этот счет свои собственные соображения. Но в том, что среди миллиардов землян непременно сыщутся, не могут не сыскаться те, кому окажется близок и дорог образ жизни магов, кто захочет постичь и принять их мир, опустить «взгляд долу», нет сомнений. А значит, оба мира, обе планеты, оба общества нужны друг другу, их союз обоюдно желателен и взаимовыгоден, ибо они помогут друг другу преодолевать свои внутренние несовершенства.
На страницах повести Татьяны Орловской «Ниша забытой жизни» сталкиваются наша современная цивилизация и древнее сообщество доживших до нынешних дней австралопитеков. Тоже происходит своеобразный Контакт.
Что ж, опыт фантастики знает немало всяческих «затерянных миров», населенных диковинными существами, обитавшими некогда на Земле, — от динозавров до неандертальцев. Возможно, иные из них и впрямь затаились в каких-нибудь глухих уголках. Во всяком случае, сейчас криптозоологи всерьез обсуждают версию, согласно которой «снежный человек», это загадочное существо, поисками которого занято немало людей в самых разных странах, является дожившим до космической эры неандертальцем. И описанные Орловской агогве тоже, подобно снежному человеку, упоминаются в легендах народов Африки, живущих, правда, в Мозамбике, Уганде, Западной Кении, а не в Капских предгорьях. Это крошечные человечки, по описаниям немногих очевидцев едва достигающие ростом четырех футов, то есть ста двадцати двух сантиметров, покрытые рыжей шерстью и, подобно нам, ходящие на двух ногах. «Действительно ли, — спрашивают некоторые романтически настроенные зоологи, — все австралопитеки вымерли? Может быть… слухи о лесных человечках агогве обязаны своим происхождением уцелевшим в глуши девственных лесов австралопитекам?» — пишет в своей книге «Следы невиданных зверей» биолог и писатель-популяризатор Игорь Акимушкин. Что ж, все может быть. И уж во всяком случае, писателю-фантасту никак не возбраняется использовать любую, даже самую маловероятную гипотезу. Пусть ученые спорят о том, были или не были австралопитеки разумны (их мозг достигал пятисот — шестисот кубических сантиметров, ненамного больше, чем у шимпанзе). Неважно, что ничего не известно о тех экстрасенсорных, телепатических способностях наших далеких пращуров, которыми наградила их писательница.
Важно другое.
Подобно магам в рассказе Святослава Логинова, фантастические агогве являют собою сообщество, пошедшее в развитии своем по иному пути, нежели человек. А ведь кроме телепатии и умения пользоваться странными ягодами, пробуждающими наследственную память, других признаков разумности агогве не обнаруживают. Можно ли говорить о цивилизации, пускай и фантастической, как о цивилизации магов, если эти существа ведут полуживотный образ жизни? Разумеется, встреча человека с агогве — это тоже Контакт. Но ведь и с животными у нас устанавливается нечто вроде взаимопонимания…
Тем не менее человеческий мир оказывается куда хуже общества агогве. Люди проявляют лишь жестокость, корыстолюбие, подлость… Единственный претендент в герои, Питер Йоргенс, одержим только своей научной идеей, судить о том, что он за человек, читателю повести трудно.
Получается, что в Контакте с одной стороны участвуют люди, которых почему-то не очень хочется называть этим словом, а с другой — полуживотные, чей «разум еще не стоял между ними и природой», и поэтому они были «совершенны, как мох». Однако именно эти «совершенные, как мох», агогве оказываются едва ли не нравственным идеалом, люди же высокой поверки не выдерживают…
К счастью, не все авторы разделяют подобное недоверие к человечеству. Герои «Теста на совместимость» Виктора Жилина — ленинградского фантаста, рано ушедшего из жизни, — проходят своеобразную пробу как раз человеческих своих качеств, не столько разума, сколько нравственности. И выдерживают эту проверку, признаться, с честью.
В самом деле, задача перед ними не из простых. И мы сейчас говорим не о тех приключениях, которые испытали они на безымянной Планете, хотя и необычные приключения в неземном мире, тысячекратно описанные до него, Виктор Жилин умел заставить нас переживать по-новому. Главное достоинство рассказа — искренняя и убеждающая человечность решений и поступков. Человеческая доброта. И становится не так уже важно, что именно происходит там, на загадочной, укутанной белым туманом Планете. Важно в конце концов, что человек всегда ведет себя как человек. Для него даже в самой невероятно запутанной страшной ситуации альтернативы этому нет. «Потому ч^о другое — это взять мушкет, войти в изолятор и — сонному, в затылок…»
Коллизия Контакта, как видим, совсем не обязательно требует в равной мере выписывать обоих партнеров, обе стороны, встретившиеся друг с другом. Мы понятия не имеем, с кем или с чем пришлось столкнуться на Планете экипажу «Босха». Но это и не важно: сам по себе факт Контакта выступает здесь тем самым Лукиановым зеркалом, в которое смотрится человек.
Подобное происходит и в рассказе Андрея Столярова «Дверь с той стороны». И здесь тоже до конца остается невыясненным, с кем же вступил в Контакт Мазин. Партнер по Контакту настолько чужд всему человеческому, всем нашим представлениям о жизни и разуме, что ни о каком взаимопонимании не может быть и речи. «Мы слишком разные, — подумал он. — Может быть, это и не Вторжение, но мы слишком разные…Мы никогда не поймем друг друга».
Мазин прерывает Контакт — ценой своей >£изни. И тем самым вновь доказывает, что даже самый обычный, заурядный на первый взгляд человек, вовсе никакой не супермен, может тем не менее в звездный свой час взять на себя ответственность за все человечество.
Впрочем, различия между партнерами по Контакту не всегда означают невозможность взаимопонимания. Казалось бы, уж как велики различия между элиминаром — искусственным существом, роботом, созданным не то в отдаленном будущем, не то на другой планете, не то в ином каком-то параллельном мире, — и людьми, причем даже не сегодняшним человечеством, а обитателями Франции конца XV века. И тем не менее взаимопонимание — пусть постепенно, трудно — рождается. Нелегко роботу Уайту, герою «Повести о Белом Скитальце» Игоря Смирнова, постичь не логику, но нравственные законы, движущие людьми. Однако постепенно от чисто машинной логики приходит он к человеческой совести. Неслучайно дважды автор ставит его в одно и то же положение — выбора, кого спасать первым, юношу или старика. И если в первом случае, в начале повести, Уайт совершает выбор, исходя из сугубо логических, строго рациональных соображений, то во втором — так и хочется сказать, что руководит им не ум, а сердце (хотя какое уж сердце у робота!). Постепенная эволюция Белого Скитальца, очеловечивание Уайта — это тоже утверждение человеческих ценностей, рассматриваемых в Лукиановом зеркале Контакта.
Галадриэль, Владычица эльфов Лориэна, одна из героинь прекрасной сказочной повести английского писателя Джона Р. Р. Толкиена «Властелин колец», обладала Магическим зеркалом, которое могло показывать «прошлое, определившее вашу нынешнюю жизнь, или какие-нибудь сегодняшние события, способные повлиять на вашу судьбу, или то, что, возможно, случится в будущем». Ничего необычного — какая же это сказка без волшебного зеркала? Но зеркало Галадриэли умело также открывать взору «события, для которых время еще не настало и, весьма вероятно, никогда не настанет, — если тот, кому оно их открыло, не свернет с избранной им однажды дороги, чтобы предотвратить возможное будущее».
Трудно сказать, были ли этот образ, эта мысль навеяны Толкиену научной фантастикой или нет. Но обширное направление современной научной фантастики выступает сегодня именно в роли зеркала Галадриэли — ради отрицания, предостережения, предупреждения, разоблачения такого будущего, наступление которого надо предотвратить. Корни этого — антиутопического — направления научной фантастики уходят достаточно глубоко в историю политической борьбы, общественной мысли и художественной литературы. Вспомним хотя бы такие романы Герберта Уэллса, как «Машина Времени» или «Когда Спящий проснется».
Заглядывают в зеркало Галадриэли и современные ленинградские фантасты.
Тема ответственности ученого за использование своего открытия, дальнейшую его судьбу также относится к одной из наиболее разработанных в фантастической литературе. Об этом думал еще Жюль Верн, больше ста лет назад заканчивая своего «Робура-Завоевателя». Создатель фантастического воздушного корабля говорит в финале романа: «…я понял, что умы людей еще не подготовлены к тому важнейшему перевороту, который в один прекрасный день должно произвести завоевание воздуха… Граждане Соединенных Штатов, мои опыты завершены, но отныне я полагаю, что ничего не следует делать раньше времени. Это относится и к прогрессу: успехи науки не должны обгонять совершенствования нравов… Явись я сегодня, я пришел бы слишком рано, и мне не удалось бы примирить противоречивые и своекорыстные интересы людей». К такому же выводу приходит и герой повести Артема Гая «Наследники» Оноре-Максимилиан Жиро. Правда, избирает он в отличие от инженера Робура не добровольное изгнание, а уход из жизни. Уносит с собой тайну вакцины, которая…
Стоп! Давайте попробуем разобраться, что есть эта вакцина — добро или зло для нынешнего человечества.
Казалось бы, какие тут могут быть сомнения! Разве не требуют отдать в руки людей такое средство против лучевой болезни тени жертв Хиросимы, «Счастливого Дракона», Чернобыля, наконец?
Но нельзя забывать и о том, что история человечества — это еще и история поединка меча и щита. Чем более надежен щит, тем менее эффективен, тем менее страшен меч противника. Но и меч, совершенствуясь, требует нового, лучшего щита. Способные выйти победителями из любой артиллерийской дуэли броненосные корабли оказались беззащитны против нового меча — торпеды, выпущенной с борта подводной лодки. Что и было засвидетельствовано трагической судьбой английских крейсеров «Хог», «Кресси» и «Абукир», в одночасье пущенных на дно немецкой подлодкой. Казалось бы, подводная лодка стала безраздельно царствовать на море. Но родилась авиация, появились противолодочные корабли, вооруженные глубинными бомбами