Что я мог тут натворить, если… меня не было в городе?
— А когда вы приехали? — поинтересовался Костя.
— Вот только с поезда… И ничего не понимаю!
— Вы можете сказать, где были последние десять дней?
— Разумеется… Хотя вы можете и не поверить — был в плену у леса. Заблудился и не мог выбраться. Да к тому же подвернул ногу — три дня гостил у лесника.
— Еще вопрос, Виктор Ильич: вы помните, что с вами произошло в предобеденное время двадцать девятого июня?
На том конце провода возникла пауза.
— По-моему, да, — ответил наконец Загранцев. — Я ходил за реку в лес. Ну и… заблудился. Вот и все.
— А перед тем как войти в лес?
— Перед тем как войти в лес… Ну, разумеется, был на опушке.
— Ничего странного не наблюдали?
— Нет.
— Пар или туман?
— Да, да, помню. Туман был. Но это был обычный туман. Я проскочил сквозь него — вот и все.
— И пошли в лес?
— Совершенно верно. Но, простите, Константин, э… Сергеевич, объясните, пожалуйста, что все это значит?
Костя с усилием провел рукой по лбу, взглянул на часы.
— У вас найдется время встретиться со мной вечером? — спросил он.
— О, конечно!
— Тогда я жду вас ровно в пять.
Они встретились в пять, А в шесть уже стояли на берегу Сужи за мрачноватыми бурыми холмами лигнина и с тревогой смотрели за реку: с той стороны медленно надвигалась сизая туча тумана. Она ползла широким фронтом, утопая в тени прибрежного леса, ползла угрожающе тихо — даже птицы примолкли, — и казалось, никакая сила не могла остановить ее.
«Грядет день! Грядет день! — молотом стучали в мозгу слова старика Анциферова. — Натерпелась она, матушка, от нас, от людей, ох как натерпелась!»
— Вот и дождались!
Костя узнал басок Васильева, но не оглянулся. Несколько минут назад он видел, что шеф стоял рядом с директором комбината и нервно постукивал пухлым пальцем по пуговице пиджака. Там же, с ними, и Семен Ипполитович.
— И вы что же, всерьез хотите напугать меня этой штукой? — вполголоса пророкотал директор.
— Делайте выводы сами, Николай Петрович, — отозвался Васильев. — Эта, как вы изволили выразиться, штука идет на ваш комбинат, и вам, как капитану, нельзя покидать своего мостика, когда корабль в беде.
И главному инженеру тоже. Не так ли? А что таится в этой штуке, наверно, и самому господу богу неизвестно!
— Меня больше пугает ваш строгий прокурорский надзор, Василий Васильевич, а какой-то там туман…
«Грядет день! Грядет день!»
— Кто же был тот… другой? — оборвал мысли голос Загранцева.
Костя отвел глаза от завораживающего тумана.
— Ученые разберутся, — не сразу ответил он. — Но, полагаю, их мнение не во многом разойдется с нашим: по-видимому, это сгусток материи, рожденный накопившейся энергией протеста так называемой низшей биосферы.
— Протеста против деяний человека?
— Безусловно.
Загранцев недоверчиво приподнял плечи, однако выражение лица его оставалось серьезным.
Васильев окликнул Костю:
— Идемте отсюда! И вы, Семен Ипполитович. Пусть администрация комбината сама отчитывается за свои беспорядки перед окружающей средой.
Костя чуть задержался, почему-то виновато взглянул на Загранцева:
— Прощайте, Виктор Ильич.
— До свидания.
Загранцев не отрываясь смотрел за реку. Профиль его был грустный и строгий, губы плотно сжаты… Наверно, все же что-то вошло в его сознание от того, другого Загранцева, иначе не было бы в нем столько скорби.
Выйдя на дорогу, Костя оглянулся. Огромное облако тумана вынырнуло передним краем из тени леса и в лучах заходящего солнца светилось, словно раскаленное…
Что оно такое — предостережение природы, попытка образумить человека или решительное наступление, направленное на защиту своих прав?
Этого пока никто не знал.
АЛЕКСАНДР ХЛЕБНИКОВОТБЛЕСК ГРЯДУЩЕГОПовесть
Институт оказался крошечным — всего четырнадцать этажей. В парадном вестибюле, куда сходились эскалаторные дорожки к скоростным лифтам, Ракша остановился, рассматривая на стене план-схему расположения отделов. Сначала шли обычные: административный, теоретический, пресс-центр, энергоцентр. Но большую часть здания занимали отделы «Обеспечение», «Экипировка», «Вход и выход», «Адаптация», «Эвакуация», «Зона переброски».
«Было бы нелишне, чтобы кто-то раскрыл их назначение, — подумал Ракша. — Отчет о совещании лучше всего начать с рассказа о структуре института». И направился в отдел информации.
Его сотрудницей оказалась Леночка — симпатичная молоденькая девушка. Тоненькая, маленького роста — исключительно редкого теперь! — она держалась со строгой значительностью, не допускающей со стороны посетителей никакой фамильярности.
— Ракша, журналист марсианского поселения «Аэлита-2»? Великолепно! — восхищалась Леночка. — Поверите ли, просто соскучилась! Многие, предпочитая брать разъяснения у автомата, игнорируют личные контакты.
Итак, наш Институт АСВ-активной связи времен предназначен исследовать прошлое с целью оберегать благополучие настоящего и будущего от губительных воздействий негативных явлений прошлого. Кроме того, наши десантники, которых мы собираемся забрасывать даже в отдаленные эпохи, могут оказать необходимую помощь от нашего двадцать второго века обществу тех времен, в которых находятся. Если это не повлияет на генеральный ход истории.
— Неужели они будут выполнять и просветительские функции?
— Конечно, нет! Любое внесение современных знаний в прошлое способно изменить объективное развитие событий. А это запрещено. Теперь об отделах института. Они создают нужные условия для успешной работы десантников в далеких от нас исторических эпохах. Взять хотя бы отдел «Вход и выход». Его сотрудники готовят десантника для вхождения в чужую эпоху и выхода из нее. Надо так все обосновать, чтобы для людей прошлого появление десантника выглядело вполне объяснимо и не казалось сверхъестественным. Задолго до экспедиции разработчики программ тщательно изучают сотни вариантов, пока не выберут наилучший.
— А остальные отделы?
— Чтобы десантник не выделялся в обществе прошлого, не вызывал бы подозрений, его соответствующим образом нужно подготовить. Отделы «Экипировка» и «Обеспечение» этим и занимаются. Но и этого недостаточно. Для благополучного адаптирования в прошлом десантник должен владеть и языком того народа, среди которого будет находиться, знать его обычаи, мораль, стереотипы поведения. Он обязан в совершенстве владеть и личным оружием, характерным для данной эпохи, — мечом ли, шпагой, пистолетом… Десантник должен быть и хорошим актером. Всему этому он и обучается в отделе «Адаптация». Если выяснится, что десантник сам не в состоянии вернуться, специальный датчик пошлет нам сигнал бедствия и отдел «Эвакуация» сделает все возможное, чтобы его спасти.
— Какие ограничения существуют в деятельности десантника?
— Самое важное — одно. Он всегда должен помнить, что любое грубое вмешательство в прошлое может привести к тяжелым последствиям в будущем. И не делать ни малейшей попытки изменить какое-либо основополагающее событие прошлого.
— Извините, — сказал Ракша, — это же явное противоречие. Как же десантник выполнит свою миссию, если лишен права вмешательства в события прошлого, если ему противопоказана даже малейшая попытка изменить их?
— Я говорю о грубом вмешательстве.
— А разве может быть иное?
— Да, то, которое не ведет к разрыву причинно-следственных связей, ответственных за возникновение события, существенного для данного временного потока.
— Туманно. Нельзя ли пример попроще?
— Пожалуйста. — Леночка на минуту задумалась, а потом рассмеялась. — Вы знаете легенду о том, что якобы Наполеон проиграл решающее сражение из-за насморка?
— Знаю.
— Так вот, десантнику, если он окажется в ближайшем окружении Наполеона, надлежит действовать таким образом, чтобы ненароком не избавить Наполеона от этого злосчастного насморка. А то, глядишь, он выиграет.
Ракша улыбнулся:
— Признателен за превосходное интервью, которое вы мне дали.
— Сандра Николаевна Дубровина!
И в конференц-зал вошла девушка в повседневной одежде десантников — голубом комбинезоне с золотой нашивкой на груди: горизонтальной восьмеркой, пронзенной стрелой, — символом передвижения во времени.
Подойдя к столу, за которым сидели президент Академии наук Донат Бельский, ректор института Вахтанг Тондзе и руководители всех отделов, Сандра остановилась, ничем не выражая своего волнения, хотя, несомненно, догадывалась, что вызов на совещание такого высокого уровня не случаен.
Пристально всматривался Вахтанг в лицо Дубровиной. Возможно, ей предстоит очутиться в ледяном аду, в таких условиях, о которых страшно и подумать. Выдержит ли там восемнадцатилетняя девушка, избалованная комфортом спокойного и мирного века? Да, она закалена, прекрасно физически развита, пройдет дополнительную психофизическую подготовку. Но не лучше ли все-таки послать мужчину?
«Нет, не лучше, — только что утверждал руководитель сектора, ведающего двадцатым веком. — Любой десантник-мужчина, да еще молодой, будет сразу призван в армию. А Сандра, как девушка, сохранит за собой свободу передвижения. Кроме того, Сандра специалист по стране, в которую намечен заброс, только что защитила кандидатскую диссертацию».
— Сандра Николаевна, — сказал президент, — недавно в Центральном архиве случайно обнаружили маленькую картонную папку. В ней — рукописи и рисунки, сделанные четырнадцатилетним Сережей Еремеевым в Ленинграде ровно двести лет назад — в мае тысяча девятьсот сорок первого года. Посмотрите, она перед вами на столе.
Бережно взяла Сандра папку, развязала матерчатые тесемочки, вынула и наугад развернула одну из тоненьких школьных тетрадок с таблицей умножения на обложке.
«…Беляев лишь в одном ошибся, — прочитала она, — не так-то просто жить в невесомости, как он описывает.