Еще под камнями вижу крошечных муравьев-пигмеев. Но только одних толстячков, тех, кто еще хранит в своих зобах пищу, запасенную с прошлого года для всего семейства. Кое-где у муравьев-пигмеев дела неплохи. Под каменной крышей греются куколки крылатых братьев и сестер, а также кучки прозрачных яичек. Возле них крутятся только одни толстячки. Они — кормильцы, постепенно опустошают свои внутренние запасы. Но откуда они у них? Ведь и прошлый год в пустыне тоже была засуха. Как успевает сводить концы с концами эта крошка?
Меня занимает еще одна находка. Под камнями часто встречаю ярко-зеленые, довольно свежие и еще влажные катышки. Это испражнения какой-то гусеницы. И немаленькой. Она могла здесь питаться только одной солянкой боялышем. Других зеленых растений нет. Кустики боялыша особенно не страдают от засухи, высасывая из сухой земли пустыни остатки влаги. Растений конкурентов нет, все съедены скотом.
Надо поискать гусениц на боялыше. Наверное, они питаются днем, а на ночь прячутся под камнями. Но от кого ночью прятаться под каменную крышу? Разве только от холода!
Осматриваю кустики боялыша, трачу целый час на это скучное занятие. И ничего не нахожу.
Еще сильнее дует ветер, далекое водохранилище светлеет, постепенно скрывается за мглой пыли. Я уже не вижу и далекий хребет Заилийский Алатау.
Надоело осматривать кустики. Погляжу еще под камнями. Удача! Я нашел гусениц, да не одну, а несколько. Большие, серые, в темных полосках они от страха сворачиваются колечком, выделяя сзади зеленую колбаску, а спереди зеленую жидкость. Защищаются, как могут. От моих предположений ничего не остается. Все оказывается наоборот. Гусеница питается ночью, в это время ее не разыщешь, и врагов нет. На день же она прячется под камни. Иначе нельзя, сразу съедят голодные чеканчики, ящерицы, да и еще кто-нибудь голодающий найдется в пустыне. Камней много, на день можно выбрать любой.
Но не всегда осторожной гусенице сопутствует счастье. И под камнями находятся враги. Вот лежит одна растерзанная, перегрызена на две части, а возле нее пируют муравьи-пигмеи. Такая добыча для них — счастье и спасение. На целый год хватит маленькой семье еды, запасенной в зобиках. Да еще и в такое голодное время.
Я кладу в баночку пару гусениц, снабжаю их листочками боялыша. Быть может, выживут и окуклятся, хотя путь наш далек, дорога плоха, и тряска предстоит немалая.
Отцвели коровяки, пришлось их спилить, пока они не разбросали семена по участку сада. Растение затрепетало от пилы, как живое, и с него на землю свалилась чудесная ярко-желтая, в мелких черных крапинках гусеница. В такой одежде ее не заметишь среди желтых цветов. Наверное, она постоянный обитатель коровяка.
Гусеницу я решил отнести в муравейник, хотя и жаль ее, такую красивую, но и муравьям чем-то надо питаться.
Едва муравьи бросились на неожиданную добычу, как гусеница сильными рывками, сгибаясь и расправляясь скобкой, как пружина, разбросала своих противников и поспешно забралась на травинку. Два муравья бросились за нею, но отстали, заблудились в зарослях. Тогда, к моему удивлению, множество муравьев полезло на травы, видимо, кто-то указал, что исчезнувшая добыча наверху, на растениях. Охотники рыскали не только в том направлении, куда исчезла добыча, но и в других. То есть сигнал был общий, неопределенный: «Искать наверху!».
Гусенице надо было бы сидеть на вершине травинки неподвижно, да переждать погоню, но она, такая нетерпеливая, пытаясь выбраться в безопасное место, поползла с одного растения на другое и, не удержавшись, упала вниз. Тут на нее и напали муравьи.
Но как она ловко защищалась! Схватив челюстями уцепившегося муравья, сильным рывком далеко отбрасывала в сторону. Раскидала нападавших охотников и, прыгая пружинкой, помчалась искать спасение. Ее движения были так совершенны, так пластичны и ловки, что я невольно вспомнил анатомию гусеницы шелкопряда. Один ученый, детально изучивший эту гусеницу, обнаружил в ее теле около двух тысяч мышц, то есть примерно в сто раз больше, чем у человека.
Несколько раз гусеница спасалась от муравьев на травинках, несколько раз падала на землю, отбиваясь от их атак. И вполне могла оказаться на свободе, но несколько ловких стрелков запустили струйки яда прямо в рот добыче. Гусеница ослабла, поникла, замерла, и тогда муравьи стали рвать на куски ее прекрасную ярко-желтую в черных крапинках одежду.
Мимо муравейника незаметными рывками передвигается сухая палочка. Из одного ее конца высунется черная головка гусеницы, ножки-коротышки ухватятся за опору, подтянутся, и палочка сдвинется с места.
Палочка-гусеница принадлежит бабочке чехлоноске. Она соорудила свой домик из сухих былинок и так ловко подогнала их друг к другу, что получилась настоящая палочка. Чтобы усилить сходство с настоящей палочкой, гусеница осторожно движется рывками, а при малейшей тревоге надолго замирает, чтобы кто-нибудь не увидел ее, не разгадал секрета маскировки.
Мимо гусеницы-палочки бежит муравей. Наткнулся на нее, остановился, пощупал усиками, прикинул: хорошая палочка для муравейника! Схватил ее и потащил к себе. Вскоре ему помогли, занесли палочку на самый верх муравьиной кучи, приладили к ней и оставили.
Долго лежала гусеница в своем домике, боялась высунуть головку. Иначе нельзя, вокруг металось множество разбойников. Как ей теперь выбраться из плена? Так ловко всех обманывала, а тут попалась. Изволь теперь лежать и не двигаться.
Все же не выдержала, надоело лежать и притворяться. Вытянула голову, уцепилась ножками-коротышками, подтянулась рывком. Муравьи сразу заметили неладное. Почему палочка сдвинулась с места? Собрались кучкой, ощупывают, обнюхивают. Но палочка лежит, не шелохнется. И разбежались во все стороны.
Гусеница снова совершила один рывок, потом другой и постепенно сползла с муравейника. Все было бы хорошо, муравейник остался позади, но снова нашелся умелец-строитель. Он ощупал палочку и потащил обратно.
Так могло продолжаться долгое время. Но на солнце набежали облака, потянуло холодком, и муравьи скрылись в своем доме. Только тогда гусеница благополучно выбралась из заточения и поспешила подальше от опасного места.
Хотя она и похожа на палочку, но каково ей, живой, лежать палочкой в чужом доме и без конца притворяться.
Софора или брунец — ярко-зеленое с перистыми листьями растение высотой около полуметра с белыми, собранными в гроздь, душистыми цветами. Корни ее длинные, глубоко пронизывают почву. Она плохо выносит затенение и в местах, где пасутся домашние животные, и травы выбиты скотом, благоденствует, постепенно завоевывает землю. Тогда надолго пропадают пастбища, на них уже нет места полезным растениям, софора их душит, а сама невредима и цела. Животные остерегаются ее, она ядовита. С цветов софоры домашние пчелы берут мед. Но он очень неприятен.
В последние десятилетия софора стала угрожать пастбищам. Как же с ней бороться? Громадные пространства пастбищ не прополешь, да и корни срезанного растения тотчас же дадут новые ростки. Химические вещества применять против нее сложно. Сколько их надо на необозримые пространства. К тому же они опасны, отравляют почву, губят другие растения и животных.
Нельзя ли испытать биологический метод борьбы с софорой? Для этого, прежде всего, следовало узнать, какие у софоры насекомые-вредители, везде ли они одинаковые, какие вредят ей на родине в Центральной Азии, откуда она расселилась во многие страны, и нет ли там ее особенных врагов, тех из них, кто способен питаться только ею, и не будет переходить на другие растения. Нельзя ли насекомых, поедающих софору, использовать для борьбы с нею?
Однажды, всматриваясь в заросли софоры, я увидел большую и красивую гусеницу. Ее ярко-белое тело было испещрено темно-зелеными, резко очерченными пятнами и полосами. Гусеница лакомилась цветками. Аккуратно съев их всех, она переползала на другое растение. Аппетит у нее был отличнейший. Кроме цветов софоры она ничего более не признавала.
В садочке гусеница вскоре окуклилась, а потом в разгар лета из нее выбралась крупная серая бабочка-совка с большими темными глазами. Пытаясь выбраться на волю, она стала биться о проволочную сетку садка, роняя золотистые чешуйки.
Каковы же дальнейшие дела бабочки? Если она отложит яички, то будут ли они лежать до весны или из них выйдут гусеницы. Тогда на чем они будут питаться? От цветов софоры и следов не осталось, вместо них, раскачиваясь от ветра, шуршали сухие стручки с бобами. Или бабочка сама заснет до весны где-нибудь в укромном месте. Трудно будет ей, взрослой, проспать жаркое лето, осень и зиму, растрачивая во сне запасные питательные вещества. Да и не безопасно. Мало ли найдется охотников на такую лакомую добычу.
Ответить на все эти вопросы нелегко. Софоровая бабочка оказалась редкой, образ жизни ее, как и многих других насекомых, неизвестен.
Потом я несколько раз встречал софоровую бабочку, и все надеялся проникнуть в тайны ее жизни. И случай помог.
В ущелье Талды-Сай Сюгатинских гор я увидел красную скалу, испещренную нишами. Самая крупная из них вела в настоящую пещеру, хотя и не особенно длинную. Темный ее ход был весь испещрен причудливыми ямками. На пыльном полу виднелись следы лисицы. Плутовка провела немало дней в этом убежище. Она не прогадала, зимой здесь было тепло и безветренно.
Чем глубже, тем темнее и душнее. Вот и конец пещеры. Здесь царит темнота, а сияющий дневной свет кажется далеким. Я зову товарища. От крика пещера гудит отчетливо и странно. Будто за ее стенками находятся пустующие просторные подземелья. Странная пещера! Глаза привыкли к темноте, пора зажигать фонарик. Яркий луч падает на застывшего передо мной на камне большого сенокосца. Его длинные ноги широко распростерты в стороны, каждая будто щупальце. Ноги в темноте заменяют сенокосцу глаза. Ими он ощупывает все окружающее.