После этого в одной из аллей города мы прячем большую партию куколок. Проходит неделя, две. Все куколки целы. Здесь их некому уничтожать.
Так вот почему в Алма-Ате стала вредить лунка: из преобразившегося города постепенно исчезли мыши — главные враги этой бабочки. Неожиданный вывод пока ничем не помогает в борьбе со злом. Но зато разгадан один из секретов жизни насекомого, а в нем — залог будущего успеха и начало для новых поисков.
Прошло около тридцати лет. Город Алма-Ата стал большим, в нем появилось множество автомобилей. Обилие автотранспорта сказалось на чистоте воздуха, и город, находящийся в предгорьях, погрузился в плотный смог. Из него исчезли не только лунка, но и яблоневая моль, непарный шелкопряд и многие другие насекомые. По-видимому, листья деревьев, на которых осаждались дым и копоть города, стали несъедобными для гусениц.
На ходу из машины я увидел большой холмик муравейника муравья-жнеца. Остановился взглянуть на него. Он казался вымершим, муравьи закрыли вход, опустились в глубокие и прохладные подземные камеры. Вокруг холмика на светлой солончаковой земле с редкой растительностью виднелись норки пустынных мокриц. Из них торчали острозубые гребешки хозяев. И еще одно обстоятельство привлекло внимание и заворожило: везде на земле виднелись причудливые извилистые трубочки, иногда ветвящиеся, слепленные из мелких частиц земли. Некоторые поднимались почти вертикально на стебли растений. Трубочки сильно напоминали ходы термитов.
Термиты или, как их иногда неправильно называют, белые муравьи, обитатели тропических стран, водятся и в Средней Азии, но только в Узбекистане, Туркмении и в самых южных районах Казахстана. На северной границе своего ареала они редки. Неужели термиты могли оказаться так далеко к северу, в Семиречье? За десятки лет я исколесил эти места во всех направлениях, но ни разу не встречал ничего подобного.
Таинственные трубочки оказались мягкими и податливыми, внутри были сплетены из тончайших паутинных нитей. Термиты так не делают.
Я решил, что это эмбии — крохотные насекомые, обитающие в тропических странах. Их передние ноги вздуты, в них находятся прядильные железы. При помощи них эмбии выплетают паутинные ходы, в которых и живут. В Советском Союзе эмбии найдены только в Крыму. Они очень редки, мало кому из энтомологов удавалось их видеть. Я тоже никогда их не встречал.
Я осторожно вскрываю паутинные ходы и с нетерпением жду встречи с незнакомцами. Внимание напряжено. Жаркие лучи солнца, горячая земля забыты.
Паутинный ход вскоре приводит к норке, она погружается почти вертикально в землю. Кто там в ней? Еще несколько взмахов маленькой лопаткой, осторожные срезы ножом, норка закончена, и я вижу на ее дне… маленькую мокрицу.
Не может быть, чтобы мокрицы выплетали паутинные ходы. У них нет прядильного аппарата.
На всякий случай мокрица изловлена, помещена в пробирку. Надо продолжать поиски дальше. В другой норке нахожу небольшую желтую в черных пятнах жужелицу. И жучок, и мокрица случайные поселенцы паутинных галерей, а истинными их хозяевами являются какие-то другие насекомые.
Надо продолжать поиски. Вскоре я разочарован. В моих руках белые большеголовые гусеницы. Это они, подземные жительницы, такие осторожные и ловкие, выбираясь на промысел, плетут свои паутинные тоннели. В них они затаскивают зеленые листочки пустынных растений, «в поте лица своего» добывая пропитание.
Нетрудно заметить, что начало трубочки гладкое, будто вылепленное из мокрой глины. Так, наверное, и было. Молодая гусеница начинала строительство своего подземного хода ранней весной в мокрой и обильно смоченной дождями земле. Потом ее глиняный чехлик стал обстраиваться мелкими комочками земли, соскребенных со стенок тоннеля. Нелегкая работа грызть землю челюстями, тащить ее вверх, а затем пристраивать с помощью паутинных нитей. Способ строительства неплохой. Одновременно углубляется подземный ход, и надстраивается защитная трубочка наверху.
Наша гусеница явно влаголюбива, хотя и живет в сухом и жарком климате пустыни. И неспроста у нее нежное зеленоватое тело, покрытое тонкой кожицей. Ее подземные камеры располагаются во влажном слое земли. Если он залегает глубоко от поверхности, то и норка получается глубокая, и наоборот. Но особенно глубокие норки не в ее обычае. Земляные работы отнимают немало сил. Вот почему она селится там, где близки к поверхности грунтовые воды.
Гусеница очень осторожна. С раннего детства она обретает себя на полное заточение. Подземный ход и надземная трубочка — весь ее мир, за его пределы она никуда не отлучается. Путь к окошку на конце трубочки совершается только ночью. Ночью же и заносится на весь день в подземелье еда. В каждой норке я обязательно вижу порцию свежих листочков. К вечеру от порции ничего не остается. Расчет пищевых запасов точный.
Испражнения наружу гусеница не выбрасывает. Зачем себя подвергать лишней опасности. Она их оставляет в норке, но ради чистоты оплетает их паутиной и изолирует в сторонке подземелья.
Земляной тоннель узок. Его диаметр почти соответствует диаметру туловища гусеницы. Повернуть в нем в обратную сторону она не в силах. Да и к чему! Гусеница с необыкновенным совершенством ползает как вперед, так и назад, и, оказавшись на ладони, мчится в обе стороны. Первое время даже теряешься, не можешь узнать, где у нее голова, а где хвостовая часть. Правда, выдает крупная и блестящая коричневая головка.
Я вырыл гусеницу, дал ее своему помощнику, чтобы он принес ее на бивак и там поместил в банку. Но кулак его оказался пустым, гусеница исчезла из зажатой руки. То же случилось и со второй гусеницей. Третью гусеницу я понес сам, но вскоре почувствовал, как между пальцами что-то усиленно пробирается наружу. Моя пленница ловко просунула блестящую головку между пальцами, показав недюжинную силу, и, если бы я промедлил еще долю секунды, то оказался бы с пустым кулаком.
Видимо, неспроста у нее такие способности. Приходится ей пробираться и в тесной норке, и в земле, когда ее жилище оказывается случайно разрушенным каким-либо землекопом. В пустыне гусениц оказалось немало. Я наложил в банку влажной земли, слегка утрамбовал ее, продырявил вертикальными норками и поместил туда свой улов.
Гусеницам не нравится пленение. Они долго блуждали вдоль стенки банки. Но что поделаешь, куда денешься! Постепенно они смиряются и одна за другой занимают искусственные убежища. А утром над каждой норкой я вижу паутинные трубочки, из которых торчат наружу кусочки зеленых листиков, которые я предусмотрительно положил в стеклянный садок.
Вскоре паутинные ходы наглухо закрылись, гусеницы замуровались, наверное, окуклились. Теперь они будут ждать, как и все пустынники, весны и пробуждения жизни.
Трудно в искусственной обстановке создать условия жизни для моих пленниц, выйдут ли из них бабочки и какими они будут? Не удалось мне вывести бабочек, и остались неизвестными строители паутинных галерей.
В начале лета, когда пустыня выгорает, становится сухой и безжизненной, на холмистых предгорьях Тянь-Шаня настоящее буйство трав, сочной зелени и цветов. Весна покинула низины и зашагала в горы. Здесь жужжат насекомые, распевают птицы.
В это золотое время среди густой травы, колючего шиповника и диких яблонь появляются сиренево-розоватые, с пурпурными жилками цветы таинственной неопалимой купины, или, как ее еще называют, «ясеницы», а по-научному — Dictamnus arigustifolia. Запах ее цветков, терпкий и навязчивый, царит над тысячами запахов других растений. И сама она, яркая, стройная, высокая, красуется свечками и невольно привлекает внимание. Кто не знает коварства неопалимой купины, доверчиво тянется к ней, чтобы украсить букет, — и возвращается домой с ожогами — водянистыми волдырями на коже, переходящими в долго незаживающие язвы.
В России неопалимая купина считалась охранительницей от пожаров и молний. Крестьяне молились этому растению, чтобы защитить дом и скот от огня.
Судя по всему, внимание к купине было из-за того, что при поднесении к ней огня на короткое мгновение вспыхивало пламя.
Цветы купины подобны хищно разинутой пасти змеи: венчик широко раскрыт и поднят кверху, и на одном его нижнем, обособившемся лепестке лежит, как оскал острых зубов, пучок длинных, поднятых кверху тычинок. Тычинки распыляют пыльцу, увядают, и тогда из-за них поднимается крючком пестик. Он готов принять пыльцу, но только с цветков других растений.
Если посмотреть через лупу на цветки, на цветоножку, на верхнюю часть стебля, то можно увидеть, что они покрыты многочисленными крохотными красными шариками. Это железки. Они выделяют пахучие эфирные масла. Поднесите спичку в пространство между тычинками и венчиком — и с легким треском вспыхнет голубой огонек. Чем более неподвижен воздух в горах, жарче греет солнце, тем ярче и громче звук крошечного взрыва.
Неопалимая купина… Откуда такое странное название? В библейских преданиях упоминаются кусты, расцвеченные пышными цветками, объятые пламенем и несгорающие.
На листьях растений нет красных шишечек, этих крошечных лабораторий, вырабатывающих ядовитые газы. Их можно брать в руки, не опасаясь ожога: на кожу действуют не пахучие эфирные масла, а особенное вещество, выделяемое тканями, «диктамнотоксин». Из-за этого вещества неопалимую купину не едят травоядные животные, обходят ее стороной. Она ядовита, невкусна, отвратительна! Растение приобрело такое свойство для того, чтобы защитить себя и свое потомство.
Как же к ней относятся насекомые? Для кого эта чудесная форма венчиков, нежная расцветка жилок, сильный аромат, такой густой и обильный, что обволакивает растение воспламеняющимся облачком? Кто опыляет неопалимую купину?
Вокруг масса насекомых. Жужжат пчелы, носятся мухи, порхают бабочки. Все торопятся, спешат. Их жизнь коротка и быстротечна. Весна спешно шагает в горы и скоро оставит позади себя опаленные солнцем предгорья.