— Это разговор. Поехали.
Двери им открыл высокий парень с угреватым лицом. Он, очевидно, сразу узнал Долгова. Натянул на подбородок ворот серого свитера, буркнул неразборчивое приветствие и крикнул:
— Люда, иди. Милиция!
Из комнаты к ним вышла девушка. Худенькая, коротко стриженная, она была похожа на старшеклассницу. Но Люда была уже на третьем курсе института.
— Вы живете вдвоем? — спросил Глеб, раздеваясь и проходя в комнату вслед за Людой.
— Да. Я и брат Вова.
— Как же вы обходитесь? — вырвалось у Глеба.
— Нормально, — покраснела Люда. — Я стипендию получаю, пенсию нам дают, дядя помогает…
Квартира Балакина была на третьем этаже старинного дома в центре города. В двух маленьких комнатах жили Люда и Вова. В третьей, большой, размещались экспонаты домашнего музея шахмат. Вся она была заставлена застекленными книжными полками, на которых стояли шахматы.
У Глеба разбежались глаза. Ничего подобного он в своей жизни не видел. С витрин на него смотрели шахматные фигурки из дерева и кости, фарфора и пластмассы, стали и бронзы, гипса и перламутра. Воины разных времен и народов, животные и рыбы, геометрические фигуры, обычные шахматы… Многоцветные и яркие, однотонные, потускневшие от времени. Очень старые, потрескавшиеся, облупленные. И совсем новые, как будто только что вышедшие из рук мастера. Взгляд невозможно отвести.
— Интересно? — спросила Люда.
— Поразительно! Это же настоящий музей! — воскликнул Глеб.
Он никогда не думал, что шахматные фигурки могут быть произведениями искусства. Глеб их всегда воспринимал иначе. Красоту создавали шахматисты в партиях, задачах, этюдах. Она таилась в содержании самой игры. Фигурки почти не замечались…
— Дедушка рассказывал, что тут собраны шахматы разных народов: русские, индийские, китайские, корейские, иранские, японские, монгольские, турецкие, из многих стран Европы… Вот эти, серебряные, изготовлены в Англии. А эти сделаны из гильз в окопе… Вот еще шахматы, которыми дедушка очень дорожил. Они достались ему от одного старого большевика-подпольщика. Сделаны из хлеба и клея в тюрьме… Здесь у дедушки был и музей, и кабинет, — рассказывала Люда.
Они подошли к большому письменному столу. Все предметы на этом столе были связаны с шахматами. Глеб сел за стол и почувствовал себя в сказочном шахматном царстве. Стакан для карандашей выполнен в виде шахматной ладьи. Абажур на настольной лампе оказался короной шахматного короля. Крышки у чернильниц — черная и белая пешки. Нож для разрезания бумаги заканчивался головой шахматного коня.
На столе лежала толстая тетрадь в твердой обложке. Люда раскрыла ее на первой странице. Глеб прочитал: «Каталог коллекции шахмат А. Б. Балакина».
Люда перевернула несколько страниц.
— Вот. Под номером тридцать три записаны пропавшие шахматы, — показала она.
Глеб прочитал: «Шахматы из слоновой кости. Покрыты цветными лаками и позолотой. Высота фигур 5–7 сантиметров. Италия. XVII век(?)»
— Где они стояли? — спросил Глеб.
— Вот здесь. — Люда указала на пустое место на средней полке в углу комнаты. Рядом с ним выстроились закованные в тяжелую броню бронзовые солдаты, вооруженные щитами и копьями. Лихо подняли над головами мечи всадники на конях. Сурово высились средневековые мрачные башни с бойницами — туры или, как их положено правильно называть, ладьи.
У стены стоял большой массивный шкаф. Через стеклянные дверцы на Глеба смотрели корешки шахматных книг.
Вот большая толстая книга польского писателя Ежи Гижицкого «С шахматами через века и страны». Горин открыл дверцу, взял книгу в руки, осторожно раскрыл, начал листать. Как много иллюстраций! Действительно, с шахматами попадаешь то в область живописи, то в мир литературы, то в музеи истории, то в океан музыки… А это что за книга? Почему она одна лежит на верхней полке? Все остальные расставлены в алфавитном порядке плотно, одна к одной. А эта — отдельно. Может быть, ею недавно пользовались? Глеб прочел название книги: «Избранные этюды А. А. Троицкого». Положив книгу на то место, где она лежала, Глеб аккуратно прикрыл дверцы шкафа.
Рядом со шкафом в стену был вделан старинный изразцовый камин. На его зеленоватой передней стенке тоже были вылеплены шахматные фигуры. На боковой стене камина на самом верху виднелась маленькая шахматная доска, набранная из светлых и темных квадратиков. На ней чуть заметно проглядывали шахматные фигурки…Да, вся комната, даже многие мелкие предметы в ней были посвящены шахматам.
Стемнело. Люда включила свет. Под потолком зажглась пятирожковая люстра, мягко осветив эту необычную комнату.
В музее, как назвал про себя эту комнату Горин, удачно сочетались современные предметы: люстра, книжные полки, стол — и старинные: камин, шахматный столик на толстой ножке, стоявший возле окна, а главное — сами шахматы, да еще картина в тяжелой позолоченной раме, висевшая над письменным столом.
— Через окна вор проникнуть не мог, — сказал Долгов, глядя на плотно закрытые, заделанные на зиму рамы.
— Конечно. Да ведь и третий этаж, — вздохнул Горин.
— Дверь тоже внушительная и запирается хорошо… Я проверял, — добавил Долгов.
Горин посмотрел на него, кивнул, хотел что-то сказать, но снова отвлекся. Шахматный музей не давал ему покоя. На стенах между полками и выше полок висели удивительные шахматные доски и картины на шахматные темы. Вот темно-красная гладко отполированная доска — подарок из Вьетнама. А та сделана из перламутровых раковин…
— Как вашему деду удалось собрать такую коллекцию? Тут ведь есть очень дорогие вещи, — спросил Глеб.
— Он собирал всю жизнь. Последние годы тратил на шахматы и книги всю пенсию. Он — бывший военный, фронтовик. Получал пенсию и до самого конца работал. Многие дарили ему шахматы, доски, разные шахматные предметы, — рассказала Люда.
— Ваш дед мог бы сдать их в музей, — заметил Глеб.
— Он и хотел это сделать. Но в музее сказали, что сохранить коллекцию в целом виде не смогут. Должны разложить по векам и странам. Дед так не захотел и не согласился. Он мечтал сохранить всю коллекцию целиком… Он говорил, что собирал не только для себя. У него бывали и шахматисты, и историки, и разные ученые, писатели, журналисты. Его знали очень многие. Приезжали отовсюду. Даже из-за границы…
— Что это за картина? — спросил Глеб.
Он подошел к шахматному столику, над которым висела заинтересовавшая его картина, и начал ее рассматривать. В левом верхнем углу картины взвился грозный белый шахматный конь. Изо рта коня вырывается огонь. В правом нижнем углу черный король в ужасе согнулся и пытался загородиться от страшного коня. Король метался по крепости, защищенной башнями-ладьями, но выхода не находил. В крепости взметнулось пламя. Отсвет пожара осветил искаженное страхом лицо короля.
— Эта картина деду очень нравилась. Ее прислала художница из Казани Сатонина. Я запомнила ее фамилию, так как дед с нею переписывался. Он очень хвалил эту художницу… Здесь изображен спертый мат, я помню название по каталогу деда.
— Футы… Конечно, как это я сразу не догадался. Действительно очень любопытная картина.
Горину уходить из шахматного музея не хотелось… Долгов напомнил ему, что пора идти. Оба направились в прихожую. Когда вышли на улицу, Долгов сказал:
— Через двери вор не проходил, через окна тоже. Остаются только посетители квартиры…
— То есть все тот же Басов, — вздохнул Глеб.
— Сюда еще часто приходит дядя Людмилы и Владимира.
— Это кто?
— Сын хозяина коллекции Балакина. Он здесь не живет, но бывает очень часто. И был, кстати, накануне пропажи шахмат.
— А друзья Людмилы и Вовки? — спросил Горин.
— Их пока можно исключить. Их мало, домой к ним ходят очень редко. Вова здесь недавно, друзей еще не завел. У Люды тоже их немного. За это время со слов Люды и Володи никого из их знакомых, кроме Басова, не было.
— Как зовут дядю?
— Андрей. Андрей Александрович Балакин.
Когда Люда обнаружила пропажу шахмат, она сама и Володя были дома. Басов и дядя Андрей ушли. Если считать, как условились Долгов и Горин, что Басов невиновен, то главным подозреваемым становился Андрей Балакин.
Андрей был средним сыном в семье. Старший, Евгений, погиб на фронте в 1944 году. Младший, Виталий, попал вместе с женой в автомобильную катастрофу восемь лет назад. Оба они погибли. Людмиле тогда было тринадцать, а Володе всего восемь. Взяла их к себе бабушка! мать их мамы, жившая в Петрозаводске. Когда Люда кончила школу, то перебралась к деду в Ленинград. После смерти деда приехал к сестре и Володя.
Андрей Александрович Балакин решительно вошел в кабинет Долгова, поздоровался, сел на предложенный ему стул. Он выглядел моложе своих пятидесяти лет. Худощавый, подтянутый, аккуратный. Глаза смотрят внимательно. Руки беспокойные. В таких руках хорошо смотрелись бы четки. Четок не было, поэтому пальцы находили себе другие дела: поправляли галстук, подтягивали молнию, почесывали кончик носа, приглаживали, взлохмачивали и вновь укладывали мягкие волосы… Научный работник, спортсмен, библиофил — на все находил он время. Не ладилась только личная жизнь. Жена умерла. Детей не было. Второй раз не женился, так и жил один.
— Что вы думаете о пропаже шахмат? — спросил Горин, когда посетитель удобно устроился на стуле.
— Какая-то необъяснимая история. Если у нас был опытный вор, то почему он взял только одни шахматы? И пожалуй, не самые дорогие…
— Это еще можно объяснить. Ну например, что одни шахматы можно унести незаметно. И не сразу будет обнаружена их пропажа. Если унести сразу несколько комплектов, это бросится в глаза тут же.
— Но как вор попал в нашу квартиру? — горячился Балакин.
— Этого мы пока не знаем. Может быть, у него был ключ?
— Ключ? Откуда? Ключи только у Люды, Вовки, меня… Что вы так на меня смотрите, как будто это я взял шахматы! — вспыхнул Балакин.
— Этого я не говорил… Хотя, не буду скрывать, обстоятельства заставляют подозревать всех, в том числе и вас… Вы были в квартире в день пропажи шахмат. Их исчезновение обнаружилось после вашего ухода…