Блестели пряжки на амуниции. Я толкнул камень. Он покатился вниз. Меня заметили. Один из пиратов поднял руку, и раздался слабый хлопок выстрела. До площади они должны были добраться через полчаса.
Я пошел обратно в город, думая, как найти Кузнецова. Навстречу мне хлынула толпа — солдаты в латах, с алебардами, растерзанные горожане, женщины с детьми. Все это кричало и неслось по улице. Меня вмиг подхватило, кто-то чувствительно ударил в спину. По крикам можно было догадаться, что пираты ворвались в город. Вероятно, бой с фортом был обманным — стянул к себе весь гарнизон, а капитан Клайд тем временем высадил десант и ударил с тыла.
Остановиться в толпе было невозможно. Работая локтями, я продирался к краю. Какой-то офицер без кирасы, придерживая лоскут кожи на щеке, срывающимся голосом звал солдат. Его никто не слушал. Меня прижало к дому, я вцепился в дверную скобу. Толпа схлынула. Бежавшие в хвосте стали перелезать через стены. Появились пираты — ободранные, злые, — с гиканьем понеслись по улице. Все были с мешками.
Двое тащили деревянный ящик, полный золотых монет.
Из-за угла, воздев руки, хохоча, шла женщина в черном монашеском одеянии.
— Элга! — закричал я.
Женщина опустила руки.
— Кто? — повела безумными зрачками. Узнала: — Павел! — И захохотала опять.
Я схватил ее за плечи, тряс:
— Элга, опомнись!
Она поцеловала меня, ударила зубами о зубы, сказала спокойно:
— Вот ты где! Я тебя искала.
От нее пахло вином.
— Элга, где Кузнецов?
Она не понимала.
— Кузнецов, практикант из Советского Союза? — Я решил наплевать на конспирацию.
Элга пожала плечами:
— Здесь где-то. А я вот захотела увидеть тебя — и увидела.
— Элга, мне нужен Кузнецов, — внятно сказал я, сжимая ее запястья. Она скривилась. — Элга, где он?
— Пусти, больно, — сказала Элга. Я отпустил. — А ты совсем не тот, за кого себя выдаешь, — погрозила мне пальцем. — Мне еще Бенедикт сказал: таинственный инспектор. Кузнецов тебе нужен. В телецентре Кузнецов, где ж ему быть! Они сейчас всей бандой впрыскивают нам молодежный отдых.
— Идем, — приказал я.
Элга повисла у меня на руке, тыкала пальцем: туда. Лепетала:
— А ты мне нравишься. Хоть Бенедикт и сказал, что ты… чур, молчу… ты мне все равно нравишься.
Мы остановились перед одноэтажным домом, окна которого закрывали железные ставни.
— Здесь, — сказала Элга. — Только туда нельзя. Пока идет трансляция, туда никому нельзя. Даже Бенедикту нельзя.
Дверь была заперта. Я постучал. Мне никто не ответил.
— Пойдем выпьем, — сказала Элга. — Не будь таким скучным!
Я рванул дверь. Замок слетел. Внутри было темно.
Мерцали экраны настройки — палуба корабля, горящий город, горящий форт. Я нащупал выключатель. В потолке заметался, запрыгал бледный свет — вспыхнул. Комната была небольшая. Все четыре стены ее представляли собой пульты со множеством кнопок и тумблеров. Не в лад мигали десятки зеленых глазков. На полу, порвав сплетение проводов, опрокинув табуретку, лицом вверх лежал Гера Кузнецов. Стеклянные глаза смотрели в потолок.
Элга заглянула через плечо.
— Пьян вдребезги, — сказала она и захихикала.
Глава пятая
Кузнецов был убит примерно за час до моего прихода. В клинике «скорой помощи» ему заменили сердце, провели регенерацию сосудов и нервов, аэрировали мозг. Все было бесполезно. Он пролежал слишком долго.
Подробности я выяснил по «блохе». Стреляли болевой иглой, вызывающей паралич сердечной мышцы.
Я знал эти болеизлучатели — легкие, компактные пистолетики, стреляющие волновыми разрядами. Они применялись в медицине для интактных операций — блокировали нерв в точке укола. Превосходное оружие, совершенно бесшумное, не оставляющее следов. Одно время такие пистолеты были прямо-таки повальным бедствием в западных странах: убивали на улицах среди бела дня, убивали в кинотеатрах, убивали в парламентах во время заседаний. Полиция сбилась с ног: после выстрела пластмассовый, однозарядный, весящий всего сто граммов пистолетик бросали на пол, и определить, кто убийца, было невозможно.
Болевые иглы послужили решающей причиной для введения международного закона, запрещающего частное владение оружием любого рода, — закона, который, на мой взгляд, следовало принять лет на пятьдесят раньше.
Август запретил мне вмешиваться в это дело. Было ясно, что Кузнецов раскрылся и убит кем-то из фантомов, поэтому я не должен был иметь к нему никакого отношения. Расследования решили не проводить. По официальной версии, смерть наступила от сердечной недостаточности. Несчастный случай.
Я доложил о последней связи.
— Великие Моголы? — переспросил Август. — А ты не ошибся?
— Он повторил два раза очень отчетливо.
— Ладно, разберемся, — сказал Август. — Прошу тебя, Павел, будь осторожней — без самодеятельности.
На похоронах я появиться не мог. Я понимал, что конспирация необходима, но было очень горько. С Герой мы дружили давно — вместе кончали Школу, четыре года наши кровати стояли в одной комнате, каждый день в шесть утра он стаскивал с меня одеяло и гаркал в ухо: «Вставай, защитник планеты!» Я тогда очень гордился своей профессией и считал, что именно мы, сотрудники МКК, обеспечим Земле спокойствие и безопасность.
К тому же у меня было свидание с Анной. Я пытался убедить себя, что это нужно для дела. Получалось плохо: для дела было нужно, чтобы я встретился не с ней, а с Элгой и осторожно выяснил, почему директор не поверил в мою легенду. Этот вопрос меня тревожил.
В конце концов я махнул рукой и направился в городскую библиотеку. Там после небольших уточнений мне выдали толстенный том по средневековой истории.
Оказалось, что Великие Моголы — это династия, которая правила в Индии с шестнадцатого до середины девятнадцатого века. Ее основал некто Бабур Тимурид.
Он происходил из Моголистана — отсюда и наименование династии (по-индийски — Мугхал). Собственно, Великими Моголами их назвали европейские путешественники в семнадцатом веке.
Наибольшего расцвета государство Великих Моголов достигло при Шах-Джахане. Оно было централизованной феодальной монархией и в семнадцатом веке включало в себя почти всю Индию. Однако уже в то время, несмотря на внешнее могущество, в стране стал назревать внутренний кризис, приведший в итоге к междоусобице и распаду государства. Влияние Великих Моголов падало, и находившаяся под их властью территория быстро сокращалась. К середине восемнадцатого века они фактически владели только Дели и прилегающими районами, а к концу века стали марионетками в борьбе крупных феодалов Северной Индии. Этим воспользовались англичане и в 1803 году захватили Дели. Формально Великие Моголы продолжали считаться правителями Индии до 1858 года, когда английские колониальные власти упразднили династию.
Представители Великих Моголов: Бабур, Хумаюн, Акбар, Джахангир, Шах-Джахан, Аурангзеб, Бахадуршах, Джахандар-шах, Фаррук Сийяр, Мухаммед-шах, Ахмед-шах, Аламгир, Шах Алам, Акбар II, Бахадуршах II.
Какое отношение все это имело к фантомам, я не знал. На всякий случай я выписал основные моменты и зазубрил их.
Потом я поехал к Анне.
На перекрестке, где мы договорились встретиться, куря красную женскую сигарету, лихо топталась девица — из тех, что ищут партнера на один вечер. Каблуки ее серебряно звякали при каждом шаге, из сережек неслась популярная мелодия.
Анны не было. Я посмотрел на часы.
— Павел, — позвала девица.
— Да-а… — глубокомысленно сказал я, окидывая ее взглядом.
Анну было не узнать. Волосы она зачесала вверх, столбом, — самая модная прическа, «Нефертити», косметика светилась: на глазах — синим, на губах — зеленым, вместо обычного платья она надела переливающуюся радугой футболку и джинсы, на которых вспыхивали живые картинки.
— Вам не нравится?
— Очень эффектно, — сказал я. Взял ее под руку: Куда мы пойдем?
Анна закусила зеленую губу.
— Вы не подумайте, это я в первый раз так. Потому что надо быть как все. А то меня пригласит кто-нибудь, посмотрит — и больше не показывается. Я боялась, что и вы.
— Вам не требуется быть как все, — искренне сказал я.
— Правда?
— Правда.
Она обрадовалась:
— Я сбегаю, переоденусь. Я тут недалеко живу. А то словно это и не я…
— Не надо, — сказал я. — Сегодня не надо. В следующий раз.
— А будет следующий раз?
— Вы хотите этого?
— Да. А вы?
— Да.
Последние фразы мы произнесли шепотом, остановившись. Рядом никого не было. Только какой-то мужчина в блестящем, будто металлическом, костюме читал новости на стене, время от времени нажимая кнопку, чтобы сменить кассету.
Я сказал излишне весело:
— Так куда же мы направимся? В концертном зале сегодня гала-представление. Билетов не достать, все равно как к вам на Спектакль, но, используя свое положение инспектора…
Грохот барабана заставил нас оглянуться. В улицу втягивалась длинная колонна. Шли ровными рядами — по десять человек. Плечом к плечу. Все — в черных галифе, в зеленых рубашках с закатанными рукавами.
Единым махом били в мостовую сотни увесистых сапог: «трум!.. трум!..»
По бокам не в ногу шагали равнодушные полицейские.
— «Саламандры», — без выражения сказала Анна. — Фашисты.
— Но фашистская партия запрещена, — сказал я.
— Разве дело в названии? — Она процитировала: — «Призовем молодых. Призовем жестоких. Призовем тех, чья вера — нация, чей долг — нация, чья совесть — нация».
Перед колонной несли тяжелое знамя. На черном бархате травяным соком зеленела громадная буква «С». Из нее вырывалось пламя. Эту букву я уже видел.
Она стояла под запиской, которую я нашел в своей разгромленной квартире. Интересная новость. Значит, мною занимаются «саламандры». И даже хуже. Мной занимается сенатор Голх. Тот самый сенатор, по чьему поручению я якобы произвожу инспекцию.
Я почувствовал себя неуютно.