Катя поднялась по ступенькам на веранду: стол накрыт к завтраку, а за столом никого. Анна Павловна Мансурова еще не вставала — старуха девяностолетняя, им бы все спать…
Катя прошла в гостиную — сумрак задернутых штор, фотографии и… чего-то не хватает. Медвежья шкура отсутствует.
Колосов забрал ее на экспертизу в качестве исходного образца для Новогорского. Она раздвинула шторы, впуская в комнату солнце, начала разглядывать фотографии на стенах: а вот и старинные, двадцатых годов. Съемочная площадка «Медвежьей свадьбы» — нэпмановские дамочки-актрисы с прическами бубикопфами, импозантные мужчины-актеры, явно из бывших, недобитых революцией… И сама Мансурова — почти девочка, очаровательный беби с кудряшками…
Катя вздрогнула: часы бьют. Видело бы ее тут начальство, и это называется сбор материала для криминального репортажа, самостоятельное журналистское расследование!
— Кто здесь? — сзади послышался скрипучий старческий голос. — Маруся, подай мне радиоприемник. Дима, это ты приехал?
Степана Базарова доставили в Институт биологических экспертиз без приключений. Сама донорская процедура заняла от силы четверть часа — из вены подозреваемого в качестве образца для сравнения взяли кровь. Дальнейшее его присутствие в стенах института не требовалось. По дороге конвойные завезли следователя Касьянова в прокуратуру. А раньше он встретил раздольский этап в вестибюле института.
— У меня сегодня на допросе будет ваш младший брат, — сказал следователь Базарову. — Не хотите что-нибудь передать Ивану?
Степан покачал головой. Казалось, все его внимание поглощает марлевая повязка на сгибе локтя, прикрывавшая ранку от иглы. Едва Касьянов вышел, конвойные «перековали» Базарова по-своему: травмированную левую руку, он держал ее согнутой, не тронули, а правую снова приковали к металлической планке «уазика».
— Что-то больно бледный ты, парень, — усмехнулся конвойный. — Кровь, что ли, свою не переносишь? Только чужую, значит… Ну, вот экспертиза и покажет, что к чему…
Ехали домой на полной скорости, водитель торопился к обеду. Базаров молчал, смотрел в окно на мелькавшие мимо улицы Москвы. Иногда шевелился: осторожно сгибал и разгибал правую руку. На марлевой повязке выступили алые капли крови.
— Ты чего ерзаешь? — спросил один из конвоиров. — Сиди, не рыпайся, ну!
Проехали Кольцевую, шоссе отмеряло километр за километром, миновали Павлово-Посад. Дорога свернула на Дорохове, а там поворот к Клязьме и родимый Раздольск не за горами. День был жаркий, в «уазике» противно пахло нагретой резиной и бензином. Шоссе пустынное — лес да лес по сторонам, точно гвардия — елки-березы…
— Ты чего, а? — конвоир покосился на Базарова — тот хрипло вздохнул, словно ему не хватало воздуха.
— Рука затекла.
— Терпи, скоро приедем.
— Да? Неужели скоро? — Базаров улыбнулся, медленно провел кончиком языка по пересохшим губам и…
Никто из сидевших в машине не ожидал такого: переход от затишья к буйству был так внезапен, что… Тело Базарова выгнулось дугой, он издал хриплый вопль, с остервенением ударил правой рукой по спинке переднего сиденья — почти сразу брызнула кровь, повязка съехала… -.
— Руку ему держи… Кровищи-то… Отстегни, отстегни наручник, надо ему руки спереди сковать… Это припадок у него! Ну успокойся ты, успокойся, кому говорят!
.
«Уазик» затормозил — пустая дорога, четверо людей в кабине как селедки в банке… Базаров впился зубами себе в руку, конвоир справа тщетно пытался оторвать его, ухватив за волосы.
— Обе, обе руки надо сковать было! Я ж говорил! — закричал он. Отстегивай наручник быстро, не то он себя покалечит! Держи его, крепче, отстегивай, заводи сюда руку, ну Держи ему руку!
Замок наручников щелкнул, но завести руку конвойные так и не успели, потому что…
… - Да кто же тут? — в гостиную въехала на инвалидном кресле Мансурова — в пестрой байковой пижаме, седая, нечесаная. — Дима… а вы кто, девушка? А, знаю, он сиделку обещал… А вы сиделка?
— Я не сидел…
— Подайте мне радио, там сзади вас, сейчас новости по «Эху Москвы» должны…
Катя обернулась — на камине позади нее лежал маленький японский приемник с наушниками. Мансурова, видимо, напрочь забыла, что некогда ей представляли Катю как «жену Вадика, сына Андрея Константиновича» и ту их беседу о «Медвежьей свадьбе». Что ж, возраст…
— А Дима с вами приехал? Нет? А когда же он приедет? — Старуха капризно тряхнула головой.
На террасе послышались шаги — вернулась Маруся Потом Катя слушала, как домработница долго и нудно втолковывала Мансуровой, что девушка — не новая сиделка, а…
— Сейчас чайку попьете, — сказала она Кате, махнув рукой на старуху. И вареньичка свеженького съешьте, деточка. Вы потом-то назад в Москву?
— Увидите в Москве Диму, скажите, чтоб он эту штуку жуткую с телефона убрал. Мы с Маруськой днями дозвониться ему не можем, — заскрипела Мансурова. Катя догадалась, что старуха имеет в виду автоответчик на мобильном телефоне Базарова — помнится, и Мещерский на него не раз жаловался. — И еще скажите непременно, звонила Долорес, волнуется, что с дачей, не забудьте только, девушка…
Катя вопросительно взглянула на домработницу, та снова лишь рукой махнула.
— Подруга ейная, Долорес-то, за границей сейчас у сынка, а насчет дачи, ишь ты, сердце болит, — пояснила она, когда они пошли на террасу пить чай.
— Насчет какой дачи? — спросила Катя. — Я передам, если увижу Диму… Это насчет какой же дачи?
— Да тут в Половцеве рядом дача ее покойного мужа, сдает она ее теперь. И нынешний год тоже сдала. Звонила тут старая, волнуется, а нам разве до нее сейчас? Такие беды, такие несчастья, одно за одним, господи, — Маруся снова приложила конец фартука к глазам. — Да гори огнем ейная дача! Димочке ж разве до нее сейчас?
— Диме? — Катя отодвинула чашку. — Спасибо большое за чай, мне, право, пора. А как фамилия подруги Анны Павловны?
— Прозорова по мужу-то. Муж у нее с Кириллом нашим Арсентьевичем дружил, да помер года три уж как… Дети у Долорес-то все туда съехали, как и Валера вон наш, — домработница вздохнула. — Бросили все старую — крутись как хошь…
Она и хотела дачу снова сдать. Да когда какой-то дачник объявился, за ценой не стоял, — не могла сама-то хлопотать — у ней уж билет на самолет был — к сыну улетала на лето. Ну и попросила…
— Степана? ПРОЗОРОВА ПРОСИЛА СТЕПАНА ЗАНЯТЬСЯ ДАЧЕЙ? Сдать ее кому-то, да?
— Да нет, Степа наш… Эх, Степочка, Степочка, деточка моя… — Маруся всхлипнула. — Дима ей помог. Он человек у нас такой, хозяин, в общем, голова всему, надежда семьи. И к деньгам очень рачительный. Долореска на всем готовом у сына в Мадридах-то своих, а об наших копейках сердце болит — дача у ней; вынь да положь!
Катя кивнула. Фамилию ПРОЗОРОВА она помнила с их первой поездки с Никитой в Половцево: на той даче убили Гранта. А хозяйкой дачи оказалась подруга Мансуровой…
О ТОМ, ЧТО ДАЧА СДАНА И ТАМ ПОЯВИЛСЯ ОДИНОКИЙ ЖИЛЕЦ, ЗНАЛИ В СЕМЬЕ БАЗАРОВЫХ. ДМИТРИЙ ЗНАЛ ТОЧНО. И СТЕПАН — НАВЕРНЯКА ЗНАЛ И ОН… И ВОЗМОЖНО, МЛАДШИЙ ИВАН ТОЖЕ…
После этой вроде совершенно бесцельной поездки «к старухам» Катя неожиданно для себя заторопилась в отдел милиции: если Колосов все еще там, его, надо думать, заинтересуют новости о даче в Половцеве. Хотя… что, собственно, это меняет?
Но автобуса до города пришлось ожидать бог знает сколько времени перерыв. До отдела в результате Катя добралась только в начале третьего часа. В дежурке ее огорчили: Колосов в Раздольск не приезжал. Катя поинтересовалась, привезли ли с экспертизы Базарова — ответили, нет еще, ждем.
В одном из настежь открытых по случаю жары кабинетов неутомимый и бравый участковый Сидоров при полном форменном параде допрашивал какого-то ханыгу — речь шла о квартирных дебошах. Кате Сидоров кивнул как старой знакомой: рад, мол, присаживайся, сейчас освобожусь. Она решила послушать об этом лейтенантике она собиралась писать очерк для «Подмосковья» в стиле «наш сельский детектив».
Зря, что ли, приезжала? Материал для статьи надо брать там, где представляется случай.
На лестнице раздались чьи-то тяжелые быстрые шаги — из дежурки, что ли, в кабинет Спицына кто-то летит на всех парах? Послышался шум, во дворе с визгом затормозила машина. Сидоров удивленно вытянул шею: что там еще такое?
Тут в дверь точно ракета влетел сидоровский напарник — еще более молодой младший лейтенантик, красный, запыхавшийся. По его лицу Катя поняла, СЛУЧИЛОСЬ ЧТО-ТО ТАКОЕ…
— Сашка, тревога! — крикнул напарник, кидаясь к сейфу, роняя в спешке ключи. — Гони в шею этого придурка! Сейчас не до него! В районе «Перехват» вводят. ОН СБЕЖАЛ, понял? Психованный, ну оборотень-то этот чертов! По пути с экспертизы наши звонили: Глазков ранен — руку он ему переломил, а Бездорожный вообще без сознания — так его по голове шарахнул…
Сидоров махнул ханыге рукой — убирайся, мол, тот, испуганно подхватив матерчатую авоську, где звякала пустая «тара», начал пятиться к двери. И тут в кабинете раздался телефонный звонок: звонила междугородка.
Глава 31СУДЬБА
Странно, но для Кати гром не грянул. ЧТО-ТО ДОЛЖНО БЫЛО ПРОИЗОЙТИ. Это и вправду ЕЩЕ НЕ КОНЕЦ.
Сидорову звонил не кто иной, как Колосов. По частым возгласам участкового: «Но, Никита Михалыч! Ладно, понял… сделаю… есть.:.» — Катя сообразила, что указания начальника отдела убийств Сидорову не очень-то по душе, но он подчиняется, потому что Колосов его убедил.
А Колосов был далеко. Едва из дежурной части Главка на его мобильный телефон поступило сообщение, он сделал все, чтобы выехать из Троице-Сергиевой лавры.
— Как он сумел сбежать? Куда же конвой смотрел?! — рявкнул он в сердцах на главковского дежурного, как будто тот был в чем-то виноват.
Информация в ответ была следующей: на подъезде к Дорохову, примерно за двадцать километров до Раздольска, Степан Базаров симулировал в машине припадок с членовредительством — пытался повредить себе руки. Конвой постарался его утихомирить. Арестованного начали «перековывать» в машине, что, кстати, категорически запрещено инструкцией. Воспользовавшись моментом, когда наручники были отстегнуты, Базаров ударил одного из конвойных в лицо и выскочил из машины. Его пытались задержать, применив оружие, однако Базаров выбил у конвойного пистолет, сломав при этом руку. После чего побежал к лесу, водитель и оставшийся невредимым третий конвойный его пресл