Де Меса замешкался позади: он со своими людьми вытаскивал пушки из толпы, устанавливал на пригорке. Долго провозился де Меса со своими тяжелыми пушками.
— Теперь послушаем, что скажут мои сеньориты, — промолвил де Меса.
Де Меса поднес фитиль к первой пушке; грохнул пушечный выстрел, чугунное ядро ударило в плотные ряды индейцев.
Столб земли и пыли поднялся над толпой, десяток индейцев разметало в стороны, ближние попятились с воем. За первой грохнула вторая пушка, за ней — третья. На сотни шагов впереди очистилось поле: индейцы отступали.
Чудовища с толстыми шеями оказались злыми чудовищами, они умели плеваться раскаленными шарами!..
Индейцы разбегались; передние ряды, отступая, теснили задние, и скоро все огромное войско, вся толпа пришла в движение, колебались самые дальние ряды.
— Бегите! — кричали воины. — Бегите от белых дьяволов!
Но силы индейцев были огромны. С дальних холмов спускались новые отряды, новые племена, готовые к бою. С топотом и свистом, с устрашающим воем, поднимая облака пыли, подкидывая в воздух пики, копья, новые толпы надвигались на испанцев. Они уже не боялись ни пуль, ни ядер: там, где падало трое — четверо, там десятки нарочно взметали ногами пыль, чтобы скрыть от врага урон, смыкались и шли вперед. Бой шел врукопашную, вплотную. Подбирались и к пушкам. Лопе сам видел, как молодой индеец, пробившись сквозь ряды испанцев, нацелился из лука в пушку; стрела сломалась о бронзовый ствол орудия, индеец подскочил к нему с пикой, но тут де Меса мечом пробил индейцу горло.
Бились все вокруг; Габриэлю Нова пробили ногу, и он вышел из строя, трое наседали на Хуана де Торреса; огромного рябого Эредия теснили восемь человек. Капитан Сандоваль отбивался, раненный в ляжку; слабея, он делал выпад то вправо, то влево; трава окрасилась кровью вокруг него.
А с холмов надвигались все новые и новые толпы, в белых и красных полосах, в кроличьих шкурках, в змеиных и лисьих масках.
— Что же Кортес?.. Что же не идет капитан Кортес с конным отрядом?.. — люди оборачивались в сторону реки.
Но Кортес не шел. Что-то задержало его в пути. Может быть, приречные затопленные поля оказались непроходимы для лошадей?
— Господи, мы все погибнем, и солдаты и капитаны! — застонал Лопе.
Рослый индеец в кроличьих шкурах наскочил на него; бросив пику, индеец схватился с ним врукопашную. С силой индеец заворачивал ему руки назад и давил грудь. Лопе почувствовал, как у него хрустнули ребра; он не мог поднять руки и пустить в ход шпагу. Индеец давил все сильнее. Стиснув зубы, Лопе пытался высвободить руку. Он вспомнил в эту минуту, как поспорил когда-то с товарищами в Дариене: кто сильнее в рукопашном бою без оружия — индеец или испанец? Если оба вооружены, сильнее испанец, у него и меч, и мушкет, и стальная шпага. А вот если схватиться обоим по-честному, голыми руками? Лопе чувствовал, что индеец одолевает его. Сам не зная как, он высвободил левую руку и с отчаянным усилием сдавил горло индейца. Индеец пошатнулся было, но удержался на ногах; с силой он оторвал руку Лопе. Индеец отбивался молча, с яростной гримасой, перекосившей лицо. Снова Лопе почувствовал себя в тисках; индеец схватил его обеими руками и валил на землю; у Лопе уже не было сил сопротивляться, он качнулся, теряя равновесие. И тут он вдруг почувствовал, что его отпускают. Индеец ослабил тиски; он отступал, с ужасом глядя поверх головы Лопе, куда-то вдаль, в сторону реки. С криком индейцы отхлынули назад; все смотрели в ту сторону. От реки, от группы деревьев скакали огромные, невиданные в этой стране чудовища, высокие, с двумя головами: одной — человеческой и одной — звериной, с налитыми кровью огромными глазами, с четырьмя ногами, подбитыми железом.
— Конные!.. Конные идут на помощь! — закричали испанцы.
Это Кортес с девятью капитанами на конях подоспел на подмогу своим.
Индейцы Юкатана никогда не видели лошадей; всадника на лошади они приняли за одно существо дьявольской силы. Самые храбрые бежали с поля битвы, не помня себя.
— Чудовища со дна моря!.. — Ужас передался от ближних рядов к дальним; индейцы бежали, бросив луки, копья, оставляя раненых. Чудовища топтали людей железными ногами, скакали по трупам, опрокидывая живых.
— В головы цельте, сеньоры, прямо в головы! — кричал Кортес своим капитанам. Капитаны разили с коней длинными пиками прямо в головы, в лица, в шеи; трупы индейцев валились под ноги коням.
— Белые дьяволы призвали на помощь чудовищ со дна моря! Спасайтесь, воины Табаско, спасайтесь!..
Смятение передалось дальше; оно распространялось от ближних рядов к дальним. Смятые полчища табасканцев отступали за гряду холмов.
Мушкетеры послали залп вдогонку; приободрились и пешие испанцы. Но Кортес не велел преследовать бегущих. Враг и без того был уничтожен, разбит: вместо многочисленного стройного войска за холмы отступали беспорядочные толпы насмерть перепуганных людей. Сотни убитых валялись в притоптанной траве.
— Победа! — кричали капитаны. — Победа!..
Появился патер Ольмедо, скрывавшийся во время битвы в пальмовом лесу. Хуан Диас, помощник в лиловой рясе, нес за ним церковный ящик с дарами.
— Возблагодарим Иисуса за победу! — громко затянул патер.
Он шел по полю, держа дароносицу на вытянутых руках. Тяжело раненные стонали, прося отпущение грехов. Патер склонялся к ним.
— Не тяжка смерть в бою, сын мой! — говорил он. — Сам господь бог незримо вел вас к победе.
— Отец, спасите!.. — Мигель Тинто, смуглый астуриец, хрипел, зарывшись головой в траву. Камнем из индейской пращи ему перебило позвоночник.
Многие еще полегли на поле, — кто от стрелы, кто от удара индейской пики.
Патер Ольмедо не торопясь обошел всех. Когда он приблизился к Мигелю Тинто, тот уже не дышал. Товарищи кружком стояли вокруг него.
— Помолимся за душу усопшего! — возгласил патер. — Смерть его легка, ибо милость господня нисхо-дит на тех, кто бьется и погибнет во славу нашего короля.
Хуан Диас поставил на траву свой ящичек с дарами, уже ненужный. Товарищи крестились, хмуро глядя на Мигеля, Судорога еще раз пробежала по телу солдата, пальцы впились в землю. Нет, смерть его была не легка.
Стали считать убитых, раненых. Солдаты помрачнели: больше ста человек вышло из строя, из них — пятнадцать убитых.
Кортес обошел поле. Индейцев полегло гораздо больше, — около шестисот человек.
Даже по приблизительному подсчету, в этом бою против четырехсот семидесяти испанцев стояло не меньше десяти тысяч индейских воинов.
— Только с божьей помощью одержали мы такую победу! — радовался патер Ольмедо. — Иисус и святая дева охраняли нас.
— Да, индейцы здешние получили хороший урок евангелия, — сказал Кортес.
Капитан де Монтехо перекрестился.
— Иисус помог нам и святая дева, и еще святой Яго, покровитель воинов Испании! — набожно сказал капитан Монтехо.
— Да, да, святой Яго! — Капитаны были согласны. Святой Яго особо покровительствует испанским конкистадорам.
— Я сам видел!.. — Диего де Ордас, льстец, расширил глаза и поднял руки перед собой, точно перед видением свыше, — я сам видел, сеньор Кортес, когда вы выехали из лесу на конях, сам святой Яго скакал с вами рядом, стремя в стремя, на белом коне.
— Ошибаетесь, дон Диего! Это был не святой Яго, а святой Педро, покровитель рода Кортесов, — поправил его Кортес.
— И конь был не белый, а серый в яблоках. Я сам видел, — пропищал шут.
— Молчите, Сервантес!.. — Кортес остановил шута презрительным взглядом. Но легенда о святом на коне уже поползла дальше.
— Сам святой Яго был на поле битвы. Или нет — святой Педро? Кто видел его? — Солдаты сомневались.
— Ты? Ты видел? — кричал баск Эредия, наседая на Пако Арагонца. — Почему капитаны видели святого, а я не видел?
— Может быть, и был среди конных святой, только мне было не до того. — Пако, раненный в бою, держался за обвязанную голову. — Мне святой не помог. Спроси у Хуана де Торреса, он постарше нас; может быть, он видел.
— Не всякому дано увидеть святого, — вздохнул Хуан де Торрес. — На ком греха нет, тот увидит. А кто много грешил, тому ни за что не увидать.
— Ты? Ты видел? — насел на де Торреса баск Эредия. — Сам-то ты видел или нет?
Хуан де Торрес улыбнулся.
— Я старый солдат, — сказал де Торрес. — В трех походах побывал, в двадцати пяти сражениях кровь лил. В Тунисе был, в Италии, в Марокко, в Панаме и на индейских островах. И голод терпел, и жажду, и раны, и обиды от капитанов. Посчитай, брат, сколько у меня за тридцать с лишним лет накопилось грехов!.. Нет, старому солдату ни за что не увидать святого!..
Глава пятнадцатаяПЛЕННИЦА МАЛИНЧИН
Раненых унесли за стены города, убитых закопали в роще. Патер Ольмедо прочел над ними молитву.
До утра индейцы не показывались. Наутро к стенам города пришли посланцы табасканских вождей. Посланцы были закутаны в темно-серые покрывала из хлопковой ткани. Серый цвет у индейцев был цветом траура.
Табасканцы просили у белого вождя разрешение унести своих убитых.
Кортес разрешил. Но он велел индейцам передать своим вождям, что он ждет их к себе с повинной.
— Скажите своим калачуни, — объявил Кортес, — если они не явятся ко мне, я с мечом пройду по всей их стране, не оставлю в живых никого; ни воина, ни женщину, ни дитя!
Вожди пришли. Они вели с собой толпы безоружных, притихших людей. Это были жители города Табаско.
— Пускай жители возвращаются в свои дома! — сказал Кортес. — Я их не трону.
Индейцы не посмели войти в город. Они расположились в бедных глиняных домах по окраинам, по ту сторону городских стен.
Испанцы давно прикончили небольшие запасы, которые нашли в первый день в Табаско. Солдаты сидели на пустой похлебке, без мяса. Не хватало и хлеба.
Кортес велел согнать на поля всех вернувшихся в город индейцев. К вечеру в Табаско довольно было хлеба и живности. Индецы принесли много корзин свежесорванных початков кукурузы, наловили в окрестностях кроликов, пригнали целые стада мускусных свинок.