Непарный шелкопряд опасен тем, что изредка появляется в громадном количестве, и тогда объеденные его гусеницами деревья стоят без листьев, голые и неприглядные. Распространен этот вредитель очень широко, почти по всей Азии и в Европе. В прошлом столетии один незадачливый энтомолог завез несколько бабочек в Северную Америку. Он думал получить потомство от скрещивания с тем шелкопрядом, от которого получают натуральный шелк. Случайно несколько бабочек вырвалось на свободу, и с тех пор непарный шелкопряд в Северной Америке тоже стал злейшим врагом леса.
В том месте, где мы остановились, было немного гусениц этой бабочки. Численность ее, видимо, сдерживалась естественными врагами. И все же нашлась одна гусеница, вознамерившаяся окуклиться в чайнике, глубоко оскорбив высокие чувства гурмана.
Яркими цветами разукрасился наш дачный участок: полыхают лиловые флоксы, кострами горят красные гвоздики, оранжевой полоской выстроилась календула, светятся белые ромашки и нежно-голубые изрезанные лепестки васильков. Между деревьями вымахали в рост человека мальвы с крупными, почти с блюдце, белыми и лиловыми цветами. И везде на цветах сидят и реют над ними насекомые. Больше всех пчел: крупные торопливые антофоры, серенькие андрены, остробрюхие мегахилы. Крутятся и гоняются друг за другом сирфиды, порхают бабочки-белянки.
Вдруг между деревьев промчалась коричневая бабочка. Резкими бросками из стороны в сторону, то, падая почти до земли, то, взмывая вверх, ловко меняя направление, она торопливо обследовала сад, все деревья, крупные травы и исчезла. Потом снова появилась, или, быть может, это уже была такая же, но другая. Полет коричневой бабочки был очень характерен, и я сразу узнал самца непарного шелкопряда, злейшего вредителя леса. Он искал почти неподвижную белую крупную самку. Начался брачный лет.
Еще раньше я стал замечать дырки и прогрызы на листьях яблони. Кто-то усиленно, тайно и искусно обгрызал листья, умело скрываясь от постороннего взгляда, орудуя, наверное, только ночью. Несколько дней я искал загадочного недруга. Судя по размерам повреждений, он был большим и аппетит у него отличен. Тщательные поиски были безрезультатны, житель сада оставался неизвестным. И вдруг неожиданно все открылось.
Поливая из шланга сад, я заметил, как возле яблони кто-то выглянул из затопленной ямки и неловко закопошился в воде. Это была крупная, последнего возраста гусеница непарного шелкопряда. Не случайно потом в саду появились самцы этой бабочки. Так вот какую необычную и ранее неизвестную тактику применило это вдоль и поперек изученное насекомое! Ей, такой большой, опасно оставаться на свету, на виду у птиц, и она стала на день спускаться на землю и прятаться в подстилке. И врагам незаметно, и в жару прохладно. Ради этого днем можно и попоститься, а в короткие летние ночи наверстать упущенное. Наверное, кто не следовал этой особенности поведения, был истреблен защитниками сада, скворцами да воробьями. Они быстро совершили естественный отбор. Если только от этой гусеницы созреет благополучно потомство, которое будет следовать поведению своей родительницы, еще труднее будет бороться с этим опасным вредителем.
Кто бы мог подумать, что между среднеазиатским кольчатым шелкопрядом и изящными крупными пчелами с длинными черными усиками может быть какая-либо связь.
Кольчатым шелкопрядом называют бабочку за то, что она кладет яички широким белым кольцом, опоясывающим ветку кустарника. Яички откладываются летом, зимуют, и только весной из них выходят гусеницы. Вначале они держатся вместе на общем паутинном гнезде, питаясь листьями деревьев, потом, став взрослыми, расползаются в стороны, навсегда оставляя свое гнездо из темно-серой паутины, покрытой засохшими листьями и мелкими комочками испражнений. Обычно, гнезда кольчатого шелкопряда располагаются на вершине веточек.
Гусеницы этой бабочки в наших краях никогда не размножаются в массе, как в других местах, так как этому мешают какие-то ее враги и наездники. С одним из них, быстрым и проворным браконидом, я однажды встретился. Наездник отложил яички, видимо, еще в молодую гусеницу, и когда она подросла, личинки его вышли из своей хозяйки сразу большой компанией, штук пятьдесят, и тут же снизу ее свили белые маленькие коконы. Гусеница, пораженная врагами, осталась живой. Она никуда не уползла от скопления коконов, как бы охраняя их от солнечных лучей и от возможных недругов. Она заботилась о них, будто мать о своих детях, аккуратно покрыла их защитными нитями паутины и погибла только через несколько дней после выхода взрослых наездников. Личинки наездника не только съели гусеницу, но и каким-то таинственным путем изменили ее инстинкты в свою пользу.
С длинноусыми же пчелами я впервые повстречался в горах Архарлы. Здесь, направляясь в дальнее путешествие, мы сделали первую короткую остановку. Местность была очень живописной. С одной стороны громоздились большие красные скалы. Ветер и вода выточили из скал причудливые фигуры, напоминавшие фантастические чудовища, и все они будто застыли немыми изваяниями. Всюду на камнях виднелись разные ниши, некоторые из них имели внушительные размеры. Когда-то по этим горам бегали дикие бараны-архары и в зной отдыхали в прохладных нишах. Теперь же от архаров осталось только одно название гор — Архарлы.
Ветер дул на меня из ущелья сверху вниз и этим помог мне оказаться свидетелем забавной картинки: возле кустов таволги, гоняясь друг за другом, мирно играли четыре лисицы. В летнем наряде они были очень забавны. За тонким длинным телом как-то нелепо волочился такой же тонкий и длинный согнутый дугой хвост. Я замер на месте, а животные, не видя меня, продолжали резвиться. Возможно, эти четыре взрослых лисицы родные братья и сестры случайно встретились друг с другом и вспомнили свое детство.
Рядом на высоких скалах сидела стая скальных голубей, мелодично пел удод, на большом камне кричали и ссорились поползни, в воздухе трепетала пустельга. Но вот высоко в небе раздался флейтовый голос пустынного ворона, ему ответил другой, потом первый ворон крикнул как-то особенно пронзительно, лисицы мгновенно застыли, повернув головы в мою сторону, и потом за какое-то короткое мгновение исчезли за хребтом. Какое дикое и чудесное ущелье! Я повернул к машине, пробираясь обратно через кустики таволги, на которых виднелись черные пятна — остатки старых гнезд кольчатого шелкопряда. На ходу я схватил веточку, пораженную гусеницами, и с удивлением увидел, что на ней не грязная паутина, не остатки засохших и объеденных листьев и не катышки испражнений. Передо мною был комок тесно прижавшихся друг к другу диких пчел с длинными черными усами. Солнце уже склонилось за горы, в ущелье легла глубокая тень, потянуло прохладой, пчелы закончили свой трудовой день, собрались вместе кучками на самых кончиках веточек и стали похожи на остатки скоплений гусениц кольчатого шелкопряда. Кому нужна какая-то грязная паутина?
До чего же ловок обман, и сколько надо было тысячелетий, чтобы он выработался вот так замечательно.
Тогда я повернул обратно и просмотрел кончики ветвей таволги. Из пяти скоплений только две оказались настоящими, а три ловкими подделками.
В ущелье с выветрившимися скалами мы простояли два дня. Здесь над нами днем звенели трели жаворонков, на скалах пел удод, кричали поползни, иногда с вершин холмов раздавались пронзительные крики лисиц. Каждый вечер, как только солнце заходило за горы, и в ущелье ложилась тень, черноусые пчелы собирались кучками на тех же веточках. По-видимому, и это имело значение. Подделке полагалось быть на одном и том же месте.
После этой встречи прошло два года. Я встретился с длинноусыми пчелами в южном Казахстане на маленьком участке предгорных степей, окруженном богарными посевами. От обилия влаги дождливой и затяжной весны 1964 года земля покрылась роскошнейшим ковром шелкового ячменника и крупными зонтичными растениями. Всюду горели маки, светились синие колокольчики, росла золотистая пижма.
На горизонте где-то в стороне Сыр-Дарьи повисли грозовые тучи. Изредка доносились далекие раскаты грома. Ветер давно стих, травы замерли, застыли. Сильно парило. Но только западная сторона горизонта была в тучах. Все остальное небо сияло чистотой. На юге ночью очень яркие звезды, и мы собирались сегодня вечером смотреть знакомые созвездия и, как всегда, загадывать, кто первый увидит искусственный спутник Земли.
На большой феруле я увидел осу-основательницу. Она старательно кормила свою будущую подмогу — подрастающих дочерей. Оса осторожна. Она не собирается нападать первой. Подвергать себя опасности — рисковать жизнью будущего потомства, всего гнезда. Поэтому, заметив меня, она падает на землю и поспешно скрывается.
Случайно возле осиного гнезда через узенькую щелочку в пазухах ферулы вижу что-то черное, приглядываюсь и не верю своим глазам. Укромный уголок до отказа набит длинноусыми пчелами. Они забрались сюда, почуяв приближение грозы, спрятались заранее от непогоды, быть может, наученные уже прошедшими дождями. Сейчас еще рано, не более шести часов вечера, светит солнце, жарко, в тени около тридцати градусов. И всюду в пазухах ферулы видны такие же скопления.
Притрагиваюсь пинцетом к одной пчеле. Раздается жалобный писк. Другие пчелы повторяют его, и из пазухи несутся звуки настоящего оркестра, и две соседние пазухи тоже к нему присоединяются. Что, если еще побеспокоить музыкантов?
Но грозовые тучи на горизонте постепенно уменьшаются, уходят дальше, тают, раскаты грома стихают, и солнце садится в золотистом закате за чистым фиолетовым горизонтом. Дунул легкий ветерок, духоты как не бывало. Над холмами залились жаворонки.
Спешу вновь проведать длинноусых пчел. Они по-прежнему спят в просторных пазухах. Все же, наверное, ожидают дождя. Но предположение не сбывается. Зря мы ставили палатку и лишили себя удовольствия полюбоваться южным звездным небом. Выходит так, что ошиблись пчелы, и напрасно забрались загодя в укрытия. Их тонкий аппарат оказался слишком чувствительным и среагировал на дальний дождь. Что поделаешь. Полное совершенство так редко!