Кое-где сверкают перламутровые яички клопов. Они очень похожи на миниатюрные бочонки. Яички все пусты, и аккуратно подогнанные крышечки их открыты. Изредка под корой встречаются и взрослые клопы, они зеленые, с белой изящной каемкой вдоль тела. В узкие глубокие щели забрели целой компанией странствующие уховертки, перелиняли здесь, оставив кучку прозрачных рубашек. Хорошее место выбрали уховертки для линьки!
Иногда попадаются изящные домики пчел из глины. Они слеплены из аккуратно скатанных круглых крошечных катышков, похожи на дом, построенный из кирпичей. Внутри каждого домика находятся ячейки. Стенки их выстланы тонким и очень прочным желтым лаком. Сейчас в каждой ячейке спит куколка пчелы. Молодым пчелам еще не пришла пора появляться на свет, весна только началась, цветов мало, возможны заморозки, поэтому полагается спать.
В глубокой щели заснула личинка охотницы на тлей — мухи-сирфиды. Заснула она очень крепко, не хочет просыпаться, ведь тлей еще нет. Но вот, наконец, нехотя потянулась, сверкнула серебристыми трахеями, свернулась колечком, расправилась и поползла.
А сколько всюду потешных ложноскорпионов: прижали к телу большие клешни, как боксеры руки, приготовились к нападению, кажется, вот-вот начнут наносить удары. Оказавшись на свету, ложноскорпионы незамедлительно оживляются и мчатся искать убежище: кто боком, кто вспять, а кто и как обычно, лишь бы выставить в сторону ожидаемой опасности свое оружие — длинную клешню. Попав в укрытие, они мгновенно замирают. Ложноскорпионы — исконные жители лавролистного тополя. Здесь, под корой, они рождаются, живут, старятся и умирают.
Даже клещ-дермацентор, самое отвратительное существо урочища, торчащий на сухих травинках в ожидании, чтобы к кому-нибудь прицепиться и потом присосаться, взобрался на дерево, но запутался в маленькой паутинной сети. Паучок, хозяин тенет, не стал связываться с клещом, он, такой отвратительный и невкусный, ему не нужен. Потрогав клеща, паук убежал в свое логово, предоставив кровососу самому выпутываться. По стволу рыскают, забираясь в его узкие щелки в поисках поживы, рыжие муравьи-разбойники. Некоторые из муравьев забрались на крону в поисках перезимовавших тлей, чтобы взять их под охрану, воспитать стадо послушных коровушек и потом получить от них сладкое молочко.
Что это за странный засохший муравей с четырьмя белыми пятнышками на брюшке? А вот еще второй. Здесь много мертвых муравьев, среди них есть самка. Неужели это Dolichoderus quadripunctatus — четырехпятенная долиходера? Почему погибла вся семья? Этот вид муравья известен в лиственных лесах Кавказа, Европейской части СССР, а в Казахстане и Средней Азии его никто не находил. Вот так находка! Но где живые муравьи? Как разыскать их муравейник? Четырехпятенный муравей очень скрытный, живет небольшими обществами в древесине деревьев, в ходах, проделанных личинками усачей и рогохвостов.
Прошло не более часа, как я обследую старые лавролистные тополя, но как много интересных находок! Сколько же на дереве живет насекомых? Одни из них точат древесину, грызут корни, объедают листья, въедаются в стебли. Другие охотятся за насекомыми-врагами дерева. И если их собрать всех вместе, то получилась бы большая и разноликая коллекция шестиногого народца.
Не спится. Быть может, виновата луна? Светит она особенно ярко и медленно-медленно движется по небу от одного края ущелья к другому, освещая застывшие горы, темные камни, кустики таволги и караганы. Сейчас, весной, желтая ферула заняла все ущелье и при лунном свете красуется свечками. Беспокойно и уныло кричит филин. Осторожная птица ни разу не приблизилась к нам, спящим на земле возле машины. Наверное, многим обитателям ущелья, в котором мы заночевали, стало известно о появлении самого опасного существа — человека. Временами запевает козодой. Нежная барабанная трель его доносится то издалека, то совсем близко, она то усиливается, то затихает.
Пролетают жуки с низким и внушительным гудением крыльев. Судя по звуку полета, их два вида. Одни большие, по-видимому, гигантские навозники — гамалокопры — стремительно проносятся с запада на восток. Другие, поменьше, летят с юга на север. Это переселение имеет какую-то скрытую цель, наверное, очень сложную, унаследованную от далеких предков с давних времен, когда на земле еще не было человека. Ко второй половине ночи жуки смолкли, пролетели.
Иногда раздавался тонкий и нудный звон крыльев комаров, которые летели со стороны низины. А до нее было не менее двадцати километров. Сколько времени путешествовали бедняги-кровопийцы. Комары не примеряются, куда сесть, а, усталые, из последних сил плюхаются на лицо. Когда комару везло он, отяжелевший от крови, гудел уже по-другому, улетая в обратном направлении.
Один раз со склона горы звонко, как металл, зазвенели мелкие камни под чьими-то ногами. Но в глубокой черной тени ущелья никого не видно. Только потом на горе показались неясные силуэты горных козлов. Они застыли на мгновение и растаяли в темноте. Рядом, в сухом русле, кто-то очень громко зашумел. Пришлось посмотреть. Луч карманного электрического фонарика выхватил из темноты маленького, добродушного, веселого пустынного ежика с бусинками черных блестящих глаз.
Наступило время, когда все звуки замерли, и изумительная тишина завладела пустынными горами. Тогда стало слышно тихое и неясное гудение. Этот гул был где-то рядом, в себе. Быть может, так звучала кровь, переливающаяся по сосудам, то, что мы не в силах услышать даже в ночной тишине спящего города.
А ночь все шла. Большая медведица уходила влево, постепенно поднимая кверху хвост. Луна, наконец, переползла над ущельем, приблизилась к вершинам гор, скользнула по черным зазубренным скалам и скрылась. В ущелье легла тень, и потухли ферулы-свечки. Но небо оставалось все таким же чистым и прозрачным с редкими звездами и небрежными серебристыми росчерками перистых облаков. Когда же заалел восток, как-то сразу проснулись все жаворонки, и их дружные крики показались нестерпимо громкими после долгой тишины. Наступил рассвет. Долгая бессонная ночь кончилась.
О чем только не передумаешь, когда не спится. Ферулы напомнили, что основание каждого листа, отходящего от стволика, покрыто глубокой продольно вытянутой чашечкой, тесно смыкающейся своими краями. В этой чашечке, в отличном и темном убежище, на день затаиваются разные насекомые. Интересно бы сейчас на них взглянуть.
Едва позавтракав, я перехожу от ферулы к феруле. Вот паучок-скакунчик забрался в чашечку и сидит в ней, ожидая добычу. Другой завил себя со всех сторон нежной тканью, очень занят, линяет. Некоторые из пауков закончили эту трудную операцию, покинули убежище, оставив шелковый домик. Но больше всех здесь уховерток. Они всегда путешествуют компанией, если займут ферулу, то всю, битком набиваются в ее пазухи: в них безопасно, солнце не печет, и, главное, влажно, не слишком сушит воздух пустыни. Каждый раз, как только я открываю убежища уховерток, они приходят в возбуждение и, грозно размахивая клещами, в волнении и спешке разбегаются во все стороны. А когда ферулы завянут, уховертки переселятся под камни и начнут выводить потомство. И так, видимо, повелось исстари, обычай поддерживается из года в год в этом ущелье.
В пазухах листьев я нахожу больших зеленых гусениц с белой каемкой по бокам. Многие из них больны, покрылись ржавыми пятнами, а некоторые погибли, сморщились. Неужели гусеницы устраиваются сюда только на время болезни! Ведь кое-кто из них выздоровел и, покинув убежище, оставил в нем после себя типичные серые комочки испражнений, сейчас здравствует.
Забрались сюда крошечные муравьи-пигмеи, они оживленно снуют, что-то ищут, к чему-то присматриваются. Они не едят растение, не сосут из него влагу и не собираются здесь устраивать гнездо. У них отличное старое жилище в земле с многочисленными камерами, сложными лабиринтами и переходами. Что им тут надо? Можно бы расстаться с ферулой, но загадка муравьев не дает покоя. Но вот, наконец, найден на нее ответ. Большой отряд крошечных подземных жителей, оказывается, переселил наверх с корней растения своих кормилиц — больших черно-коричневых головастых цикад с длинными хвостиками. Видимо, цикадам нужен новый корм или пришла пора размножаться. Но как муравьи-лилипутики перегнали сюда свою скотинушку? Наверное, с помощью каких-то особенных приемов. Цикады — их достояние. От них зависит благополучие муравьиной семьи, поэтому, когда я раскрыл убежище, наполненное ими, маленькие труженики, растерянные и обеспокоенные, с большой энергией заметались, спасая свое добро.
Жизнь ферулы скоротечна. Она, такая большая, выросла совсем недавно, пройдет еще немного времени, когда от растения останутся одни сухие палочки, которые ветер развеет по пустыне.
Припекает солнце. Поднимается легкий ветер и раскачивает растения. От ферулы начинает исходить тонкий и нежный аромат. По струйкам запаха к ее цветам мчатся со всех сторон многочисленные насекомые, жадно льнут к нектарникам, расхватывают желтую пыльцу. Они тоже, как и ферула, очень торопятся в эту короткую весну пустыни.
Я всегда возил с собой магнитофон и не упускал случая записать голоса животных. Охота с магнитофоном была очень интересной и добычливой. Вскоре у меня возникла целая фонотека голосов насекомых. Иногда в этой охоте были неудачи, о некоторых из них я расскажу.
Я свернул с дороги на светлый и почти чистый от растений такыр для того, чтобы сменить колпаки передних колес «газика». Рядом тянулась полоска густых зарослей чингиля, из нее неслась трель соловья и несложная мелодия крохотной пеночки.
Я не мог поверить, что сейчас, ранней весной, когда только что появились красные маки, мог так громко распевать какой-то кузнечик. Вся поющая братия насекомых пустыни появлялась позже, летом. Сейчас же всюду бодрствовала молодь, не владеющая искусством музыкальных состязаний.
Видимо, этот таинственный музыкант обладал ловкостью, если не боялся пеночки, распевая рядом с нею, судя по силе звука, он обладал внушительными размерами.