— …За вами… следили… Вы хороший человек… Спасибо… Будьте осторожны… Я, наверно, умру… О-о-ой!..
Раздался глубокий стон, раненый закрыл глаза, и его лицо исказилось от боли. Подошли санитары.
Тревожно смотрела Зоя вдоль коридора, провожая взглядом удаляющиеся носилки. Странные слова умирающего звучали у нее в ушах.
«За вами следили… Будьте осторожны…» Что все это значит?» думала Зоя.
Она вспомнила о свете карманного фонарика, который видела в окнах лаборатории, и об исчезновении тетради.
Девушкой овладело смутное чувство нависшей опасности.
Перед начальником звукометрического пункта стоял капитан Крихалев.
— Сейчас пятнадцать часов восемнадцать минут, — сказал он, глядя на ручные часы. — Если мы выедем через четверть часа…
— А где этот Политехнический институт? — перебил его подполковник, подходя к плану Ленинграда, висевшему на стене.
Он стал водить пальцем по карте.
— Двадцать три километра… потом еще восемь… Пожалуй, успеете…
Послышались тяжелые, быстро чередующиеся один за другим далекие залпы орудий.
— Надо бы с собой взять еще трех человек, — проговорил капитан Крихалев, приближаясь к карте.
— Возьмите… Конечно, возьмите! — согласился подполковник. — Вы наметили — кого?.. Ну и дела! Надо же, чтобы так… — продолжал он, глядя на капитана. — Действуйте быстрее. Чего же вы стоите?
Через несколько минут легковая машина, покачиваясь на ухабах, плохо освещаемых узкими полосками синего света, выехала из-за колючей изгороди и направилась в сторону шоссейной дороги.
Вскоре она уже неслась по шоссе полным ходом.
Тревожной казалась теперь для Зои обстановка лаборатории. Тускло горела настольная электрическая лампочка. Она порождала на стенах причудливые длинные тени от стоявших на столе в беспорядке приборов.
Девушка прислушивалась к малейшему шороху. На дворе опять поднялся сильный ветер. Изредка было слышно, как ворочается и тихонько покашливает дежурящий у дверей часовой.
Зоя сидела у включенного осциллографа и следила за флюоресцирующим экраном.
Уже зарегистрировано было восемь снарядов. Они пролетали иногда где-то вдали, а иногда проносились совсем близко со страшным шумом и ревом, после чего следовал приглушенный взрыв, заставлявший дребезжать оконные стекла. С возможной точностью девушка вела наблюдения, записывая время и показания своего прибора.
Стучали по стеклам крупные капли дождя, отрывистая барабанная дробь порой заглушала шум ветра.
— Товарищ Леонтьева! — послышался голос часового, после того как разрыв раздался совсем близко. — Может быть, вам лучше уйти в бомбоубежище? Что-то уж очень он взялся за наш район…
Зоя поблагодарила часового и ответила, что уйти ей сейчас никак нельзя.
Девушка заметила намек на какую-то закономерность в результатах своих наблюдений. С интересом смотрела она на только что выписанную таблицу. «Нет, уходить сейчас нельзя», думала Зоя.
В дверях, весь мокрый от дождя, появился лейтенант Ковалев:
— Зоя Петровна, что же вы тут сидите!.. Это же просто безобразие! Идемте в убежище.
Вдали зазвенели посыпавшиеся оконные стекла.
— Я не могу сейчас прекратить наблюдения… Очень интересные результаты, — проговорила девушка, быстро записывая на бумаге очередное показание прибора.
Послышались приближающиеся голоса и топот ног. Лейтенант направился быстро к дверям и вышел в тускло освещенный коридор. Он увидел группу военных. Это были люди, прибывшие из звукометрического пункта.
— Куда вам, товарищи? — закричал лейтенант.
Но ответа уже не последовало. Раздался страшный грохот, потрясший все здание.
Лейтенант стремительно бросился в лабораторию.
Освещая комнату электрическим фонариком, свет которого с трудом пробивался сквозь густую завесу пыли, он увидел страшную картину разрушения. Всюду валялись исковерканные физические приборы. Сквозь черные отверстия окон врывалась буря. Ветер носился по комнате, разгоняя едкий, удушливый дым.
У опрокинутого стола, уткнувшись лицом в белые груды обвалившейся штукатурки, неподвижно лежала на полу Зоя. Она продолжала судорожно сжимать в руке карандаш…
— Да… В свое время эта история причинила нам много беспокойства, — продолжал генерал нахмурившись. — Вы совсем ничего о ней не знаете?
Сидевший перед ним полковник отрицательно покачал головой.
— Кое-какие слухи у нас в Москве были, но уж очень противоречивые, — проговорил он задумчиво.
Седой генерал-артиллерист чиркнул спичкой и, закурив папиросу, поднялся со своего места. Лучи яркого зимнего солнца, косо тянувшиеся от окна через весь кабинет, пронизали поднимающиеся кверху клубы сизого табачного дыма.
— Приходит ко мне девушка, — продолжал генерал, расхаживая по комнате. — Да вы, наверное, слышали о профессоре Леонтьеве? Так это его дочь. Ну вот. Спрашиваю я ее, что случилось. Оказывается, заметила, представьте себе, очень странное и необъяснимое явление… Нужно сказать, что у них в институте имелась установка, изготовленная перед самой войной, для изучения электрических напряжений в воздухе. Очень совершенный прибор, построенный, как говорится, на основе новейших достижений науки и техники, а по существу, сравнительно простой. Установили они на крыше несколько антенн в строго определенном порядке и соединили их с катодным осциллографом. Малейшие изменения в электрическом состоянии атмосферы прекрасно наблюдаются с помощью этого прибора…
Я, признаться, очень удивился заявлению девушки… Она мне говорит, что враги не иначе как стреляют по Ленинграду какими-то особыми снарядами… электрическими. «Моя осциллографическая установка, — говорит, — совершенно ясно указывает, что снаряды несут с собой огромный электрический потенциал. Не могут же обыкновенные снаряды хоть сколько-нибудь влиять на мои приборы!» — «Действительно, — думаю я. — Надо будет разобраться…» Теперь слушайте дальше. На одном из наших звукометрических пунктов работал вычислителем красноармеец Озеров. Николай Озеров.
Генерал возвратился к столу и уселся в свое кресло.
— Это бывший студент Политехнического института, — продолжал генерал. — Он много лет работал в лаборатории профессора Леонтьева. И вот, представьте себе, посылают этого самого Озерова в командировку в Ленинград, для того чтобы он достал измерительные приборы, в которых ощущался временный недостаток. Приезжает он в Политехнический. Смотрит — опоздал. Ему говорят, что институт и все лаборатории уже эвакуировались, госпиталь разворачивается. «Ну, — думает, — давай попробую попасть в помещение своей лаборатории. Может быть, там что осталось из оборудования». Подходит к дверям лаборатории. Пробует открыть — заперто. Тогда он вспоминает, что ключ от его квартиры открывает этот замок. Заходит в лабораторию. «Удивительно, — думает, — почему они оставили столько аппаратуры?» Посмотрел — ничего подходящего для звукометрической станции нет. И вот, собираясь уходить, он прихватил с собой тетрадь с карандашными записями, сделанными хорошо знакомым почерком Зои Петровны. «Дай, — думает, — возьму на память, а заодно посмотрю, чем они тут без меня занимались!» Ему и в голову не приходило, что Зоя Петровна еще не уехала…
Генерал, улыбаясь, посмотрел на своего слушателя.
— Так вот, — продолжал он после паузы, — возвращается Озеров в свою часть и начинает рассматривать взятую тетрадь. И что же он видит? Как раз заметки об этом странном явлении, наблюдавшемся Зоей Петровной! Начинает понемногу соображать. Видит — дело не совсем ладное… И, представьте себе, догадался! Ну, ему, конечно, было куда проще, чем самой Зое Петровне, он ведь все-таки работал по наблюдению за полетами снарядов…
— И что же это оказалось? — с нетерпением спросил полковник.
— Вы послушайте дальше… — продолжал генерал. — Получилось интереснейшее положение! Два человека, совершенно не сговариваясь, работают в одну и ту же ночь над одним и тем же делом. Озеров на звукометрическом пункте регистрирует и обрабатывает все данные о снарядах, пролетающих по направлению к Политехническому, а Зоя Петровна в это же самое время записывает показания своей установки, не обращая внимания на обстрел…
— Ну, а снаряды-то действительно оказались электрическими? — опять переспросил полковник.
— В том-то и дело… Да вы слушайте по порядку… Все это чуть было не кончилось весьма печально. Снаряд угодил в стену помещения, в котором работала Леонтьева. Девушка едва не поплатилась жизнью. Полтора месяца пролежала в госпитале… Попадание снаряда произошло как раз в тот момент, когда в Политехнический приехали люди из звукометрического пункта вместе с красноармейцем Озеровым. Ну вот… Сверили записи… Видят — прекрасно совпадают. Даже направление полета можно определить по показанию осциллографической установки. Привезли с собой все данные и карты. Тут им легко было сравнивать: направления по звукометрическим данным известны. Смотрят сигналы, показанные осциллографом. Намечают точки на карте. Сразу можно составить новую таблицу. — Генерал поднялся со своего места. — Пойдемте-ка на минутку со мной, — проговорил он. — Я вам кое-что покажу.
Они спустились этажом ниже и очутились в просторной комнате. На столах, поставленных вдоль стен, виднелся целый ряд непонятных приборов. Возле работали люди, по-видимому занятые их сборкой и регулировкой.
— Вот полюбуйтесь! — заявил генерал, указывая на приборы. — Новая, недавно разработанная аппаратура для определения траектории неприятельских снарядов системы Зои Леонтьевой и Николая Озерова.
— Позвольте, товарищ генерал, — забеспокоился полковник, — я ничего не понимаю. Снаряды-то действительно были электрические?
— Какие там электрические! — ответил генерал. — Никаких электрических снарядов у фашистов не было, а теперь уже и не будет. Все оказалось очень просто объяснимым. Осциллографическая установка, с которой раньше работала Зоя Петровна, прекрасно определяла направление самых обыкновенных снарядов. Видите ли, в чем дело: всякий снаряд благодаря трению о воздух всегда наэлектризовывается высоким потенциалом. Вот его и обнаруживала аппаратура, предназначенная для измерения электрических напряжений в воздухе. Теперь понимаете, в чем дело?.. Вот уже заканчи