— В том городе мэрия с ума сходит. Оружие раздают. Что-то еще у нас будет!
— Все будет хорошо.
— Кабы так…
Они помолчали.
— Эх, кабы так все было, как нам охота, — Виола не моргая смотрела на Егора. Егор поковырялся вилкой в остатках манны и неожиданно сказал:
— Вы с Минилаем вроде бы на дачу поедете? Если работа есть… Я не напрашиваюсь, конечно…
— Это было бы просто чудесно! — сразу оживилась Виола.
— А меня возьмете? — встрял Поэт. — Я на все руки мастер. О-бо-жаю дачки: банька, запах хвои, шашлычки…
— Почему бы и нет, — одобрила хозяйка. — Правда, Миня? — спросила она входящего мужа.
— Что?
— Решили на дачу все вместе ехать. Ты не против?
— Добро.
Он предпочитал обдуманную немногословность. Терпеть не мог эмоции. Он был холодным каменным замком.
Так через полчаса, балагуря о пустяках, они собрались и спустились на лифте к машине с пятью сумками домашнего комфорта.
— Последняя модель? — оценивающе восхитился Поэт, обходя красавец автомобиль, сверкающий в лучах дня.
— Уже предпредпоследняя.
Автомобили этой марки, получавшей все большее распространение не только у людей среднего достатка, в народе ласково называли «черепашками» — из-за мощного панциря и абсолютной надежности, а еще из-за того, что «черепашки» служили самоходными крепостями своим владельцам, что становилось актуальнее день ото дня. Если бы настала такая нужда, то машина могла превратиться в мобильное бомбоубежище с регулируемым микроклиматом, способная обеспечивать безопасность владельца и его семьи до скончания их века.
Наши дачники проникли внутрь, заперлись и плавно тронулись с места, продолжая меж тем начатую беседу.
— А вы богатая семья по сравнению с остальными? — нескромно спрашивает Егор.
— У него ускоренный курс детства, он прошлого не помнит, комментирует Поэт.
— Середина, — отвечает Миня.
— А где вы работаете? Сколько зарабатываете?
— Три подачки, — шутит Поэт: — аванс, получку и премию.
— Я на Комбинате, в Бюро Эстетики Продукции, восемь часов, пятидневка, — за все про все сто двадцать монет.
— Миня, — позвала Виола. — Остановись, я манны куплю.
Минилай припарковал авто в тесный промежуток меж «линкором» и «благородным» и обернулся к Егору:
— Сходи с ней.
— Ага, — кивнул Егор и вылез, еле протиснувшись в узкую щель. Виола сжала его локоть и, маневрируя им, двинула наперерез людскому потоку, как буксир водит судна к причалу, а потом бурное течение, привыкши к ним, сменило направление и внесло их в блистательный супермаркет. Тех, кого заносило сюда, ревниво обслуживала холодная автоматика. Виола прошлась вдоль парочки длинных демонстрационных рядов, погоревала о дороговизне всего, взяла несколько пакетов упругих серых кусочков манны и они выбрались обратно.
— Ты какой-то чудный, — сказала она Егору.
— Почему?
— Ну, не знаю. Не такой какой-то.
— Какой?
И снова подхватил их гольфстрим.
Позади «высокородного» раздавались выкрики и Виола прошептала:
— Скорее Е! Типари!
Минилай отворил им дверцу и они ввалились в край южных благоуханий и мягкой музыки. Ничто постороннее сюда не проникало и они поскорее уселись, но не тут-то было. Не было теперь никакой возможности сдвинуться с места, потому что потасовка между двумя толстяками с кастетами и группкой молодых парней переместилась прямо на место выезда их «черепашки». Минилай терпеливо посигналивал.
— Типари! — злобно плюнула Виола. — Обнаглели!
Молодые парни, как казалось вначале, как-то неудачно отмахивались, но вдруг упал один толстяк, а потом почти сразу второй и их стали жестоко пинать, превращая красные хари в красные месива, а людской поток на недалеком тротуаре продолжал мерно течь, а если кто и оглядывался, тут же отворачивался и скрывался в толпе. Их не касалось. Их святой покой охранялся оплачиваемой полицией. Но вот, наконец, подскочили полицейские в полной защитной экипировке с электрическими хлыстами, да к тому времени молодых парней уже простыл и след.
Офицер копов приблизил лицо к стеклу и постучал по нему костяшками тыльной стороны кисти — он не видел внутренностей «черепашки».
— Имеешь право не открывать, — сказал Поэт.
— Угу, — буркнул Миня. — Он еще посигналил, а потом круто рванул скорость и влился в поток машин, двигавшихся из города. Они спешили на дачу.
В оконце Егор стал наблюдать за дорогой и разглядывать обгоняемые автомобили. Это были обтекаемые черные «капли» со срезанным днищем и заостренным задним бампером, или длинные спортивные «снаряды» с богатым хвостовым оперением, или крохотные юркие «малышки».
— А как поживает наш мэр? — неожиданно спросил Поэт.
— Как. Пенсионеры за него горой — переизбрали на второй срок.
— Боже избавь! Склизкий вертлявый угорь! Он умудряется всех умасливать, и при этом все себе прет, и прет, и прет. Подозреваю, что он полгородской казны разделил по родственникам и на две свои виллы, а уж сколько у него гаражей, квартир, собственности, а сколько земли — так поди, посчитай!
— Откуда вы знаете? — спросил Миня.
— Э, да была бы охота — узнать все можно.
— А кто теперь не прет! — сказала Виола. — Каждый со своей колокольни. Ведь не зря же, в конце концов, он и учился в столичном университете, чтобы уметь лавировать.
— Ха, — хохотнул Поэт. — Тащат все, а кто имеет образование, тот, вдобавок, еще знает что надо тащить в первую очередь?
— Ну конечно!
Егор обернулся к ним и сказал:
— Даже не качает. Хороший асфальт.
Сразу и опять вклинился Поэт:
— Это не асфальт. Одна фирма запатентовала изобретение: что-то связанное с кораллами, которые заливают какой-то гадостью. И теперь по договору с местной администрацией покрывают дороги. Деньги гребут бульдозером. Скажи? — спросил он у Минилая.
— Тормози-и! — заорала Виола. — Тормози-и!!!
Это мальчуган школяр перелез через оградку и, дождавшись просвета, как ему казалось, побежал на другую сторону дороги. И чего-то он, видно, не учел…
… Половину намеченного он проскочил, но навстречу несся желтый фургон…
… Визжали шины и гудки…
… Фургон же и увез его в клинику…
… А когда «черепашка» вновь тронулась из узелка машин, у Егора долго стояло в глазах желтое пятно.
И когда они полчаса дрыхли перед закрытым шлагбаумом, за которым, брякая буферами и чмокая отошедшим рельсом, телепался по стрелкам товарняк, желтое пятно еще стояло и стояло.
— Виола, — как будто ни в чем не бывало спросил Миня, — ты Дудзика знаешь? Сосед через гараж напротив. У него еще сын в Лицее.
— Ну и?
— У них в позапрошлом году квартиру обворовали, они железную дверь поставили; потом, в прошлом году, их месяц досаждали телефонными звонками, высчитали когда все отлучатся из дому, срезали плазменным резаком замок и снова обокрали. Тогда они договорились с соседями и вскладчину приобрели на весь подъезд домофон, а себе еще и супердверь. Так три дня назад снова залезли — через крышу — и обобрали подчистую, видно даже не торопились. Драгоценности, шубы, технику — все! И самое интересное, что никто ничего не видел.
— А может и видели, да промолчали — откуда мы знаем?
— Может и видели. Ну а полиция поискала — тю-тю. Дудзик, бедняга! Представляешь его состояние?
— Вот так! — сказал Поэт, обращаясь к Егору.
Егор кивнул головой.
«Черепашка» взлетела на запруженный машинами мост, перекинутый полосатой трапецией над свободными водами великой реки от взметнувшегося ввысь правого берега до растекшихся слева мокрых пятен заливных лугов, и выскочила на скоростную трассу до Багадага. Самое трудное на этом пути было выехать из города. Теперь уж в окно виднелись косяки резиновых лодчонок с рыбаками и усиками удочек, кустарники по пояс в воде и неоседающий пух белых облаков.
— А у моего друга был кот, — стал вспоминать Поэт, — кот Лизка. Своенравнейший котище — жуть. Гордец страшенный. Он по карнизу одиннадцатого этажа ходил по всем соседям. Зайдет, бывалыча, к кому-нибудь на кухню, — умный, чертяка, — открывает морозилку и жрет сосиски от души. Любые дверцы открывал.
— И что? — спросил Егор.
— Ничего. Его потом, говорят, в форточку выбросили. Да, кстати, Миня, я все хотел спросить!
— Спрашивай.
— В последнее время заметно участились встречи людей с привидениями. Это связывают с деятельностью комбината.
Минилай поморщился и, не отрывая взгляда от дороги, сказал:
— Иной раз, сами того не замечая, мы спрашиваем о вещах, о которых другие дают подписку о неразглашении…
— Да ладно тебе! Все же все знают! Киберпсихика, «невидимки», «ловушки», визиоэффекты?
— Молчание, как говорится, жизнь.
— Гм! — Поэт очевидно рассердился и обиделся. — Если в обществе существуют общественно значимые тайны, оно не может называть себя демократическим.
Вскоре целыми грибными полями потянулись дачные домики. Свернув в лесополосу у развилки шоссе и поковыляв по разбитым колеям грунтовой дороги, они приехали. Миня открыл ворота и загнал «черепашку» на бархатистую зеленую лужайку перед изящной избушечкой.
— Вылазь, — сказал он, — гвардия!
— О, как мило, — воскликнул Поэт и разразился: — У-лю-лю-лю-лю… Райское местечко.
Егор огляделся. Бабочки слетали с цветка на цветок. Прожужжал над головой, словно стратегический бомбардировщик, мохнатый слепень. Из-под припухлых листиков земляники жеманно выглядывали красные ягодки, интересуясь — кто же это пожаловал?
— Это божественно, — плясал и скакал Поэт. — Такую природу я люблю безопасную, обузданную. А в Слободке не природа — зверь!
— Минечка, — заласкалась Виола, — вы с пылу с жару не желаете за землею съездить? А я пока стол приготовлю! Баньку.
— Поедете? — грудным голосом спросил Миня.
— За землей? — не поверил и улыбнулся Поэт. Егор давно подметил, что тот остро реагирует на смешное или нелепое.
— Это образное выражение — земля. Земли море! Нет хорошей земли.