С некоторым даже вызовом Стелла вскидывает кий, словно готовясь сразиться за каждого из нас:
– Я намерена вернуть пятьсот миллиметров. Пятьдесят сантиметров. Полметра.
Я останавливаюсь и смотрю на экран в полнейшем восхищении.
– Больше этот кистозный фиброз не украдет у меня ничего. Отныне я буду отнимать у него. Я буду вором.
Клянусь, я слышу приветственные возгласы где-то вдалеке, одобрительный шум и голоса поддержки. Она молча смотрит в камеру. Смотрит на меня. Я стою ошарашенный и вздрагиваю, когда в дверь стучат.
Три громких стука.
Открываю – она там. Настоящая. Живая.
Стелла.
Она вытягивает руку с кием, касается моей груди, и ее густые брови вызывающе вскидываются.
– Один метр. По рукам?
Я выдыхаю и качаю головой. После той вдохновенной речи в Ютьюбе мне так и хочется шагнуть вперед и поцеловать ее.
– Не стану врать, мне это трудно.
Стелла пристально смотрит на меня:
– Скажи-ка, Уилл, ты в деле?
– В деле, – без малейших колебаний отвечаю я.
– Тогда будь в атриуме. В девять.
Не говоря больше ни слова, она опускает бильярдный кий, поворачивается и уходит к себе. Я провожаю ее взглядом и чувствую, как радостное волнение одолевает засевшее под ложечкой сомнение.
Прежде чем войти в свою палату, Стелла победно вскидывает бильярдный кий – как в концовке фильма «Клуб «Завтрак», – и я, глубоко вздохнув, киваю.
Больше этот кистоизный фиброз не украдет у меня ничего.
Глава 17Стелла
– Почему я не захватила с собой ничего симпатичного? – кричу я По, который помогает мне, подпирая дверной косяк. Выбрасываю из ящиков тренировочные брюки, пижамы, мешковатые футболки – ищу, что бы надеть вечером.
– Наверно потому, что ты не рассчитывала на бурный больничный роман? – фыркает он.
Вытаскиваю весьма откровенные шелковые шортики. Смотрю на них и не могу решить, да или нет. Либо они, либо бесформенные фланелевые треники, доставшиеся мне по наследству от Эбби.
– У меня ведь красивые ноги, так?
– Об этом даже не думай! – предупреждает он, делая большие глаза, после чего мы прыскаем со смеху.
Думаю о своих подругах, проводящих последний вечер в Кабо, и впервые за все время я им не завидую и не жалею, что я здесь, а не там. Уж лучше бы они были сейчас здесь и помогали мне собраться. Как хотите, я рада быть сейчас здесь, а не где-то далеко.
Смотрю на часы на прикроватном столе. Пять вечера. На то, чтобы что-то решить, осталось четыре часа.
Проходя через двери атриума, замечаю вазу с белыми розами. Выдергиваю одну, обламываю черенок, сую цветок за ухо и, уловив свое отражение в дверном стекле, нервно улыбаюсь и окидываю себя с головы до ног быстрым взглядом. Волосы распущены и перехвачены впереди ленточкой, снятой с бумажных цветов Уилла. На мне откровенные шелковые шортики и топик на бретельках, которые я надела, несмотря на смех По. Учитывая, что весь мой наряд собран из худшего в истории гардероба для свиданий, я выгляжу вполне себе мило.
Приятно знать, что Уиллу я нравлюсь такая, какая есть. В смысле, что раньше он видел меня по большей части в пижаме или больничной ночнушке, а значит, определенно не готов к моему безупречному наряду из последней Больничной Коллекции Осени – 2018.
Я поправляю голубые перчатки на руках и еще раз проверяю, висит ли на лямке кислородного концентратора антисептик «Кэл стат». Сидя на скамье, заглядываю в детскую игровую комнату, и на меня вдруг накатывает волна ностальгии. Бывало, я сама пробиралась туда поиграть с пациентами других отделений. Иногда с По. За прошедшие годы атриум почти не изменился. Те же высокие деревья с ярко окрашенными цветами, тот же аквариум с тропическими рыбками у дверей, где Барб ругала нас за крошки, которыми мы пытались накормить его обитателей.
Да, с тех пор как я стала бывать в Сейнт-Грейсиз, атриум, может быть, почти и не изменился, чего никак нельзя сказать обо мне. Столько всякого случилось здесь впервые, что все и не перечислишь. Первая операция. Первый лучший друг. Первый шоколадный молочный коктейль.
И вот теперь первое настоящее свидание.
Медленно и со скрипом открывается дверь. Смотрю за угол и вижу Уилла.
– Сюда, – шепчу я, поднимаясь со скамейки и протягивая ему бильярдный кий.
Лицо его расплывается в широкой улыбке. Уилл берется за другой конец кия, и я вижу перчатки у него на руках и выглядывающую из переднего кармана бутылку антисептика.
– Ух ты, – говорит он и смотрит на меня так, что сердце начинает кувыркаться в груди. На нем синяя в клетку пижама, которая висит на хрупких плечах, как на вешалке, и на фоне которой его голубые глаза кажутся еще ярче. Волосы выглядят аккуратнее и по крайней мере причесаны, хотя очаровательная растрепанность отчасти сохранилась.
– Чудесная роза, – говорит Уилл, но взгляд, задержавшись на моих голых ногах, взбегает к шелковому топу.
Я краснею и дотрагиваюсь до цветка у меня за ухом.
– Роза? Эта? Здесь?
Уилл смотрит на меня так, как никто еще не смотрел раньше.
– Эта самая. – Он кивает.
Я тяну кий, и мы идем через атриум к главному вестибюлю. В какой-то момент Уилл замечает стоящую на столе вазу с белыми розами и щурится.
– Воруешь розы, Стелла? Сначала целых пятьдесят сантиметров украла, а теперь и цветок?
Я смеюсь и, подняв руку, проверяю, на месте ли моя.
– Поймал меня, да, я украла ее.
Он тянет кий со своей стороны и качает головой:
– Нет, ты нашла для нее лучшее место, чем ваза.
Глава 18Уилл
Глаза не могу отвести от нее.
Красная лента в волосах. Белая роза за ухом. Взгляды, которые она снова и снова бросает на меня.
У меня такое ощущение, что это все ненастоящее. Никогда прежде я не испытывала подобных чувств потому, главным образом, что все мои отношения строились на том, чтобы жить быстро, менять одну больницу на другую и умереть молодым. Нигде я не задерживался настолько, чтобы успеть по-настоящему кем-то увлечься. И даже будь такой шанс, желания бы, наверно, не возникло. Среди них не было Стеллы.
Мы останавливаемся перед большим аквариумом с тропическими рыбками, и лишь усилием воли я отрываю взгляд от нее и перевожу на ярко окрашенных обитателей стеклянной полусферы. Слежу за оранжево-белой рыбкой, наматывающей круги у придонного коралла.
– Когда я была маленькой, то всегда смотрела на них и думала, как было бы здорово задерживать дыхание надолго и плавать вот так, как они, – говорит Стелла, следуя за моим взглядом.
Вот так сюрприз. Я знал, что она бывала в Сейнт-Грейсиз, но не знал, что впервые она попала сюда еще ребенком.
– И сколько ж тебе было?
Оранжево-белая рыбешка поднимается вверх и стрелой ныряет к самому дну.
– Доктор Хамид, Барб и Джули заботятся обо мне с шестилетнего возраста.
С шести лет. Ничего себе. Провести столько времени в одном месте… Такое я даже представить себе не мог.
Мы выходим в главный вестибюль и оказываемся перед большой лестницей. Она снова тянет бильярдный кий.
– Поднимемся по ступенькам.
По ступенькам? Я смотрю на нее как на сумасшедшую. Вспоминаю изматывающий подъем на крышу, и легкие горят от одной только мысли о повторении. Не самая сексуальная прогулка. Если она хочет, чтобы свидание продлилось больше часа, подняться наверх будет невозможно.
Стелла улыбается:
– Я шучу.
Потеряв счет времени, мы бродим по почти пустой больнице, говорим о семьях, друзьях и обо всем на свете, и бильярдный кий ходит взад и вперед между нами. Мы направляемся к открытому переходу, соединяющему первый и второй корпуса, и медленно идем по нему, вытягивая шеи, чтобы взглянуть через стеклянный потолок на штормовое серое ночное небо. На крышу перехода справа и слева от нас упрямо падает снег.
– А что у тебя с отцом? – спрашивает она, и я пожимаю плечами.
– Сбежал, когда я был еще маленький. Возиться с больным ребенком в его планы не входило.
Она пристально наблюдает за мной, ждет хоть какой-то моей реакции, но я спокоен.
– Это было так давно, что иногда мне кажется, будто я рассказываю не свою, а чужую, выученную наизусть историю.
У тебя нет времени на меня, у меня нет времени на тебя. Вот так. Все просто.
– А что твоя мама?
Пытаюсь открыть и придержать для нее дверь, что не так-то просто, когда в руке бильярдный кий да еще нужно сохранить дистанцию в один метр, но я же джентльмен, черт побери.
Вздыхаю и отвечаю по возможности коротко:
– Чудесная. Умная. Решительная. И полностью зациклена на мне.
Стелла смотрит на меня, давая понять, что такой ответ не прокатит.
– После того как он ушел, она решила, что справится за двоих. Иногда кажется, что она не видит меня и не знает, а видит и знает только кистозный фиброз или B. cepacia.
– А ты об этом с ней разговаривал?
Я качаю головой и пожимаю плечами, спешу закрыть тему:
– Слушать ей особенно некогда. Приходит, дает указания и уходит. Но через два дня мне исполнится восемнадцать, и тогда я сам буду принимать решения.
Она останавливается как вкопанная и останавливает меня, дернув к себе кий:
– Подожди-ка. У тебя день рождения через два дня?
Я улыбаюсь, но Стелла не улыбается в ответ.
– Ну да! Выигрышное число восемнадцать.
– Уилл! – Она даже топает от досады ногой. – У меня нет для тебя подарка!
Ну не мило ли?
Тычу ей в ногу концом кия, но шутить уже не намерен. Есть кое-что, чего я действительно хочу:
– Как насчет обещания? Просто быть рядом.
Она удивлена, но пожимает плечами и кивает:
– Хорошо. Обещаю.
Стелла ведет меня в спортзал, и сенсоры движения включают свет при нашем приближении. Она снова тянет кий и ведет меня мимо спортивного оборудования к двери в дальнем углу, исследовать который я еще не удосужился.
Посмотрев сначала влево, потом вправо, она открывает крышку панели управления и набирает код.