Одет он был в пижаму и пестрый халат. Одна нога была босая, другая обута в тапок. Редкие волосы растрепались, глаза едва не вылезали из орбит, а изо рта клочьями выступала пена.
Дядя Берт метался и жестикулировал, пытаясь заговорить.
— Отравили! — наконец выдавил он. — Меня отравили.
Переливающийся всеми цветами радуги пузырь оторвался от его губ и полетел к елке. Там он повисел немного, словно украшение, и, наткнувшись на ветку, лопнул.
— Мыло, — определил Хилари. — Это мыло, дядя Берт. Успокойтесь, ради бога, и пойдите прополощите рот. Туалетная комната здесь, рядом, прошу вас.
Мистер Смит незамедлительно бросился умываться.
— Не пойти ли вам с ним? — предложила Трой.
— Чем дальше, тем глупее! Какая отвратительная безвкусица! Однако, пожалуй, пойду.
Хилари удалился. Прошло довольно много времени, и Трой наконец услышала, как они пересекли холл и стали подниматься по лестнице. Вскоре Хилари вернулся, выглядел он глубоко обескураженным.
— В ячменной воде, — сказал он. — Сильнейший раствор мыла. Проклятье. Ему было ужасно плохо. Теперь все ясно.
— Ясно?..
— Нас пытаются самым возмутительным образом разыграть. Нет, это уж чересчур! А в кармане пижамной куртки лежала еще одна гнусная записка: «Почем нынче мышьяк?» Он мог умереть со страху.
— Как он все-таки?
— Вял, но приходит в себя и потихоньку начинает свирепеть.
— Его можно понять.
— Кто-то за это ответит, — пригрозил Хилари.
— Надеюсь, не новенький мальчик с кухни?
— Вряд ли, он ничего не знает об их прошлом. Тот, кто это делает, знает и о «порочной женщине» Найджела, и о промашке Винсента с мышьяковым раствором, уничтожающим сорняки, и о том, как Катберт побывал рогоносцем.
— И о ловушке Мервина, — нечаянно вырвалось у Трой.
Хилари уставился на нее.
— Уж не хотите ли вы сказать… И вас тоже?!
— Я обещала никому не рассказывать. Задумалась о том, что происходит, и, наверное, забылась… Ну хорошо, было дело. Но я уверена, что Мервин не имеет к происшедшему никакого отношения. И больше меня ни о чем не спрашивайте.
На некоторое время Хилари застыл в молчании. Затем, встрепенувшись, начал доставать елочные украшения из коробки.
— Я намерен игнорировать всю эту пакость, — сказал он. — Я намерен предаться барственной бездеятельности. Кто-то хочет, чтобы я устроил громкий скандал. Не дождется. Я не собираюсь расстраивать моих слуг и не позволю испортить мне Рождество. Кто бы он ни был, пусть подавится своей изобретательностью. Поверите ли, сейчас только без десяти одиннадцать. Давайте нарядим елку.
И они принялись за работу. Хилари решил выдержать елочный наряд в золотистой гамме. Они повесили золотые шары, на нижние ветви — самые большие, и по мере приближения к вершине шары постепенно уменьшались в размере. Увенчал дерево золотой ангел. С веток свисала золотистая мишура, в глубине поблескивали золотые звезды, свечки тоже были позолоченными. Елка выглядела совершенно сказочно.
— Я и фигурки у рождественских яслей позолотил, — похвастался Хилари. — Надеюсь, тетя Трах не станет возражать. А какое будет зрелище, когда свечи зажгут!
— Как насчет подарков? Полагаю, без них не обойдется?
— Детские подарки в золотых коробочках принесет дядя Прыг, по одному на семью. А наши, соответственно упакованные, положат на столик у стены. Каждый отыщет свой подарок, потому что дядя Прыг не может читать надписи без очков. Он только привезет золотистые сани с коробками.
— С улицы? А если погода будет ужасной?
— В таком случае внесем подарки из холла.
— Но полковник все равно явится с мороза?
— Он будет только счастлив.
Трой засомневалась. Полковник Форестер не выглядел слишком крепким, и прогулка в снежную бурю, хотя и очень короткая, вряд ли пойдет ему на пользу, к тому же одет старик будет лишь в парчовый халат. Хилари сказал, что дядя Прыг может надеть перчатки, и, заметив, что не убедил собеседницу, добавил, что Винсент будет держать над ним зонт: парик и корона из омелы не должны намокнуть, хотя несколько сверкающих снежинок смотрелись бы на них великолепно.
— Но нет, они же растают, — сообразил Хилари, — а это будет катастрофой.
Стоя на стремянке, он посмотрел вниз, сквозь зеленые иголки и золотые шары, на Трой.
— Вы не одобряете меня, — сказал он. — Думаете, что я избалованный и бессердечный и давно утратил всякое представление о духовных ценностях.
Трой несколько смутилась: примерно так она и думала.
— Возможно, вы правы, — продолжал Хилари, не дожидаясь ответа. — Но по крайней мере я не притворяюсь. К примеру, я сноб. Придаю огромное значение древности рода и ни за что не сделал бы предложения моей обожаемой Крессиде, если бы она была сомнительного происхождения. Генеалогические деревья я ценю даже больше, чем рождественские. И мне нравится быть богатым и создавать по-настоящему золотые елки.
— О, — отозвалась Трой, — против золотой елки я ничего не имею, наоборот.
— Я вас отлично понял. Вы должны помолиться за меня завтра в часовне.
— Молиться не по моей части.
— Не надо принимать мои слова слишком всерьез, — сказал Хилари. — Я сохранил часовню в качестве безделушки. Она и на самом деле очаровательна.
— Вы христианин?
— Из контекста этого не следует, — ответил Хилари. — Будьте добры, подайте мне шар.
Работу закончили к полуночи. Отойдя в дальний конец комнаты, к догорающему камину, Трой и Хилари любовались плодами своих усилий.
— Свет выключим, чтобы горели только свечи, — говорил хозяин дома. — Вид будет совершенно волшебный. Елка — мечта. Надеюсь, детишки придут в восторг.
— Еще бы. Пожалуй, я пойду спать.
— Как чудно мы с вами провели время. — Хилари взял Трой под руку и повел к выходу. — Та пакостная чушь совсем вылетела из головы. Спасибо вам большое. Как вам ветвь для поцелуев? Найджел потрудился на славу.
Они оказались как раз под ветвью. Трой подняла голову и получила поцелуй.
— Счастливого Рождества, — сказал Хилари.
Трой поднялась к себе, оставив Хилари в гостиной.
Открыв платяной шкаф, она с удивлением услыхала приглушенный разговор в комнате Форестеров. Говорили тихо и невнятно, но, вешая платье, Трой услышала приближающиеся к ней шаги, и голос полковника совсем рядом очень громко и твердо произнес: «Нет, моя дорогая, решение окончательное. И если ты отказываешься, то это сделаю я».
Хлопнула дверь. Трой вообразила, что миссис Форестер заперлась в ванной, но секунду спустя поняла, что ошиблась: миссис Форестер, видимо, вышла из ванной и коротко ответила мужу, но Трой не расслышала ее слов. Шаги полковника медленно удалялись и наконец стихли. Трой поспешно закрыла гардероб и легла в постель.
Рождество просияло бледным зимним солнцем. Вид из окна Трой вполне годился для рождественской открытки, не хватало только обрамления из малиновок, мишуры и остролиста. Снег, словно желая угодить Хилари, превратил унылый пейзаж в сверкающую долину.
Одеваясь, Трой услышала, как кричат Форестеры за стенкой, и заключила, что полковник вполне оправился. Когда она открыла гардероб, ее приветствовал уже ставший привычным перестук плечиков с другой стороны.
— Доброе утро! — крикнула Трой и постучала по перегородке. — Счастливого Рождества!
— Спасибо, мадам, — отвечал мужской голос. — Я передам полковнику и миссис Форестер.
Молт.
Трой слышала, как он удаляется прочь от шкафа. В глубине комнаты раздался приглушенный гомон, затем Молт вернулся и деликатно постучал по тонкой стенке.
— Полковник и миссис Форестер шлют свои поздравления. Они будут счастливы, если вы заглянете к ним.
— Буду через пять минут, — прокричала Трой. — Спасибо.
Явившись с визитом, она застала полковника и миссис Форестер сидящими в постели под сенью зонтов в зеленую полоску. Наверное, под такими зонтами спасались от азиатского зноя викторианские миссионеры и основоположники Британской империи. На покрывало легли лучи зимнего солнца. Каждый из супругов был облачен в алый халат, полы халатов свернулись в складки, образуя нечто вроде огромных чашечек цветов. Полковник и полковница напоминали языческих божков.
Они хором пожелали Трой счастливого Рождества и пригласили присесть.
— Вам как художнице, — заметила миссис Форестер, — не привыкать к неформальным приемам.
Дверь в ванную, находившуюся в дальнем конце комнаты, была открыта, а за ней виднелась, также распахнутая, дверь в гардеробную, где Молт чистил щеткой костюм.
— Мне рассказали о зонтах, — сообщила Трой.
— Мы не любим, когда солнце бьет в глаза, — пояснила миссис Форестер. — Нельзя ли попросить вас закрыть дверь в ванную? Большое спасибо. Молт не лишен предрассудков, и мы не хотели бы давать им пищу. Род, надень аппарат. Я сказала — надень аппарат.
Полковник Форестер, улыбавшийся и непрестанно кивавший головой, — несмотря на то что, по-видимому, не мог разобрать ни слова, нашел слуховой аппарат на тумбочке и приладил к уху.
— Чудесное изобретение, — сказал он. — Однако я немножко беспокоюсь, как буду выглядеть в нем сегодня вечером. Но в конце концов, парик ужасно длинный, замаскирую. Друид со слуховым аппаратом — абсурд, не правда ли?
— Прежде всего, — начала миссис Форестер, — как развивались события после нашего отбытия ко сну?
— Нам страшно любопытно, — вставил полковник.
Трой поведала им о мистере Смите и мыле. Миссис Форестер сердито потерла нос.
— Очень досадно, — сказала она. — Моя теория опровергнута, Род, опровергнута.
— Сочувствую, Тру.
— А впрочем… не уверена. Знаете ли, он мог пойти на хитрость, я говорю…
— Аппарат при мне, Тру.
— Что за теория? — спросила Трой.
— Я была убеждена, что письма написал Смит.
— Но как же…
— Во многих отношениях он неплохой малый, но чувство юмора у него грубоватое, и он недолюбливает Крессиду Тоттенхэм.