Появился цветущий ревень Максимовича с большущими, размером со шляпу сомбреро, листьями. Встретилась одинокая чудесная ферула илийская. На ее толстом стебле красуется могучая шапка цветов. На них копошится всякая мелочь: маленькие серенькие мушки, черные муравьи-проформики — любители нектара, важно восседают зеленые клопы.
Я рад феруле, давно ее не видел и нашу встречу пытаюсь запечатлеть на фотографии. Потом случайно бросаю взгляд в сторону и вижу: вдали целое войско ферул заняло склон большого холма и протянулось светло-зелеными зарослями до самого горизонта. Тут настоящее царство этого крупного растения.
Наша машина мчится от гор в низину и вдруг врывается в красное поле чудеснейших и ярких тюльпанов. Какие они роскошные, большие, горят огоньками, хотя и приземистые. Как миновать такую красоту! И я, остановив машину, брожу в компании своих спутников по красному полю. Никогда я не видел такого изобилия тюльпанов, хотя путешествую по пустыням четвертое десятилетие. Лежали тюльпаны луковичками несколько лет, жарились на солнце, изнывали от сухости, ждали хорошей весны и, наконец, дождались, все дружно вышли на свет, засверкали своим великолепием под ярким солнцем и синим небом.
Я приглядываюсь к цветкам. Они разные. Одни большие, другие маленькие. У некоторых красный цвет лепестков необыкновенно ярок, будто полыхает растение огнем. Встречаются среди красных тюльпанов и отдельные экземпляры с желтыми полосками, а кое-где виднеются чисто-желтого цвета. Мои спутники утверждают, что у цветков разного цвета и запах разный: у одних — сладковатый, у других — кислый, есть и такие, от которых пахнет чем-то похожим на шоколад.
Я не могу похвастаться тонким обонянием, посмеиваюсь, не верю тому, что мне говорят. Тогда мне преподносят букет. Действительно, и я чувствую, что у тюльпанов разный запах.
Здесь, в этих зарослях, все тюльпаны принадлежат одному виду Tulipa greigia. Но почему же у них разный цвет и запах? Объяснение, в общем, найти нетрудно. У многих растений цветки изменчивы. Благодаря этому садоводы легко выводят разные сорта. Видимо, изменчивость цвета и запаха не случайна. Вкусы и потребности насекомых-опылителей нельзя удовлетворить при однообразии приманки. Одна и та же пища легко приедается.
Весь день мы едем среди буйства цветов. Но нам, энтомологам, поживы нет: насекомых совсем не стало после долгих лет засухи. Кто же, думаю я, опыляет такое величайшее множество растений, где же те, для кого предназначено разнообразие окраски и аромата? Растение, которое в какой-либо степени выделяется среди обычных цветом и запахом, больше привлекает внимание, и его чаще посещают опылители, и оно лучше приспособлено к конкуренции со своими собратьями.
Растения пустыни переносят невзгоды климата легче, чем насекомые. Пусть будет несколько лет засухи, перевыпаса и долго будет голой безжизненная пустыня. В пыльной и сухой почве, дожидаясь хороших времен, растения могут пролежать семенами, луковичками, корневищами, а потом ожить, не то, что их шестиногие друзья. Когда же насекомых мало — тоже беда. Очень многие цветковые растения при недостатке насекомых, принимающих участие в их брачных делах, способны к самоопылению, а некоторые и вовсе отвыкли от помощи этих маленьких мохнатых созданий. Опаленная солнцем пустыня не скоро залечит свои раны.
В ущельях, где зимует скот, всегда разрастаются несъедобные и ядовитые растения как горчак розовый, брунец, лебеда, татарник. Все вместе они глушат полезные травы.
Сегодня наш бивак пришлось поставить возле зарослей татарника и немало порубить этих колючих растений могучего роста, чтобы обезопасить себя от болезненных уколов. Татарник еще не расцвел, но соцветия его уже набухли, вот-вот раскроются зеленые чешуйки, и выглянут из-под них лиловые лепестки. Яркой окраской, скромным запахом и сладким нектаром они привлекают к себе многих насекомых. А потом цветки побуреют и превратятся в непривлекательные колючие семена, которые иногда очень крепко, иногда целыми гроздями цепляются за одежду, а уж выдрать их из шерсти собаки, гривы и хвоста лошади мучение.
Сейчас, когда татарник еще не разукрасился цветами, насекомым, казалось, нечего на нем делать. Поэтому я не стал к нему присматриваться. И ошибся. На растении оказалось целое сборище шестиногой братии, все заняты, у всех нашлись дела к этому непривлекательному сорняку.
По светло-зеленым стволикам между острыми иголками-колючками тянутся вереницы муравьев-тетрамориумов. Вниз спускаются муравьи отяжелевшие, с раздувшимся брюшком, а вверх бегут налегке, поджарые. Неужели на растении завелись тли, и их усердно доят муравьи? Но тлей нет. Муравьи усиленно трудятся, раздирают слой пушистых волосков, покрывающих тело растения, потом разгрызают толстую кожицу и добираются до сочной мякоти, из которой высасывают соки. Немало муравьев пирует и на соцветиях. Назойливые и многочисленные муравьи-тетрамориумы, оказывается, большие недруги татарника.
Очень много на этом растении черных в белых крапинках хрущей. Они очень заняты, сидят неподвижно на одном месте, погрузив переднюю часть туловища в соцветия, усиленно сосут ткань растения.
Немного меньше здесь серых слоников. В погоне за соками они выгрызают в соцветии такую глубокую пещерку, что почти полностью в ней скрываются. Увидишь серый бугорок, сразу не догадаешься, в чем дело.
Смелые, решительные, торопливые осы-веспиды очень заняты, они легко прогрызают сильными челюстями покровы растения, чтобы тоже урвать свою порцию сока. В нем, наверное, есть сахар, минеральные соли, витамины и многое другое, необходимое для питания.
Иногда прилетают на татарник коровки-семиточки. Им, бедняжкам, сейчас нелегко, нет их исконной и традиционной добычи — тлей. Приходится довольствоваться едой вегетарианцев.
Муравьи-тетрамориумы, пестрые хрущики, серые слоники, коровки, осы-веспиды делают доброе дело: портят соцветия татарника, уменьшают урожай прилипчивых семян растений, препятствуют их процветанию, сдерживают войско, отлично вооруженное колючками, от наступления на природу. И, быть может, там, где нет пустырей, где много цветов, нектаром которых питаются насекомые, есть и те, кто истребляет этот злой сорняк и мешает его процветанию.
Мы остановились возле целого войска неприступного татарника. В его заросли не заберешься, к нему не подступишься, так как весь исколешься. И все же я решил заглянуть с краю на соцветия этого сорного растения. Они еще не раскрыты, но здесь уже бродят муравьи, они чем-то заняты. Тут и бегунки, и красноголовый прыткий, и маленькие тапиномы. Неспроста крутятся муравьи, надо присмотреться внимательней, узнать, в чем дело.
Поминутно накалываясь на колючки, я осторожно рассматриваю растения. В самом центре соцветий сверху их узенькие чешуйки, плотно прилегающие друг к другу, они поблескивают, будто смазанные какой-то жидкостью. Она, видимо, вкусна, может быть, даже сладка. Ее-то и лижут муравьи. Мне вспомнилось множество случаев, когда растения выделяли сладкие вещества, чтобы привлечь муравьев и получить телохранителей, которые защищали бы от различных недругов. В горах Тянь-Шаня однажды я видел, как русский василек кормил муравьев сладкими капельками нектара, выделенными на еще не раскрывшихся соцветиях, и там, где не оказалось муравьев, растения очень сильно страдали от прожорливых бронзовок. Неужели и здесь так?
Кроме муравьев всюду сидят мухи-пестрокрылки, серые, невзрачные, с крыльями, покрытыми мелкими пестринками. Они не особенно активны, быть может, прохладная погода сделала их такими вялыми. Личинки каждого вида этих мух могут развиваться только в строго определенных растениях. И вот я вижу, как одна мушка, вооруженная черным яйцекладом, угнездилась на соцветии и погружает в него свою иголочку, кладет яички. И тогда я вижу муравья, стремительно напавшего на эту проказницу.
Не зря татарники приготовили сладкое угощение для муравьев, так как муравьи его друзья, они прогоняют врагов растения — мушек-пестрокрылок. Долг платежом красен.
Сложны и многолики взаимоотношения растений с насекомыми! В стороне от зарослей сорняков среди таволги я вижу сухой мощный татарник, сохранившийся с прошлого года. Он широко раскинул в стороны ветки, увенчанные колючими и очень цепкими семенами. С почтением гляжу я на замершего великана и вижу на одной из его колючек чудесную белую бабочку-совку. Черные ее глаза мерцают в глубине огоньком, усики распростерты в стороны, крылья сложены покатой крышей над телом. Что ей, такой красавице, понадобилось на мертвом и сухом растении? Осторожно целясь фотоаппаратом, я приближаюсь к бабочке. Но мои опасения ее спугнуть напрасны. Она давно мертва, острые шипы семян цепко ухватили ее за тело. Бедняжка отправилась вечером в полет, доверчиво уселась на куст татарника и здесь нашла свою мучительную смерть.
На семенах-колючках татарника нередко гибнут насекомые. Однажды я нашел в столь же печальном положении трудолюбивого шмеля и вооруженную крепким панцирем бронзовку. Зимой, случайно присев на татарник, насекомые попадают к нему в плен, иногда гибнут даже маленькие птички.
В одном из отщелков ущелья мое внимание привлекли заросли татарника с нарядными цветами. Отщелок был расположен так, что солнце его освещало больше, чем основное ущелье, здесь было жарче, поэтому татарник обогнал в развитии своих соседей.
На лиловых соцветиях я застал многочисленное общество насекомых: гроздьями на них висели отливающие зеленью бронзовки, крутились большие и маленькие юркие мухи, прилетали деловитые осы. Все они сосали сладкую жидкость, выделяемую растением. Груды тел жуков покрывали весь цветок, не оставляя на нем свободного места, и тогда ловкие мухи тыкали хоботками о тело бронзовок, что-то с них слизывая. Не гнушалась этим же занятием и грациозная муха-пестрокрылка. Чем же таким привлекательным была покрыта броня жуков?
Чем больше жуки терзали татарник, тем больше сока лилось из него. Бесцеремонные нахлебники кормились растением, там, где нет муравьев, им приволье!