Не верю собственным глазам. Не потому, что не знаю эту вещь, а потому, что хорошо ее знаю.
Это политическая карикатура 1940-х годов. Оригинал, фотокопию которого я повесил в своей палате.
Подпись, дата и все такое. Даже не думал, что подобный раритет еще существует.
Вот дерьмо.
Плюхаюсь на кровать, хватаю подушку и прижимаю к лицу; раздражение в адрес мамы перерастает в острое недовольство собой.
Я так возмущался ее однобоким взглядом на меня, что не понимал: я веду себя точно так же.
Знаю ли я, куда она сейчас пошла? Знаю ли, что ей нравится делать? Я так сосредоточился на мысли о том, как мне хочется жить своей собственной жизнью, что совсем забыл – у нее она тоже есть.
И это я.
Без меня мама останется совсем одна. До сих пор я думал, что она видит во мне только болезнь. Проблему, которую нужно решить. Но она видела своего сына, старалась заставить его бороться с болезнью вместе с ней. А я только и делал, что огрызался и ругался. Она хотела, чтобы я не отступал и сражался. Я же готовился сдать позиции.
Сажусь, снимаю фотокопию и заменяю ее уникальным оригиналом в рамочке.
Мама хочет того же, что и Стелла. Больше времени.
Больше времени провести со мной.
Отталкиваюсь от стола, на ходу вынимая наушники. Последние два часа я провел за рисованием, стараясь стряхнуть с себя негатив после очередной стычки с мамой.
Понимаю, что должен ей что-то сказать. Первым протянуть руку – позвонить или послать сообщение, но ничего не могу с собой поделать и все еще немного злюсь. Я имею в виду, что это улица с двусторонним движением, и она тоже далеко не все сделала со своей стороны. Если бы она показала мне, что слушает, хотя бы намекнула…
Хватаю чашку с шоколадным пудингом и свои послеобеденные пилюли с медицинской тележки и, как надлежит, принимаю. Достаю телефон, сажусь на край кровати и начинаю бесцельно листать сообщения в Инстаграме, рассчитывая обнаружить кучу поздравлений от бывших одноклассников.
От Стеллы пока ничего. С прошлой ночи она ничего мне не прислала, а я спрашивал ее о втором свидании.
Звоню ей по Фейстайму и улыбаюсь, когда она берет трубку.
– Я свободен!
– Что?.. – начинает она, и тут ее глаза расширяются. – Ах да, правильно, с днем рождения! Не могу поверить, что забыла…
Машу рукой, перебивая ее. Ничего страшного.
– Ты занята? Не хочешь прогуляться? Барб поблизости нет.
Она наводит телефон на кучу учебников, лежащих перед ней.
– Прямо сейчас не могу. Занимаюсь.
У меня падает сердце. В самом деле?
– Ладно, все нормально. Просто я подумал, что, может быть…
– Может, позже? – спрашивает она, снова обращая телефон на себя.
– Позже придут мои друзья, – говорю я, грустно пожимая плечами. – Это здорово. Мы что-нибудь придумаем. – Я в смущении смотрю на нее. – Понимаешь, мне просто не хватает тебя.
Она улыбается, взгляд теплеет, лицо счастливое.
– Вот и все, что я хотел увидеть! Эту улыбку. – Провожу пальцами по волосам. – Ладно. Возвращайся к своим учебникам.
Даю отбой, ложусь обратно на кровать, телефон бросаю на подушку.
Через секунду он начинает звонить. Хватаю его и говорю, даже не посмотрев на экран.
– Я знал, что ты переменишь свое…
– Привет, Уилл! – произносит голос на том конце. Это Джейсон.
– Джейсон! Привет, – отвечаю, слегка расстроенный тем, что это не Стелла, но все равно радуясь его звонку. Со Стеллой все получилось так быстро, что у меня в самом деле не было возможности поговорить с ним.
– Кое-что произошло, – каким-то странным голосом продолжает Джейсон. – Прости, парень. Мы сегодня не сможем к тебе прийти.
Серьезно? Сначала Стелла, а теперь Джейсон и Хоуп? Дни рождения мне явно не удаются. Но я отбрасываю эти мысли:
– О, конечно, все в порядке. Я все понимаю. – Он начинает извиняться, но я перебиваю: – Серьезно, все отлично! Подумаешь, большое дело.
Закончив разговор, громко вздыхаю, сажусь на постели, взгляд мой падает на небулайзер. Беру «альбутерол» и закидываю голову, мыча:
– С днем рожденья меня…
От вечернего сна меня пробуждает вибрация телефона – поступило сообщение. Сажусь, фокусирую взгляд на экране и пролистываю вправо, чтобы прочитать весточку от Стеллы.
ИГРАЕМ В ПРЯТКИ. ТЫ ВОДИШЬ. ХОХО. С.
Смущенный и заинтригованный, скатываюсь с постели, засовываю ноги в свои белые «вансы» и распахиваю дверь. Ярко-желтый надувной шар чуть не тычется мне в лицо; он привязан за длинную нитку к дверной ручке. Присмотревшись, вижу, что внутри шарика, на самом дне, что-то есть.
Записка?
Дважды проверяю, нет ли кого поблизости, прежде чем топнуть по шару ногой. Мальчишка, возвращающийся в свою палату с открытым пакетом чипсов, подпрыгивает на пару метров, чипсы вылетают из пакета и устилают пол. Быстро хватаю скатанную в трубочку записку, разворачиваю и читаю аккуратный почерк Стеллы:
Начни оттуда, где мы впервые встретились.
Отделение неонатологии! Крадусь по коридору мимо мальчишки, с обиженным видом собирающего свои картофельные чипсы, и поднимаюсь на лифте на пятый этаж. Виляя между медсестрами, пациентами и врачами, бегу через переход во второй корпус, миную двойные двери восточного входа в отделение. Оглядываюсь, верчу головой туда-сюда в поисках следующей подсказки. Вот! За стеклом к пустой кроватке привязан еще один ярко-желтый шарик. Осторожно, на цыпочках захожу в палату, вожусь с узлом на нитке, чтобы отвязать шар.
Господи, Стелла. Ты что, морские узлы вяжешь?
Наконец справляюсь, выбираюсь назад в коридор, смотрю в обе стороны и – ХЛОП!
Разворачиваю записку, читаю следующее послание:
Розы красные. Или они…
Морщу лоб, уставившись на записку. «Или они…» О! Вспоминаю ее лицо в ту ночь, белую розу, аккуратно заложенную за ухо. Ваза. Направляюсь прямиком в атриум, сбегаю по ступеням в главный вестибюль, спешу в помещение, со всех сторон закрытое стеклом. Распахиваю двери и вижу плавающий в воздухе желтый шарик, привязанный к вазе.
Машу рукой охраннику, с подозрением наблюдающему, как я срываю шарик с вазы. Стараюсь сдерживать дыхание – легкие протестуют, такая гонка не для них. Улыбнувшись охраннику порядка, громко лопаю шарик и, чтобы объясниться, смущенно пожимаю плечами:
– У меня сегодня день рождения.
Подбираю записку, разглаживаю и читаю:
Если бы я только могла задерживать дыхание достаточно долго…
Едва закончив читать, разворачиваюсь к аквариуму с тропическими рыбками; в глаза бросается их ярко-оранжевая и желтая окраска. Жадно высматриваю, где на аквариуме следующий шарик.
Или я неправильно понял?
Задумываюсь снова. Бассейн.
Выбегаю из помещения в сторону спортивного зала в первом корпусе; последняя записка зажата в кулаке. Толчком открываю дверь в зал, иду мимо тренажеров и вижу дверь в бассейн, предусмотрительно распахнутую и подпертую стулом. Захожу внутрь и с облегчением вздыхаю, увидев желтый шарик, плавающий в воде в паре метров от края.
Смотрю по сторонам и замечаю кий, оставленный здесь в пятницу.
Заведя кий под шарик, цепляю нитку и вытаскиваю шарик из воды, чувствуя, что к нему для утяжеления что-то привязано.
Вытаскиваю и… невольно хохочу – бутылка «Кэл стат», антисептика из видео Стеллы.
Кием протыкаю шарик, потом ищу среди обрывков послание.
Спустя ровно сорок восемь часов после нашего первого свидания…
Переворачиваю записку – в ней больше ничего нет. Я хмурюсь, смотрю на часы. Восемь пятьдесят девять. Через минуту будет ровно сорок восемь часов после нашего первого… У меня звонит телефон.
Сдвигаю заставку и вижу фото Стеллы, чертовски привлекательной в колпаке шеф-повара и с желтым шариком в руке; она широко улыбается. Сообщение гласит: …начинается второе!
Наморщив лоб, уменьшаю изображение, пробую определить, где она может находиться. Такие металлические двери установлены по всей больнице. Погоди-ка! Сдвигаю картинку вправо и вижу угол автомата с молочными коктейлями в буфете. Быстро иду к лифту, поднимаюсь на пятый этаж, прохожу по коридору и по мостику в корпус 2. Заскакиваю в другой лифт и снова спускаюсь на третий этаж, где находится кафетерий; стараюсь успокоить дыхание и приглаживаю волосы, смотрясь в стены из нержавеющей стали. Бильярдный кий по-прежнему у меня в руке.
Как ни в чем не бывало выхожу из-за угла и вижу Стеллу, прислонившуюся к двери кафетерия. Когда она замечает меня, глаза ее вспыхивают от радости. Стелла сделала макияж, длинные волосы откинуты с лица и собраны лентой.
Она прекрасна.
– Думала, ты меня никогда не найдешь.
Протягиваю ей кий; она берется за другой конец, толкает дверь и ведет меня через темный кафетерий.
– Знаю, уже поздно, но нам пришлось подождать, пока кафетерий закроется.
В недоумении оглядываюсь.
– Нам?
Остановившись перед двойной дверью, стекла которой словно расписал мороз, она поворачивается ко мне, смотрит с загадочным выражением на лице, потом набирает код на панели. Щелкнув, дверь открывается, и меня встречает хор голосов:
– Сюрприз!
У меня отвисает челюсть. Хоуп и Джейсон, а также подружки Стеллы, Миа и Камила, только что вернувшиеся из Кабо, сидят за столом, накрытым больничной простыней; по концам стола горят белые свечи, языки пламени бросают теплые отсветы на корзинки, полные свежего хлеба, и на аккуратно нарезанный салат. Даже медицинские чашки с красно-белыми пилюлями «креона» поставлены перед тремя местами за столом.
Я совершенно ошеломлен.
Перевожу взгляд со стола на Стеллу и не нахожу слов.
– С днем рождения, Уилл, – говорит она, концом кия легонько толкая меня в бок.
– Он настоящий! – восклицает Камила (или Миа?), и я смеюсь, а Хоуп бросается ко мне и крепко обнимает.