За мной по-прежнему неотступно летят двое ос-бембексов в надежде добыть слепней, мне жалко их, неудачниц. Легко перелетают через Калканы желтый махаон, бабочка-белянка, какой-то большой и стремительный жук. Светлая, как песок, почти белая оса летает над самой поверхностью горы и что-то ищет. Скачет маленькая кобылочка-песчаночка, увидев меня, закапывается, наружу выглядывают только голова и спинка. Откуда-то снизу прилетает черная, как смоль, большая муха и пытается назойливо усесться мне на брови. Она заметила на них сверкающие капельки пота и, страдая от жажды, намерена их выпить. Как ей не жарко в такой темной одежде?
Солнце уже высоко поднялось над Калканами, и синяя дымка испарений затянула просторы пустыни и далекие горы. С каждой минутой становится горячей песок, по самому гребню уже нельзя идти, так как на солнечной стороне он жжет ступни ног.
Вот и главная вершина. Пора начинать спуск. Я сажусь и качусь вниз вместе с лавиной поющего песка. Гора начинает реветь и содрогаться мелкой дрожью. Песок обжигает ноги, он нестерпимо горяч. Несколько мучительных прыжков под аккомпанемент ревущей горы, и я с облегчением падаю в спасительную тень куста саксаула. Здесь уже лежит моя Зорька. Ей тоже досталось.
Внизу же царит тишина и покой. Пустыня полыхает жаром. Во рту сухо. Очень хочется пить. Скорее бы забраться в хорошую тень. По-прежнему крутятся осы-бембексы, продолжают путешествие со мной. Наконец, одна, счастливая, схватила слепня, упала на мгновение с ним на землю, но, быстро поднявшись, взмыла в воздух. От куста к кусту перелетают какие-то странные черно-белые бабочки, не спеша и деловито, порхают муравьиные львы, носятся черные мухи, подобно молнии, мелькают необыкновенно быстрые, желтые, как песок, и различимые только по тени муравьи-бегунки. Появилась на мгновение и скрылась в кустах джузгуна змея-стрелка. По горячему песку медленно вышагивает гусеница пяденицы, а на полыни греется на жарком солнце жук-нарывник.
Скорее бы к машине! Путь к ней кажется бесконечно долгим. Собака, упав под тень кустика, присматривается к очередному кусочку тени и, отдохнув, стремительно мчится к нему.
Через несколько десятков минут пути я падаю под растянутый тент, жадно пью воду, молчу, вспоминая поход на Поющую гору, посматриваю на ее вершину, похожую на раскаленный добела металл.
Еще жарче и суше воздух, и ослепительнее солнце. Чтобы сократить тяготы знойного дня пустыни, я пытаюсь найти какую-нибудь работу и сажусь писать. Как долог этот сверкающий солнцем день!
Более пятнадцати лет пролежала в бездействии моя складная лодка байдарка. И вот сейчас на берегу Балхаша мы пытаемся ее собрать. Великое множество давно забытых терминов, упоминаемых в инструкции, привело нас в смятение. Где бимсы, что такое шпангоуты, что считать штевнем и куда запропастились фальшборты? Постепенно мы разбираемся в премудростях конструкции нашего суденышка, радуясь его добротности, которая сочетается с элегантностью внешнего вида.
И вот над нами синее небо, жгучее солнце, вокруг голубой простор воды, а впереди темная полоска нашей цели — первый островок из многочисленных островов озера Балхаш: больших, маленьких и совсем крошечных. С непривычки грести нелегко, но наша байдарка без груза легко скользит, рассекая небольшие волны, а темная полоска острова растет, ширится, и вскоре мы ступаем на его таинственный берег.
Больших островов, где не было бы человеческих поселений, уже нет, а вот на небольших людей нет, и они у меня всегда вызывают интерес. В них чудится особенный мир, животные и растения устроились здесь вольно, как жили их очень далекие предки. Там все должно быть не так, как на материке, жизнь островитян складывается для каждого клочка земли, окруженного водой, по своим неповторимым и часто случайно сочетаемым сложным законам.
Наш первый остров небольшой, метров двести в длину, пятьдесят в ширину. Его берега сложены из крупных белых камней. С одной его стороны высится крупная скала, с другой его край заняли тростники. К ним примыкают небольшие заросли тальника. На остальной части — типичные растения каменистой пустыни. Но они не такие, как там, на материке. Здесь они чистые, целенькие, раскидистые, не тронутые скотом, благоденствуют. Цветет дикий чеснок, брунец, какие-то астрагалы. Разукрасилась семенами курчавка, светло-зелеными куртинами пышно разрослась пахучая полынь.
Я знакомлюсь с птичьим населением острова. Здесь живет пара ворон, их гнездо на самом густом деревце. На земле под ним валяется скорлупа крупных яиц: видимо, вороны основательно поразбойничали. Они большие мастера красть яйца у птиц. В тростниках монотонно скрипит камышевка и, видимо, ради нее прилетела сюда и кукушка. Парочка горлинок испуганно вылетает из прибрежных кустиков и уносится вдаль. И больше никого. Ни ящериц, ни жаб, ни лягушек, ни змей.
Кто же самые маленькие жители острова? Их тут достаточно. Вся земля кишит от множества красноголовых муравьев Formica subpilosa, под каждым камнем их личинки, куколки, яички. Весь остров занят этими муравьями, они его хозяева. Только у самого берега приютились несколько семей крошечного муравья Tetramorium caespitum. И еще сверчки! Очень много сверчков. Шустрые, они с величайшей поспешностью разбегаются из-под поднятых камней.
У самок крылья самых разных размеров. У большинства крылья-коротышки. На таких не полетишь. Их обладатели прикованы к острову, покинуть его уже не смогут. Совсем мало длиннокрылых. Когда-то остров был заселен такими сверчками-авиаторами, прилетевшими с материка.
Чем же питаются сверчки и муравьи? Видимо, те и другие поедают комариков-звонцов. Остров является для комариков местом брачных встреч, без него они обойтись не могут.
Недолго я брожу по острову. Вскоре все его дела ясны и понятны. Странный остров, муравьино-сверчковый. Второй остров больше первого, он дальше от берега, с него наша машина и палатки видны едва заметными точками. Как только мы причалили к его берегу, в воздух поднялась стая крачек, раздались визгливые крики и причитания. Очень не понравилось крылатым поселенцам наше появление. Подняла тревогу парочка черно-белых с красными клювами куликов-сорок.
Птицы сильно встревожились. Кое-кто из них выпустил на нас белую жидкость. К счастью, среди защитников этого маленького мирка не оказалось хороших снайперов, и мы с честью выдержали испытание.
Птицы, оказывается, не напрасно беспокоятся. На самом высоком месте острова (какая предусмотрительность) множество гнезд. Собственно самих гнезд нет, просто в едва заметных ямках на земле лежат желтовато-охристые яйца с темно-коричневыми пятнами.
Красноголовых муравьев и сверчков на острове не оказалось. Что-то здесь не способствовало их процветанию. Не было и других насекомых. Может быть, в этом были повинны сами крачки? В общем, другой остров и другая на нем жизнь!
Самые маленькие обитатели побережья и островов озера Балхаш — пауки и насекомые — на день прячутся во всевозможные укрытия, проводят день в полусне. На ярком свету опасно, под солнцем очень жарко, на раскаленной земле спечешься.
На берег озера волны выбрасывают крупные куски скатанных корней тростника. Где-то на южном, низком, более илистом берегу беспокойные воды Балхаша размывают старые тростниковые крепи, долго их носят по воде, потом, выбросив на каменистый северный берег, катают их вперед и назад, придавая форму округлых цилиндров длиной до метра и более. Во время сильного шторма они, отброшенные далеко от воды, остаются лежать на берегу, иногда слегка прикрытые песком и щебнем.
Сегодня я решил основательно поворочать эти, как мы их назвали, «окатыши», посмотреть, кто под ними прячется. Обитателей тростниковых окатышей оказалось очень много, причем самых разных. Ближе к берегу на влажном песке под ними скрываются прибрежные уховертки. Задрав над собою клешни и размахивая ими, они молниеносно разбегаются во все стороны в поисках укрытия от жарких лучей солнца. Там, где почва более сухая, под окатышами прячутся уховертки темно-коричневые, почти черные с двумя пятнами на надкрыльях. Это уховертки Федченко. Они, неукоснительные ночные бродяги, на день собираются большими скоплениями по сотне особей или даже больше. Оба вида уховерток процветают там, где много комариков, самой легкой для них добычи. Здесь, на Балхаше, эти насекомые, считающиеся исключительно растительноядными, стали заядлыми потребителями животной пищи. Вместе с уховертками часты жуки-жужелицы и жуки-чернотелки. Еще дальше от берега под окатышами иногда спят фаланги и скорпионы. Оказавшись на свету, фаланга угрожающе подскакивает, поскрипывая своими острыми челюстями, потом мчится искать тень. Если вокруг голая земля, фаланга мчится прямо на меня, я отбегаю в сторону, но она как бы продолжает меня преследовать. Тот, кто не знает в чем дело, невольно испугается. Фаланге же нужен хотя бы кусочек тени, в которой можно было бы укрыться от солнца и горячей нагретой земли, а человека она воспринимает как неодушевленный предмет.
Скорпион спит крепко и не сразу пробуждается. Очнувшись, проявляет неожиданную прыть и, подняв над собой хвост с ядоносной иглой на конце, также спешит куда-нибудь скрыться.
Однажды из-под перевернутого валиком тростника выскочили два птенчика-пуховичка чайки-крачки. Под одним окатышем было пять маленьких ярко-розовых комочков, каждый не более полутора сантиметров. Комочки вяло ворочались. Мельком взглянув на неведомые существа, я опешил от неожиданности: никогда не видел таких необычных созданий, не мог понять, кто они такие. Так получилось из-за того, что я настроился на поиски насекомых и паукообразных. Приглядевшись, я узнал в розовых крошечных комочках новорожденных и еще слепых мышат.
И еще много других обитателей берегов озера Балхаш прячется на ночь под гостеприимные окатыши.
В пустыне уже в мае бывают такие жаркие дни, что все живое прячется в спасительную тень. В жару горячий чай утоляет жажду и, вызывая испарину, охлаждает тело. Наши запасы воды иссякли, дел предстояло еще немало, каждая кружка воды была на учете, поэтому горячий чай казался роскошью. В такое время у нас объявились неожиданные гости: маленькие комарики-галлицы, из-за личинок которых появляются различные наросты на растениях. Покружившись над кружкой, они садились на ее край и с жадностью утоляли жажду сладкой водой. Их тоненькие и длинные узловатые усики с нежными завитками волосков трепетали в воздухе, как бы пытаясь уловить различные запахи, а иногда одна из длинных ног быстро вздрагивала. Так и пили мы чай вместе с галлицами.