– Но ведь есть же морские клубы, инженерные общества, - возразил я. - Кому, как не им, сохранить последнее, лучшее произведение эпохи парусных кораблей?
– Э, - презрительно бросил моряк, - в клубах только рекорды всякие ставят! Разве не знаете? А у обществ этих ни денег, ни авторитета. Давно ведь о “Катти Сарк” идут разговоры, но после войны все забыли. Ну, сообщили старику Вуджету. Пусть посмотрит - ему, наверно, приятно будет повидать клипер. Такое судно, как первую любовь, никогда не забудешь. Вот и все, что мы можем сделать, да еще потолковать о былых днях за выпивкой, что мы и делаем… А вы нас за предпринимателей, что ли, приняли? - негодующе фыркнул старый капитан.
Я замолчал. Да и что тут можно было сказать!
В это время в комнату вошел высокий, бледный, худой человек, одетый, как и многие из присутствующих, в черный костюм, оттенявший его густые серебряные волосы.
– Капитан Доумэн, только вас и не хватало! Если приедет Вуджет, то соберутся все поклонники “Катти”… Вы уже видели ее?
– Не только видел, но и был на борту, говорил со шкипером.
– Зачем?
Слабая улыбка засветилась на лице Доумэна.
– В первый раз за всю свою славную службу “Катти” сдала. Степсы
[4] расшатались, швы палубы расходятся. Капитан-португалец напуган штормом, считает, что едва спасся, укрывшись в Фальмуте, и думает, что судно разваливается… Короче, я купил “Катти”!
Последовал невероятный шум восторга: суровые ветераны моря стучали кулаками и ногами, хлопали друг друга по спинам, обменивались крепчайшими рукопожатиями, кричали “ура” страшными голосами.
– Эй, выпить за здоровье капитана Доумэна! - заорал глава собрания. - За здоровье моряка, который сделал для чести Англии больше, чем чванные аристократы или денежные тузы!
– Уильям, - обратился к Доумэну какой-то молчавший до сих пор моряк, - как же ты смог это сделать?
Доумэн опять счастливо усмехнулся:
– Я съездил к мистрис Доумэн, посоветовался с ней. Оба мы староваты, детей и родственников нет… Что нам нужно? Дом наш неплох, а тут подвернулось маленькое наследство. Ну, вот мы и решили: если цена окажется под силу - купим. Реставрировать корабль друзья помогут. Кое-что соберем, ученики поработают на ремонте… Счастье, что шкипер и судовладелец давно хотели отделаться от “Катти”, - невыгодна она на дешевых рейсах за нашим углем!
Капитан Доумэн умолк, и почти благоговейное молчание воцарилось в прокуренном зале. Доумэн помолчал, зажег трубку и подумал вслух:
– Вот и сбылась мечта… Смолоду много слыхал я о двух жемчужинах нашего флота: “Фермопилах” и “Катти Сарк”. Уже капитаном перешел на австралийские линии, и однажды “Катти Сарк” меня обогнала. Я на своем корабле еле полз при легком ветерке. Вдруг показалась эта красавица. По тяжелой зыби идет как танцует, даже лиселя
[5] не поставлены, а восемь узлов делает, да… никак не меньше семи. Белым альбатросом пролетела мимо, играя, а ведь мой “Флайнинг Спур” (“Летящее Копье”) был не последний из австралийских почтовиков! Вспомнил я, как хвастался в Мельбурне пропившийся матрос (служил на “Катти”): “Мы, - говорил он про экипаж “Катти Сарк”, головой ручаемся: никто никогда ее не обгонит, разве только альбатрос!”
С тех пор запала мне в голову мечта: хоть один рейс покомандовать “Катти”, в своих руках почувствовать такой клипер. Но кто же из хороших капитанов с таким кораблем расстанется? Вуджет командовал ею, как получил с китайской линии, до конца, пока не продали ее. И я потерял “Катти” из виду. А теперь, странно думать, я владелец “Катти Сарк”. Я владелец “Катти Сарк”… - медленно повторил Доумэн. - Не поверю, пока не выйду на ней в море!
– Когда же вам сдадут корабль, сэр? - почтительно спросил я.
– Вот уйдет она в Лиссабон, в последний рейс. Пока оформят, то да се, не меньше полгода пройдет. Ну, как бы то ни было, а к осени встанет “Катти” под Красный флаг
[6], как в доброе старое время!
На следующий день, только я собрался осмотреть “Катти Сарк”, как получил телеграмму от своего начальства с приказанием отложить дело с покупкой “Потози”, а посетить еще два английских порта и затем Шербур во Франции, где находились другие большие парусники. Я в тот же день покинул Фальмут. И на этом оборвалось мое первое знакомство со знаменитым клипером…
РУКОПИСЬ КАПИТАНА ЛИХТАНОВА
Капитан умолк и зорко осмотрел своих слушателей, как бы выслеживая на лицах скуку или утомление. Оставшись доволен, он прокашлялся, выпил бокал вина, закурил и продолжал:
– Через семнадцать лет, в 1939 году, мне пришлось снова побывать в Фальмуте. Крепко пахло войной даже в этом удаленном парусном порту. Мне посчастливилось встретить знакомого - из тех, кто участвовал в моряцком собрании по поводу “Катти Сарк”. Я, конечно, спросил его про клипер и доблестного судовладельца - капитана Доумэна.
– Умер в прошлом году, - отвечал мой знакомый. - И “Катти” здесь нет. Вдова покойного подарила корабль - в самом деле, зачем он ей? - Темзинскому мореходному училищу в Гринвиче. Пока был жив Доумэн, он понемногу восстановил “Катти Сарк” прежний рангоут. Долго ему пришлось собирать по крохам лес, парусину, тросы и деньги. Перед смертью удалось Доумэну выйти на клипере в океан, к Азорам… Помните, как мечтал он командовать “Катти Сарк”? - Моряк задумался и продолжал: - Хоронил Доумэна весь Фальмут, даже из Лондона приехали. В прошлом же году пригласили Вуджета. И с ним на борту “Катти” пошла кругом Англии из Фальмута в Темзу, откуда семьдесят лет назад она отправилась в свое первое плавание в Китай. Теперь “Катти” служит вспомогательным учебным кораблем для морских кадетов. Корабль в сохранности и крепок… хоть и не в музее, как мы тогда думали.
– Я понимаю, - осторожно сказал я. - Сейчас Англии не до музея… Но неужели еще жив Вуджет? Сколько же старику лет?
– Не знаю, много. Не только жив, но и здоров, не хуже своего корабля. Роется в саду, поливает розы… Да, впрочем, хотите нанести ему визит?
Я с радостью согласился.
Конечно, старик был “крепок” лишь относительно. Дряхлый пережиток парусного флота ничем не напоминал отважного капитана-гонщика, прославившего Англию на морских путях. Но живость ума и великолепная память не оставили капитана Ричарда Вуджета.
Я погостил у него два дня - до понедельника. В субботу вечером приехал сын капитана, тоже Дик, и его товарищ Ирвинг. Оба когда-то служили учениками на “Катти Сарк”, а теперь сами командовали кораблями, хоть и не столь знаменитыми, да вдобавок еще пароходами. Меня глубоко тронула нежность, с которой оба эти уже не первой молодости моряки относились к старому Вуджету.
Мы подолгу сидели на террасе с раздвижными, на японский манер, стенками. С шумевшего поодаль моря ползли вереницы слезливых туч. Прихваченные морозом поздние розы посеребрил моросистый дождь, и беспомощные лепестки устилали потемневшую землю. Но горячий чай был крепок, и беседа подогревалась милыми воспоминаниями о выносливой молодости с ее вечным ожиданием необычайного.
Дополняемый сыном и Ирвингом, старый Вуджет рассказал мне историю своего корабля. К несчастью, я не записывал тогда ничего, надеясь на память, а она-то после болезни стала подводить… Только недавно собрался с духом и написал все, что смог припомнить. Получилось вроде маленькой повести, и я когда-нибудь прочту ее вам.
Но отложить прочтение повести капитану Лихтанову не удалось. Раззадоренные гости потребовали от юбиляра “выкладывать все, и теперь же”. Он сдался, принес пачку исписанных листков и, презирая, как всякий настоящий моряк, очки, прочел их нам, держа перед собой на вытянутой руке.
МЕЧТА-ВЕДЬМА
Главный строитель верфей Скотта и Линтона в Думбартоне встал навстречу важному заказчику. Фирма уже давно переписывалась с судовладельцем Джоном Виллисом о его намерении построить корабль-мечту, который не только взял бы первенство на гонках кораблей чайной торговли, но и смог бы постоянно удерживать его.
Оба шотландца пожали друг другу руки. Общительный, полный юмора кораблестроитель был противоположностью угрюмоватому и заносчивому судовладельцу.
– Мне достали сведения насчет того нового клипера, - начал, отдуваясь, Джон Виллис, - что строится Худом в Эбердине.
Кораблестроитель выразил живейший интерес. Судовладелец извлек книжку в черной коже:
– Сравните с вашими расчетами. Регистровых тонн будет девятьсот пятьдесят, длина двести тринадцать с половиной…
– У нас двести четырнадцать, - вставил инженер, - и девятьсот шестьдесят тонн. Ширина тридцать шесть с половиной.
– Ого, такая же!
– Глубина двадцать и восемь десятых…
– У них больше - двадцать один с третью. Но это пустяк. Похоже, очень похоже… Набор железный, обшивка - тик, вяз и сосна?
– Да, да!
– Понимаю. Они учли весь опыт Великой гонки прошлого, шестьдесят шестого года.
– Вы имеете в виду гонку из Фучоу в Лондон?
– Да. Гнались девять лучших чайных клиперов. Победитель - Джон Кэй со своим “Ариэлем”. На десять минут позже “Тайпинг”. На девяносто девятый день после выхода из Фучоу.
– Худ взял пропорции “Ариэля”. - Инженер порылся в справочниках. - Да, “Ариэль” чуть-чуть короче и уже - восемьсот пятьдесят две тонны. Но главное не это, главное - площадь парусности. Она вам известна?
– Все известно, даже имя корабля - “Фермопилы”. Странное имя! Почему…
– Так что же парусность? - перебил судостроитель.
– Сейчас. Мне дали ее в этих новых мерах - квадратных метрах. Вот, площадь основной парусности - две тысячи пятьсот двадцать этих метров.
Судостроитель сделал быстрый расчет, и лицо его стало озабоченным.
– Что такое? - встревожился Джон Виллис. - Неужели у вас меньше?
– Меньше… две триста пятьдесят. Да, этот корабль будет серьезным соперником… Сколько дополнительной парусности?