. Хватаю телефон и торопливо набираю номер.
По отвечает на первом же гудке.
– Тебе купить пончик? – спрашиваю я.
Мы встречаемся в общей гостиной, и я покупаю в автомате пакет его любимых шоколадных мини-пончиков. Бросаю пакет По – он уже сидит на диванчике в нише у окна. Он ловит и говорит спасибо, а я покупаю еще один пакет для себя.
– Пожалуйста. – Я устраиваюсь напротив, и По пытается убить меня взглядом.
– Стерва.
– Придурок.
Мы ухмыляемся друг другу, и ссора считается официально законченной.
По вскрывает пакет, достает пончик, откусывает.
– Да, боюсь, – признается он в ответ на мой взгляд. – Знаешь, что получит тот, кто меня полюбит? Ему придется платить за мое лечение, а потом он увидит, как я умру. Как по-твоему, это справедливо?
Слушаю его и понимаю, откуда такие рассуждения. Думаю, с этим сталкиваются большинство живущих со смертельным заболеванием. С чувством, давящим, как бремя. Я знаю это по себе; последние месяцы у меня было то же самое с моими родителями.
– Страховка. Лекарства. Пребывание в больнице. Хирургические операции. Неполное страховое покрытие по достижении восемнадцати лет. – По вздыхает, и голос у него срывается. – И то? Грузить на Майкла эти проблемы? На мою семью? Болезнь – моя, Стелла. И проблема – моя.
Из уголка глаза выкатывается слезинка, и По быстро смахивает ее рукавом. Я наклоняюсь вперед – так хочется помочь ему, – но, как всегда, не нарушаю дистанцию и только улыбаюсь:
– Эй, может, заставишь Уилла жениться на тебе? Он богатый.
По фыркает:
– Он разборчивостью не отличается. Ему ты нравишься.
Я бросаю в него пончик и попадаю в грудь.
Он смеется, но недолго, и снова становится серьезным.
– Извини. Мне жаль, что у вас с Уиллом не сложилось.
– Мне тоже.
Я сглатываю и цепляюсь взглядом за заполненную сообщениями и уведомлениями информационную доску над его головой. Правила личной гигиены сопровождаются рисунками, показывающими, как правильно мыть руки и кашлять в общественном месте.
В голове у меня зарождается идея.
Список дел придется дополнить еще одним пунктом.
Глава 16Уилл
Сижу, свесив ноги, на краю крыши и слушаю – снова, снова и снова – голосовое сообщение. Слушаю только для того, чтобы слышать ее голос на другом конце. В ее комнате темно, горит лишь лампа на столе. Склонившись над ноутбуком, она неистово стучит по клавишам; длинные каштановые волосы собраны сзади в растрепанный пучок.
Что она может делать в такой поздний час?
Думает ли обо мне?
Я поднимаю голову, и снежинки, неспешно кружась, опускаются мне на плечи, веки и лоб.
За последние годы я побывал на десятках больничных крыш. Я смотрел сверху на лежащий внизу мир и каждый раз испытывал одно и то же чувство. Мне нестерпимо хотелось ходить по улицам, плавать в океане и жить так, как никогда раньше. Мне хотелось чего-то, чего было нельзя.
Но теперь то, чего я хочу, не где-то там, за стенами больницы. Оно здесь, рядом, так близко, что можно дотронуться.
Но мне нельзя. Раньше я и подумать не мог, что можно желать чего-то так, что желание ощущается и в руках, и в ногах, и в каждом вдохе.
Звонок. Я смотрю на телефон и вижу уведомление от ее приложения, эмоджи в виде крохотного танцующего пузырька.
Прием на ночь!
Я даже не могу объяснить, почему продолжаю это делать. Бросаю на нее последний взгляд, поднимаюсь, иду к двери и поднимаю бумажник. Спускаюсь не спеша на третий этаж, проверяю, есть ли кто в коридоре, и прокрадываюсь в свою палату.
Подхожу к медицинской тележке и, как и учила Стелла, заедаю лекарства с шоколадным пудингом. Смотрю на рисунок, на котором я изобразил себя в виде старухи с косой. На лезвии косы написано «ЛЮБОВЬ».
Сообщение от Хоуп: У тебя все в порядке?
Вздыхаю, стаскиваю толстовку и пишу, немного поступаясь правдой, ответ: Да, в порядке.
Я подключаю жидкое питание и забираюсь в постель. Снимаю с прикроватного столика ноутбук, открываю Ютьюб и нахожу то видео со Стеллой, которое уже смотрел. Настроение как раз подходящее, унылое.
Хоуп и Джейсон меня бы не узнали.
Отключив звук, смотрю, как она, когда сосредоточена на чем-то, убирает волосы за ухо, как откидывает голову, когда смеется, как скрещивает руки на груди, когда нервничает или расстроена.
Смотрю, как она переглядывается с Эбби и родителями, как перекидывается шуточками с друзьями, но вижу прежде всего, как относятся к ней люди, как любят ее. И не только в семье. Я вижу эту любовь в глазах Барб, По, Джули. Вижу в отношении к ней врачей, медсестер, вообще всех, кто встречается ей на жизненном пути.
Черт возьми, даже комментарии здесь особенные, не та обычная для Ютьюба грязь.
Смотреть долго не могу. Я закрываю ноутбук, выключаю свет и лежу в темноте, прислушиваясь к громкому и четкому стуку сердца.
На следующий день, уже ближе к вечеру, смотрю в окно на медленно клонящееся к горизонту зимнее солнце. На груди ровно вибрирует «Аффловест». Я проверяю телефон и с удивлением обнаруживаю сообщение от мамы. Впервые после ее посещения две недели назад она обратилась не к врачам, а напрямую ко мне: Слышала, ты выполняешь назначения. Рада, что принял правильное решение.
Я закатываю глаза, бросаю телефон на постель, кашляю и сплевываю комок слизи. Слышу какой-то шорох, поворачиваюсь к двери и вижу лежащий под ней конверт с написанным на нем моим именем.
Знаю, радоваться особо нечему, но сердце все равно пускается вскачь. Отстегиваю жилет и поднимаю с пола конверт. Открываю, осторожно достаю сложенный лист, разворачиваю и обнаруживаю выполненный цветными карандашами рисунок.
Высокий мальчишка с волнистыми волосами стоит напротив невысокой девчонки. Согласно подписям, зовут их Уилл и Стелла. Над головами парочки плывут маленькие розовые сердечки, а на огромной стреле, протыкающей их, ярко-красным написано: «В МЕТРЕ ДРУГ ОТ ДРУГА».
Рассматриваю рисунок и улыбаюсь. Стелла определенно не унаследовала те художественные таланты, которые достались ее старшей сестре, но получилось все равно забавно. Что она хочет этим сказать? И какой еще метр, если безопасная дистанция полтора, и ей это прекрасно известно?
Дзинь.
Быстренько возвращаюсь к ноутбуку, пробегаю пальцами по трекпаду и открываю новое сообщение. От Стеллы. В сообщении ничего, кроме ссылки на размещенное на Ютьюбе видео. Кликаю по ссылке и попадаю на последнее, опубликованное ею всего лишь три минуты назад.
B. cepacia – Гипотетическое.
Стелла приветственно машет рукой в камеру, и я настороженно улыбаюсь. Волосы у нее собраны в тот же самый неряшливый пучок, который я видел с крыши. На кровати перед ней аккуратно разложенные предметы.
– Всем привет! Сегодня я хочу рассказать вам о кое-чем особенном. Burkholderia cepacia. Риски, ограничения, правила боя и как произнести это в десять раз быстрее! Это я к тому, что название и впрямь то еще.
Смотрю и не вполне понимаю, что это и зачем.
– Ну ладно. Итак, B. cepacia – это живучая бактерия. Адаптивная до такой степени, что не защищается от пенициллина, а питается им. Так что наша первая линия обороны… – Она выдерживает паузу, опускает руку и берет небольшого размера флакончик с какой-то жидкостью и подносит его к камере. – «Кэл стат»! Это не ваш привычный антисептик. Дезинфицирующее средство для рук, используется в больницах. Применять почаще и не жалеть!
Стелла надевает пару голубых латексных перчаток, шевелит пальцами.
– Следующее – наши добрые старомодные латексные перчатки. Испытаны и проверены временем. Применяются для защиты… – она опускает глаза, откашливается и рассматривает разложенные на кровати предметы, – при разнообразных видах деятельности.
При разнообразных видах деятельности? Я качаю головой и невольно улыбаюсь. Что у нее на уме?
Между тем Стелла достает несколько медицинских масок и вешает одну на шею.
– Благоприятная среда для существования B. cepacia – слюна и мокрота. При кашле распространяется на полтора метра. При чихании скорость распространения может достигать двухсот миль в час, так что не позволяйте ей разлетаться.
Двести миль в час. Ничего себе. Хорошо, что у меня нет аллергии, а то нам всем была бы крышка.
– Слюна – это поцелуи. Значит, никаких поцелуев. – Стелла вздыхает и смотрит в камеру – прямо мне в глаза. – Никогда.
Я вздыхаю и киваю. Самый большой облом. При мысли о поцелуе со Стеллой… Я качаю головой. Сердце скачет с утроенной скоростью.
– Наша самая надежная защита – дистанция. Полтора метра – это золотое правило. – Она наклоняется и поднимает с пола бильярдный кий. – В нем один метр. Один. Метр.
Я бросаю взгляд на рисунок, где мы вдвоем, а над нами написанные красным слова «В МЕТРЕ ДРУГ ОТ ДРУГА».
И где только ей удалось откопать бильярдный кий?
Стелла вытягивает руку с кием и смотрит на него с каким-то особенным вниманием:
– Я много думала о пятидесяти сантиметрах. И, сказать по правде, едва не спятила.
Она опять поворачивается к камере:
– Мы, больные КФ, так многого лишены. Каждый наш день определяется режимом лечения.
Слушая ее, я прохаживаюсь по палате взад-вперед.
– Большинство из нас не могут иметь детей. Многие даже не доживают до того времени, когда можно попытаться. Только такие же, как мы, наши товарищи по несчастью, в полной мере понимают, каково это. Нам не положено влюбляться друг в друга. – Она встает с решительным видом. – Болезнь столько всего у меня отобрала, пора хоть что-то отвоевать обратно.