Доггер кивнул.
– Недурно. Очень даже. Проведем тесты и на эти вещества.
– Расскажи мне о диатомеях.
Когда Доггер рассказывает, я вся внимание.
– Диатомеи, – с удовольствием начал объяснять Доггер, – это группа микроскопических водорослей, принадлежащая к классу Bacillariophyceae и отличающаяся наличием наружного панциря, состоящего из кремния…
– Постой, – перебила я. – Ты хочешь сказать, что они вырабатывают панцирь из песка?
– Ну, фактически да, в его растворенной форме. Стенки их клеток состоят из того же самого материала.
– Как крошечные армейские танки!
– Именно!
– И это значит… – я с трудом сдерживалась.
– Это значит, что в случае утопления присутствие или отсутствие диатомей в легких указывает на то, дышала жертва или нет, когда оказалась под водой.
Я нахмурила брови.
– Не улавливаю твою мысль.
Доггер полез во внутренний карман и извлек маленький черный блокнот. Пролистав много страниц, мелко исписанных его аккуратным почерком, – о! как бы я хотела все это прочитать! – он наконец открыл чистый лист. Взял ручку и начал рисовать серию маленьких треугольников, овалов и кругов, а потом заполнил их узорами и клетками – они напоминали не то снежинки, не то соты, не то бильярдные шары в треугольнике, не то сильно увеличенные глаза мухи, которые я видела в бесконечных обучающих фильмах, которыми нас мучили в Святом Танкреде.
– Диатомеи во множестве обитают в соленой и пресной воде, – продолжил Доггер, – и если мы проанализируем выделения на твоем носовом платке…
И тут на меня снизошло озарение, то бишь меня осенило!
– Мы поймем, дышал он или нет. Мы узнаем, убийство это или нет!
– Возможно, – согласился Доггер. – Если не принимать во внимание синяк на шее, на его теле не было признаков насилия. Очень тяжело удерживать под водой брыкающуюся жертву. Обычно приходится прибегать к помощи веревок.
– Или наручников, – добавила я.
– Или наручников, – согласился Доггер. – Хотя, как правило, они оставляют следы и ссадины на запястьях и щиколотках.
– Разумно, – согласилась я. Откуда он все это знает?
– Все, что нужно, – продолжил Доггер, – это тщательный химический анализ.
– Нам лучше поторопиться, – сказала я, – пока улики не высохли.
– Возможно, если подумать о цианистом калии, синильной кислоте и паральдегиде, но, если дело касается диатомей, никакой срочности нет. Искомый панцирь состоит в буквальном смысле слова из стекла, которое сохраняется миллионы лет. Полагаю, у нас есть время выпить чаю.
– Но я не хочу чаю, – запротестовала я. – Я хочу засучить рукава и приняться за работу.
Мне потребовалась секунда, чтобы понять, почему Доггер улыбается. Я была одета в легкий летний сарафан без рукавов, так что засучивать было нечего.
– Я тоже, мисс Флавия, – сказал он, – но сначала нам надо собрать кое-какие… м-м… философские инструменты.
«Философскими инструментами» доктор Ватсон именовал некоторые химические аппараты Шерлока Холмса, так что я сразу поняла, что Доггер имел в виду.
– Разумеется, – согласилась я. – Мы должны подготовить наши философские инструменты.
Понятия не имею, какие именно.
– Что ж, в любом случае, мы можем вскипятить воды, – я показала на электрическую плитку и старый чайник на столике у окна.
– Отличное начало, – сказал Доггер, потирая руки. – Я мигом.
Мигом? Куда катится мир? Немыслимо, чтобы Доггер изъяснялся такими словами. Но не успела я ничего сказать, как он исчез.
Я подошла к окну и выглянула из-за занавески. Через несколько секунд во дворе появился Доггер. Он неторопливо подошел к «роллс-ройсу», извлек что-то из багажника и пошел обратно.
– Ты очень оживлен, Доггер, – заметила я, когда он вернулся в комнату. – Выиграл что-то на собаках или лошадях?
– Я не игрок, мисс Флавия, если не считать великую игру жизни и смерти. И в ней я пока весьма удачлив.
Я ляпнула не подумав.
– Извини, Доггер, я не хотела…
– Все в порядке. Думаю, пора сделать первый шаг.
С этими словами он поставил на кровать два предмета. Первым оказался мужской портфель, во втором я узнала автомобильную аптечку.
Из кармана он достал мощный фонарь, который обычно лежит в бардачке.
– А теперь еще кое-что, – сказал он.
Открыл дверь и, оглянувшись по сторонам, вышел в коридор и свернул налево, где, насколько я знаю, находится туалет. А за ним тупик.
Какое-то время было тихо, а потом послышался звук сливаемой воды.
Иногда из вежливости лучше не прислушиваться, но в «Дубе и Фазане» туалет слишком близко к моей комнате, поэтому трудно соблюдать деликатность.
Секунду спустя Доггер вернулся.
– Всегда сливайте за собой, когда собираетесь сделать что-то незаконное, – с торжественным выражением лица произнес он. – Чтобы сбить со следа.
Не могу поверить ушам своим. Доггер шутит? Говорит со мной почти как с равной.
Из-за спины он достал желтую жестяную банку.
– От Лендс-Энд до Джон O’Гроутс у каждого хорошего хозяина или, в нашем случае, хозяйки есть большой запас очистителя для водопроводных труб.
Он предъявил мне банку.
– «Дрейн Бейн», – прочитала я. – Это так называется?
– К сожалению, да, – подтвердил Доггер. – Но, к счастью для нас, это просто гидроксид натрия.
Гидроксид натрия! Я захлопала в ладоши. Широкие массы знают его как каустическую соду, но те из нас, кому повезло стать химиками, знают это вещество как старый добрый NaOH.
На меня снизошло великое спокойствие, как будто я вернулась в свою лабораторию в Букшоу.
– С чего начнем? – спросила я со внезапно сбившимся дыханием.
– Предлагаю подготовить диатомеи, – ответил Доггер.
Я извлекла из кармана носовой платок, стараясь не разворачивать его, чтобы сохранить улики. Протянула его Доггеру, в тот самый миг осознавая, что хрупкий клочок льна может оказаться пеньковой веревкой на шее неизвестной персоны.
Нереальное чувство и такое приятное. Приятно верить, что у правосудия нет любимчиков.
К моему удивлению, Доггер отложил платок в сторону. Точнее, не совсем в сторону: он бережно поместил его в стакан, извлеченный из портфеля.
– Сначала самое главное, – сказал он. – В данном случае это дистиллированная вода.
Он налил в чайник воды из тазика в углу комнаты и поставил его на плиту. Снял крышку и вместо нее установил стеклянную дымовую трубку от лампы, накрыв конструкцию еще одним стаканом.
– Почти идеально, – заметил он, включая плиту. – Сработает.
– Ты это уже делал, – сообразила я.
– Нет, – ответил Доггер. – Я импровизирую.
– Импровизация – половина удовольствия, когда она срабатывает.
– О да, – согласился Доггер.
Глава 8
Вскоре чайник закипел, и пар начал подниматься по трубке и конденсироваться в более холодном стакане. Доггер дал ему покипеть две с половиной минуты и выключил плиту. К этому времени трубка была целиком заполнена паром и ее внутреннюю поверхность покрывали капли воды.
Ловким движением Доггер взялся за импровизированное устройство, снял его с чайника, перевернул и аккуратно поставил на стол. Стакан оказался внизу, трубка наверху. Влага конденсировалась на стенках трубки и стекала вниз.
– Вот наша дистиллированная вода, – объявила я.
– Мы сохраним небольшое количество для экспериментов по обнаружению цианистого калия и паральдегида, – сказал он, отливая пару унций в стакан с прикроватного столика.
– Нам хватит? – поинтересовалась я.
– Много не требуется, – сказал Доггер, аккуратно переливая оставшуюся воду в стакан, где лежал мой носовой платок, и тыча ткань тыльным концом ручки, чтобы она полностью намокла. – Улики микроскопические.
– Что дальше?
– Оставим на некоторое время, – ответил Доггер.
Когда ты нетерпелив, время тянется целую вечность, и через несколько минут я поймала себя на том, что мне трудно сдерживаться, чтобы не ерзать.
– Приступим к тесту на цианид и паральдегид? – ласково улыбаясь предложил Доггер и взял белую мыльницу с полки над умывальником.
Я возрадовалась.
Поскольку цианистый калий (KCN) под воздействием желудочных соков Орландо должен был превратиться в синильную кислоту (HCN), эти два теста очень просты. Разумеется, мы могли бы произвести требуемую пикриновую кислоту, растворив горсть таблеток аспирина в серной кислоте, но мы остановились на более простом способе: несколько граммов двууглекислого натрия и пара капель антисептика, содержащего пикриновую кислоту, – все это мы нашли в аптечке первой помощи, которую Доггер принес из «роллс-ройса».
Я завороженно наблюдала, как Доггер тщательно моет и вытирает мыльницу, наливает в нее примерно унцию раствора, в котором лежал мой платок, а потом добавляет к пробе несколько капель антисептика.
Как я и ожидала, из-за содержания изопурпурного калия жидкость быстро приобрела слабый красновато-кирпичный оттенок.
– Любопытно, – сказала я, пытаясь сдержать волнение. – Цианид. Присутствие оного само по себе предполагает случайное отравление, самоубийство или убийство.
Доггер кивнул.
– А теперь паральдегид. Я также позволил себе вольность отлить небольшое количество серной кислоты из аккумулятора «роллс-ройса», – продолжил он, извлекая маленький стеклянный флакончик, который, насколько я помню, раньше содержал нюхательные соли и лежал в бардачке.
– Ты чудо, Доггер! – я хлопнула в ладоши.
– Благодарю вас, мисс Флавия, – ответил он. – Чудо – это слово для волшебников. Я предпочитаю считать себя сугубо практичным человеком.
Поскольку упреки Доггера всегда были мягкими, как шелк, я внимательно прислушивалась к ним. И поклялась никогда больше не использовать это слово.
– Желаете провести опыт лично? – предложил он, и я поняла, что прощена за минутную опрометчивость.
Подогрев флакончик на пару над чайником, я очень аккуратно достала пробку и уронила несколько капель серной кислоты в мыльницу, содержащую то, что я теперь именовала раствором носового платка.