– Это что еще такое? – спрашиваю я, тыча в выпуклость пальцем.
Стелла расстегивает куртку, под которой обнаруживается мягкая игрушка, панда, раскинувшаяся у нее на груди. Усмехаюсь, поворачиваю голову, и мы встречаемся глазами.
– Расскажи.
Она вытаскивает игрушку из-под куртки, встряхивает и поднимает.
– Ее дала мне Эбби, когда я в первый раз попала в больницу. С тех пор Лоскутик всегда со мной.
Представить нетрудно. Маленькая испуганная девочка, впервые попавшая в Сейнт-Грейсиз, обеими руками вцепившаяся в плюшевого медвежонка.
– Вот и хорошо. Потому что иначе мне пришлось бы сказать тебе, что третья грудь – неустранимое препятствие.
Она сердито стреляет в меня глазами, засовывает панду под куртку и садится, чтобы застегнуть «молнию».
Я поднимаюсь.
– Пойдем посмотрим на твои огоньки.
Она пытается встать, но снова падает. Я опускаюсь на колено и вижу, что лямка ее концентратора зацепилась за корень. Отцепляю лямку и протягиваю руку. Она принимает помощь, я тяну, и мы вдруг оказываемся рядом, так близко, что нас разделяют считаные дюймы.
Я смотрю ей в глаза, наше дыхание смешивается в крохотном пространстве между нами, делая то, что не могут сделать тела. За ее спиной два наших снежных ангела – в метре друг от друга. Я отнимаю руку и быстро отступаю, чтобы не поддаться искушению и не поцеловать ее.
Мы идем дальше и наконец входим в парк, встречающий нас огромным прудом. Гирлянды сияют чуть дальше. Лунный свет отражается от застывшей глади, темной и красивой. Оглянувшись, вижу, что Стелла, тяжело дыша, плетется за мной.
– Ты как? – Я шагаю к ней. – В порядке?
Она кивает, смотрит мимо меня и протягивает руку.
– Давай передохнем.
Я поворачиваюсь и вижу каменный пешеходный мостик. Мы устало тянемся к нему вдоль края пруда. Стелла вдруг останавливается, осторожно трогает лед ногой, постепенно переносит на нее больше и больше веса…
– Не надо, – прошу я, мгновенно представив, как она проваливается в темную стылую воду.
– Лед крепкий. Давай! – Она смотрит на меня, и я узнаю этот взгляд, дерзкий, лукавый, откровенный. Безрассудный.
Если это все, что у нас будет, давай возьмем это все.
Я делаю глубокий вдох, принимаю вызов, беру ее за руку, и мы вместе скользим по льду.
Глава 23Стелла
Впервые за долгое время я не чувствую себя больной. Я держу Уилла за руки, и мы катимся по льду, хохоча и стараясь устоять на ногах. Потеряв равновесие, я взвизгиваю, отпускаю его руки, чтобы не утянуть за собой, и шлепаюсь на задницу.
– Не разбилась? – спрашивает, хохоча, Уилл.
Я качаю головой и смеюсь. Мне хорошо. Нет, больше, чем хорошо. Он бежит с воплем по льду, падает на колени и скользит. Я смотрю на него, и боль утраты уже не такая острая, хотя разбитое сердце все еще заполнено ею до краев.
В кармане звонит телефон, но я не отвечаю, как не отвечала почти весь день. Смотрю на кружащего по льду Уилла. Телефон наконец умолкает, и я нехотя поднимаюсь, но тут он начинает громко пищать, принимая одно за другим сообщения. Достаю его из кармана, смотрю раздраженно на экран – от мамы, от папы, от Барб. Они не спрашивают о По – речь о другом.
ЛЕГКИЕ ПРИБУДУТ ЧЕРЕЗ ТРИ ЧАСА. ГДЕ ТЫ?
СТЕЛЛА. ПОЖАЛУЙСТА ОТВЕТЬ! ЛЕГКИЕ УЖЕ ВЕЗУТ.
Я застываю на месте, и воздух вырывается из моих нынешних дерьмовых легких. Нахожу взглядом Уилла, наблюдаю, как он медленно кружится на льду. То, чего я хотела. То, чего хотела Эбби. Новые легкие.
Я снова смотрю на Уилла, парня, которого люблю, у которого B. cepacia и который не может рассчитывать на новые легкие.
Я смотрю на телефон, и мысли кружатся и путаются.
Новые легкие – это больница, лекарства и выздоровление. Это терапия, вероятность инфекции и боль, боль, боль. Но самое главное, нас с Уиллом разведут как можно дальше, чтобы исключить возможность моего заражения.
Надо выбирать.
Новые легкие?
Или Уилл?
Я смотрю на него, и он улыбается так широко, что никакого сравнения и быть не может.
Выключаю телефон, разбегаюсь, скольжу и на полной скорости врезаюсь в него. Уилл хватает меня и даже ухитряется устоять на ногах сам и удержать от падения меня.
Чтобы жить, мне не нужны новые легкие. Я уже чувствую, что живу. Родители говорили, что хотят видеть меня счастливой. Я должна решить, знаю ли, что это такое. Так или иначе, в конце концов они потеряют меня, и я не могу это контролировать.
Уилл был прав. Хочу ли я всю оставшуюся жизнь плыть вверх по течению?
Я отталкиваю его и пытаюсь кружиться, раскинув руки и обратив лицо к звездному небу.
– Боже, я люблю тебя.
Это говорит он. Тихо, с чувством, всерьез – самые чудесные слова.
Я роняю руки и останавливаюсь. Поворачиваюсь к нему лицом. Дыхание вырывается частыми, крохотными облачками. Он не отводит взгляд, и я чувствую то же, что и всегда – влечение, то неоспоримое притяжение, которое заставляет меня сокращать разделяющую нас брешь, преодолевать этот один метр.
На этот раз я не сопротивляюсь ему.
Я бегу к Уиллу, и наши тела сталкиваются. Ноги подгибаются, мы летим кувырком на лед и шлепаемся вместе и со смехом. Я тяну его руки к себе, опускаю голову ему на грудь, и вокруг нас падает снег, и мое сердце колотится так громко, что это слышит даже он.
Нас притягивает друг другу, словно магнитом, и с каждым вдохом мы ближе и ближе.
– Ты знаешь, чего я хочу, – шепчет он, и я почти чувствую это. Его губы касаются моих губ, холодных от снега и льда, но это прикосновение идеально. – Но не могу. Нельзя.
Я отворачиваюсь и смотрю на падающий снег. Не могу. Нельзя. Я сглатываю то знакомое ощущение, что сдавливает грудь.
Он молчит, и я чувствую, как поднимается и опадает под моей головой его грудь. Слышу слетающий с губ вздох.
– Ты пугаешь меня, Стелла.
Я поднимаю глаза. Смотрю, не понимая:
– Что? Почему?
– Из-за тебя я хочу ту жизнь, иметь которую не могу. – Я знаю, что имеет в виду Уилл. Он качает головой, и на его лице серьезное выражение, а голос печален. – Ничего страшнее я не испытывал.
Я думаю о том дне, когда мы встретились, и о той ночи, когда он дрожал на краю крыши.
Его рука в перчатке бережно касается моего лица. Голубые глаза темнеют.
– Кроме, может быть, вот этого.
Мы молча смотрим друг на друга в лунном свете.
– Как отвратительно романтично. – Он криво усмехается.
– Знаю, – говорю я. – Но мне нравится.
И тут мы слышим сначала негромкое, потом более отчетливое и пугающее, переходящее в треск похрустывание. Лед прогибается под нами и стонет. Мы вскакиваем, хохоча, и, схватившись за руки, бросаемся к берегу.
Глава 24Уилл
– Где бы ты хотела жить? – спрашиваю я. Мы не спеша идем по берегу к пешеходному мостику, и ее рука уютно устроилась в моей.
Я сметаю свежий снег с перил, мы запрыгиваем и сидим, болтая синхронно ногами.
– В Малибу, – отвечает Стелла, ставя рядом с собой кислородный концентратор. Мы смотрим на замерзший пруд. – Или в Санта-Барбаре.
– Калифорния? – Я делаю недоуменное лицо. – В самом деле? А почему не Колорадо?
Она смеется.
– Уилл! Какое Колорадо? С нашими-то легкими!
Я представляю, как переношу на бумагу величественные пейзажи Колорадо.
– Что тут скажешь? Горы прекрасны!
– Нет уж. – Она громко вздыхает и с шутливой обреченностью добавляет: – Я люблю пляжи и море, ты любишь горы. Сама судьба разводит нас!
У меня в кармане пищит телефон. Достаю его посмотреть, кто это может быть, а Стелла хватает за руку, пытается помешать.
– Надо же по крайней мере сообщить, что у нас все хорошо, – говорю я.
– Так вот какой ты бунтарь, – бросает она, вырывая телефон у меня из руки.
Смеюсь и тут же замираю от удивления – весь экран заполнен сообщениями от мамы. В такое-то позднее время?
Я отвожу руку с телефоном в сторону и вижу, что текст сообщений один и тот же:
ЛЕГКИЕ ДЛЯ СТЕЛЛЫ. СРОЧНО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ.
Меня подхватывает волна восторга. Поворачиваюсь, соскакиваю с перил, хватаю Стеллу за руку и тяну к себе:
– Господи! Стелла, нам нужно возвращаться! Прямо сейчас и как можно скорее! Легкие! Тебе привезли новые легкие!
Она как будто и не слышит. Нужно скорее вернуться, почему она так себя ведет? Неужели не понимает?
На ее лице полное безразличие. Смотрит мне за спину, и все, что я говорю, как будто ее не касается. Потом говорит:
– Я еще не посмотрела огоньки.
Какого черта?
И тут наконец до меня доходит.
– Ты знала? – спрашиваю я. – Но что мы здесь делаем? Новые легкие – твой шанс на настоящую жизнь.
– Новые легкие? Пять лет, Уилл. Столько в среднем живут с пересаженными легкими. – Стелла фыркает и смотрит на меня. – А когда и те легкие начнут сдавать? Что тогда?
Виноват во всем я. Прежняя Стелла, Стелла двухнедельной давности никогда бы не сказала такой глупости. И вот теперь, благодаря прежде всего мне, она готова пустить все на ветер, от всего отказаться.
– Для таких, как мы, пять лет – это целая жизнь! – кричу я. – Когда у меня еще не было B. cepacia, я бы убил за новые легкие. Не глупи. – Набираю номер. – Я звоню в больницу.
– Уилл! – Стелла снова пытается вырвать у меня телефон.
В этот момент трубка ее канюли попадает в трещину в камне мостика, голова дергается назад, и Стелла теряет равновесие. Пытаясь удержаться, она хватается за край перил, но пальцы скользят по заледеневшей поверхности, и у меня на глазах Стелла падает в пруд. Я пытаюсь схватить ее, но поздно. Она ударяется спиной о лед, а рядом грохается концентратор.
– Черт! Стелла? Ты как? – спрашиваю я, уже приготовившись прыгать к неподвижному телу.
И тут Стелла начинает смеяться. Не пострадала. Слава богу. Я с облегчением выдыхаю и качаю головой.