Но больше всего меня поразило то, что в поспешной заготовке провианта соблюдается строгая последовательность действий и умение. Я перехожу от одной бабочки, лежащей на земле, к другой, всюду вижу одно и то же. Первым делом строго по бокам брюшка самок снимаются густые белые чешуйки, между перепонками обнажается нежная и тонкая просвечивающая зеленью кожа. Потом кожа надгрызается, и доступ к провианту открыт. Тщательно выпивается кровь, снимаются мышцы, остатки тканей, пока не показываются нежно-зеленые, крупные и округлые, как шарики, яйца. Все брюшко самки забито вкусными зелеными яйцами.
Муравьи-тетрамориумы, жители тополевой аллеи, каждый год занимаются промыслом бабочек-неудачниц. Он им хорошо знаком, к нему у стариков есть прочный навык, и они, показывая пример молодежи, разделывают тушу как заправские мясники.
Жаль, что нет времени подробней пронаблюдать за работой маленьких тружеников-муравьев. Машина отремонтирована, пора садиться за руль. Путь еще долог. И снова перед глазами лента шоссе, поселки, тополевые аллеи, вдали горы и пустыни.
После знойных пустынь Южного Прибалхашья степи Центрального Казахстана показались раем. Обильные весенние дожди этого года преобразили природу, и степь стала неузнаваемой, покрылась пышными травами. Засеребрилась ковылем. На ней далеко видны темно-зеленые пятна кустиков караганы и таволги. Растут они на степных курганах. Каменистые склоны сопок заняли желтые цветы зонтичного растения, в логах же луговые травы украшены цветами. Ветер свеж и ароматен воздух, по небу плывут величавые белоснежные кучевые облака. Поют черные жаворонки, на столбах электропередачи сидят степные орлы, дорогу перебегают молодые суслики, да изредка прыткие ящерицы. Вокруг ни души, лишь по дороге мчатся машины, поднимая облака пыли.
Несколько дней мы путешествуем по степным просторам, сворачиваем в стороны, забираемся в глушь, теряем дорогу, едем по целине, находим новые пути и снова прощаемся с ними. Я сожалею, что наше время урезано, и заставляет ехать и ехать, что нельзя беспечно походить по полям, поглядеть на растения, на животных. В четвертый день путешествия я вижу в логах, в понижениях между сопками и в долинах тянущиеся лентами красные кустарники. Они будто бы обгорели или засохли от сильной жары и засухи прошлых лет и не могут оправиться. Кое-где эти бесконечные полосы погибших растений прерываются небольшими пятнами зеленых кустарников, счастливчиками, над которыми сжалилась судьба.
Сегодня наш ночлег оказался у самого лога с красными кустарниками, и я спешу их проведать, пока мои спутники занимаются устройством бивака. Прежде чем до них добраться, приходится выбирать путь по сухим участкам между луговыми травами. Недавно прошли ливневые дожди, и всюду поблескивает вода. Наконец, я возле красных кустов, и передо мною открывается картина бедствия, постигшая растения. Это кустарниковая ива Salixs kaspica. На ней нет ни одного листочка. От них остались лишь жалкие черенки, да и то не везде. Вся зелень давно съедена гусеницами, остались лишь одни красные ветки. Только теперь я начинаю понимать почему, к примеру, один из больших логов называется Караталом, то есть Черной ивой. Название старинное, оно родилось вот в такой год, когда растения страдали, как и сейчас, от прожорливого насекомого, потеряли листья, остались в одном одеянии голых ветвей и издали казались темными, почти черными полосами…
Приглядываюсь к гусеницам. По их спинкам идут темно-коричневые пятна, отороченные светло-желтой каемкой. Голова украшена красными точками, и во все стороны пучками торчат тонкие длинные волоски. Гусениц масса. Почти все они уже окуклились. Черные блестящие куколки, обвитые рыхлой паутиной, повисли гроздьями на кустах.
Еще на ветках сидят гусеницы-карлики. Им нечего есть, они голодают, недвижимы, почти мертвы. Их, неудачников, видимо, было немало, и большая часть их погибла, упала на землю.
Каждое животное и растение в мире живых существ занимает определенное место и живет в определенной численности. Сложнейшие взаимные отношения между организмами поддерживаются извечно установившимися порядками. Благодаря им в природе царит гармония. Но сейчас что-то произошло, порвались какие-то невидимые нити, связывающие прожорливых насекомых с окружающим миром. А у этой ивовой волнянки, я ее узнал сразу, исчезло то, что сдерживало ее численность, и сейчас вспыхнул пожар, наступило, как говорят ученые, массовое размножение, за которым, как правило, следует расплата, катастрофа.
Интересно, что происходит на кустах, сохранившихся зелеными. Недалеко от меня видно такое счастливое растение. На нем тоже есть гусеницы, только немного. Они съели половину листьев, и все выглядят хорошо: большие, упитанные. И почему-то здесь нет куколок.
Становится понятным неожиданное несоответствие. Где гусениц много, там их развитие закончилось быстрее. Лучше прежде времени стать куколкой, чем погибнуть гусеницей в поисках корма, а такое среди насекомых происходит нередко.
Есть ли у гусениц какие-либо враги? Вокруг на холмах распевают жаворонки, в кустах караганы заводят однообразные напевы желчные овсянки, среди луговых трав мелькают желтые трясогузки. Никто из этих птиц не обращает внимания на недругов ив. Они, видимо, несъедобны и поэтому окрашены ярко, заметно выделяясь среди растений. Хотя иногда в заросли кустов залетают кукушки, они, наверное, и лакомятся гусеницами, но кукушек мало.
У карликовой ивы есть еще один лютый враг — веточковая галлица. Веточки, особенно на концах, обезображены узловатыми опухолями-галлами. Многие ветки настолько сильно поражены, что не выдержали нагрузки и погибли. Но зато сейчас свежих галлов совсем нет, на растении без листьев галлы развиваться не могут, растения, едва тронувшись в рост, погибли вместе с личинками галлиц. Таким образом, говоря образно, ивовая волнянка простерилизовала заросли кустарников от крошечных комариков-галлиц, вызывающих болезненные наросты. Один враг убил другого. Ну, что же, клин клином вышибается.
Я раздумываю о причинах массового размножения ивовой волнянки. Предшествовавшие два года отличались необыкновенно сильной засухой. Не росли травы, не цвели цветы. Видимо, пришлось тяжело наездникам, врагам волнянок, ведь свои силы они черпали из нектара цветов. Освобожденные от своих недругов бабочки проявили столь безудержную способность к размножению.
Что теперь будет? Как бы в ответ на этот вопрос, заданный самому себе, я натыкаюсь на больную гусеницу. Она повисла на вершине кустика, почернела. В ней завелся заразный грибок «вершинной болезни», поражающий гусениц многих бабочек. Эта болезнь является неизбежным спутником массового размножения, она поможет карликовой иве. Потом, возможно, уцелевшие наездники, подкрепившись нектаром цветов, начнут проявлять свои способности, и все станет на свои места, численность ивовой волнянки будет сильно ограничена.
Вечереет. Стихает ветер. В природе воцаряется глубокая тишина. За холмами скрывается солнце, и лог синеет от тени. Только последний жаворонок трепещет в воздухе, озаренный гаснущими лучами солнца. И тогда я вижу, как над красными кустами одна за другой поднимаются в воздух снежно-белые бабочки. У них черные усики, черные глаза и тоненькие черные колечки на белых ногах. У самок усики, как ниточка, у самцов — роскошные и перистые. Бабочки, видимо, тоже несъедобные, их белый наряд нужен для того, чтобы быть заметным в сумерках и ночной темени. Но какие они маленькие! Неужели из-за недоедания? И очень вялые.
Сколько интересного материала дало короткое знакомство с обитателями карликовой ивы!
Покидая Центральный Казахстан, с удивлением замечаю, что ивы других видов, растущие по берегам таких степных рек, как Шебур-Нура, Каратал, Токрау, процветают, не зная напасти ивовой волнянки. Неужели эта бабочка является другим близким видом, приспособившимся к питанию на карликовой иве? Когда-нибудь ученые-систематики ответят на этот вопрос.
Темные тучи, висевшие на западе, далекие раскаты грома и молнии постепенно приблизились к нам, пролился сильный ливень и испортил дороги. Ехать тяжело. Бесконечно меняю скорость машины, манипулирую рычагами демультипликатора и включения переднего моста, виляю между лужами, проскакиваю трудные участки дороги. Но в одном месте коварный солончак схватил машину капканом. Кое-как выбираемся на сухое место и, заехав за ближайший холм, становимся на бивак.
В темноте летают какие-то белые бабочки, но после тяжелого пути нет сил узнавать, кто они такие. Утром вижу рядом с палаткой на кустиках таволги неподвижных ярко-белых бабочек. На их крыльях несколько маленьких черных и желтых пятен, спинка в длинных белых волосках. Сразу узнал бабочку-златогузку Euproctis kargalica, одного из серьезнейших вредителей деревьев и кустарников. Но здесь она немногочисленна и живет, быть может, многие тысячелетия в степи только на одной таволге и, наверное, отличается от своей родственницы.
Бабочки хотя и неподвижны, но заняты важным делом, не спеша, кладут яички, постепенно одевая их снаружи золотистыми густыми волосками, снятыми со своего брюшка. Зачем теперь они бабочке, когда скоро конец жизни! Кое-где на ветках видны только одни эти пушистые светло-желтые комочки-яйцекладки. Их хозяйки, закончив важное дело продолжения потомства, погибли, упали не землю.
В некоторых местах бабочки собрались вместе целыми скоплениями. Кое-кто из них надстраивает свои кладки яиц над кладками, которые уже изготовили их предшественницы.
Самцов мало. Вероятно, отлетались и погибли. Они тоже белоснежные, немного меньше самок, их брюшко тонкое, стройное, и на кончике тоже имеется небольшой пучок золотистых волосков. Усики у самцов желтые, перистые, сложные и изящные. Они являются важным органом чувств, который помогает им найти самок. Самцы, оберегая усики, прячут их под крылья во время дневного отдыха.
Я срезаю веточку с бабочками, втыкаю в землю: так она будет меньше колебаться от ветра. И принимаюсь фотографировать. Бабочек не беспокоят мои манипуляции, они даже не пытаются спасаться и прекращать свои дела. Они несъедобны, ядовиты, поэтому одеты в такую белоснежную мантию, которую заметно издалека среди темной зелени. Ни одна птица их не тронет, ни один зверь на них не позарится. Никому они не нужны. Если кто их тронет, то запомнит на всю жизнь. Неуязвимость сделала их такими бесстрашными и равнодушными к возможной опасности.