– Это не по-англикански, – заметила я.
Клэр снова расхохоталась.
– Кто-то однажды сказал, что все римские католики – католики по одной причине, а все англикане – по разным.
Доггер улыбнулся. Хоть он и молчал, но внимательно следил за ходом нашей беседы.
– А теперь, – продолжила Клэр, – позволь мне закончить историю, и ты сможешь задать все свои вопросы позже.
Кажется, меня только что поставили на место?
Если и да, она сделала это так изящно, что я не обиделась.
Я улыбнулась в знак того, что не затаила зло, и подсказала:
– Попадали как мухи.
– О да, попадали как мухи… Что ж, каноник Уайтбред вернул святые дары на алтарь. Не успел он дочитать молитву, как три Грации были мертвы.
«Завораживающе», – подумала я. Последние слова, которые услышали три Грации, были «сохранить твое тело и душу ради жизни вечной», а затем цианид остановил их сердца, и они улетели на тот свет.
Но что они сделали, чтобы заслужить такую ужасную смерть?
– Постойте, – сказала я, – еще один вопрос. Зачем каноник Уайтбред отравил трех безвредных старых леди? Какой у него был мотив?
– На суде обнаружились махинации с церковными фондами. Незначительные, но достаточные, чтобы церковные старосты не могли их игнорировать. Они решили объединиться и выступить против него.
– Миссис Палмер тоже была в их числе? – Доггер сидел так тихо, что я чуть не забыла, что он тоже здесь.
– Да, – ответила Клэр. – Они договорились встретиться в ризнице. Канонику Уайтбреду это не понравилось.
– И все это выяснилось на суде, я полагаю? – уточнил Доггер.
– Да, и о многом, но не обо всем, написали в газетах. У церкви все еще длинные руки, когда дело затрагивает определенные интересы.
Доггер удовлетворенно кивнул и погрузился в свои мысли.
– А теперь самая интересная часть, – продолжила рассказывать Клэр. – После того как три Грации упали на пол, словно цирковые акробаты, как мне впоследствии сказала Летиция, каноник Уайтбред продолжил читать молитву. Он не сошел с алтаря, пока не закончил.
– Чтобы дать цианистому калию время поработать! – воскликнула я. – Он хотел быть уверен, что они мертвы.
– Так на суде предположил королевский обвинитель. Но защита возразила – и блестяще, – сказав, что старая церковная братия обучена продолжать службу несмотря на ни что, и привела случай викария Читтлфорда, который довел службу до конца, когда в неф его церкви во время налета попала бомба и погибли все прихожане до единого. Потом защита изменила направление и начала упирать на то, что у каноника был шок, но судья не купился. В случае с тремя Грациями никто из прихожан не пришел на помощь, пока не стало слишком поздно.
– Вы имеете в виду Фарнсуортов и Хоба Найтингейла, – сказала я. – Но если бы они и попытались что-то сделать, это не помогло бы. Разве что у них под рукой была тройная доза противоядия и они добрались бы до жертв за несколько секунд.
– Полагаю, да, – согласилась Клэр. – Но Летиция утверждала, что ничего не заметила, пока Хоуп Харкурт не соскользнула со скамьи и не скорчилась на полу. Пожилые леди часто дремлют во время ранних служб теплым летним утром, это обычное дело. Хотя с тех самых пор никто не сидит на этой семье. Считается, что это к несчастью. Кто-то говорит, что на ней обитают призраки, кто-то – что там до сих пор пахнет ядом.
– Постойте, – попросила я. – А как же Хоб? Он видел, как они упали?
– Хоб не свидетельствовал. Он несовершеннолетний. Но он сказал полиции, что, поскольку он сидел перед жертвами, он все равно бы ничего не заметил. Изворотливый. Очень неглупый парень этот наш Хоб, особенно для своего возраста.
Я поняла, что, несмотря на завораживающий рассказ Клэр, мне срочно надо кое-что сделать. Подробности я могу выяснить позже.
– Прошу прощения, – извинилась я, взглянув на Доггера, – но нам пора возвращаться в «Дуб и фазан».
Доггер, благослови господь его тонкую душу, согласно кивнул и встал с кресла.
– Вы не могли бы отвезти нас? – попросила я Клэр.
Она тоже встала и, взяв Доггера под локоть, ответила:
– Разумеется.
Через несколько минут мы ехали к постоялому двору, Клэр была за рулем, и Доггер сидел рядом с ней.
– Мне неловко сидеть на пассажирском месте, – сказал Доггер.
– Я первый раз в жизни веду «роллс-ройс», – ответила Клэр. – Вернее, я вообще первый раз в жизни сижу в нем. Я буду избалована на веки веков.
Я бросила взгляд на Доггера, который с кажущимся равнодушием смотрел на проносящийся мимо речной берег.
– Я провожу тебя в дом, а потом вернусь к себе.
– Нет нужды, – возразил Доггер. – Я в порядке. Был рад снова тебя видеть, Клэр.
Они обменялись рукопожатием.
Клянусь, они переглянулись, но я не могу быть уверена. Мое сердце подпрыгнуло.
Неужели этим утром я стала свидетельницей тщательно сыгранной постановки? Что если Доггер имитировал эпизод, чтобы оказаться в обществе Клэр Тетлок? Способен ли он на такое?
Временами, когда глаз и ушей недостаточно, временами, когда приходится погрузиться в глубину своей души и прислушаться, внутренний голос оказывается прав.
Проводив Доггера к двери и помахав на прощание Клэр, я поспешила к Святой Милдред.
Мне надо побыть одной.
Глава 18
Как я и надеялась, в церкви было пусто.
Я медленно обошла неф и алтарь, читая древние памятные мраморные надписи, покрывавшие практически каждый дюйм стен. Какие они мрачные. Большая часть в подробностях рассказывала о жизнях воинов времен Задаваки Вилли[25], как миссис Мюллет именовала человека, из-за которого в 1066 году де Люсы прибыли в Англию.
Все вокруг покрывал толстый слой пыли, и я знала, что под этой пылью лежат останки счастливых воинов и их возлюбленных, которые, судя по количеству табличек, сложены в штабеля в стенах и под каменным полом. Невозможно было пройти по проходу между рядами, не наступив на сэра Мортона Стэкпоула и его «дорожайшую вазлюбленую жену Мод», чьи истосковавшиеся по компании духи поднимались из пыли, приветствуя вас и оседая на ваших руках, лице, шее и волосах.
Справа от алтаря, у подножья кафедры, в пол был утоплен небольшой испещренный серыми точками кусок мрамора длиной и шириной не больше трех с половиной или четырех дюймов. На фоне окружающей ветхой древности его относительная новизна бросилась мне в глаза. Иными словами, для человека с моей наблюдательностью этот мрамор выделялся словно больной палец: слишком новый, слишком гладкий, слишком четкая надпись.
Я опустилась на колени, чтобы рассмотреть получше. На камне полудюймовыми буквами было высечено: Дж. Л. О. У.
Дж. Л. О. У?
Что, черт возьми, это означает? Это фамилия? Никогда не слышала о человеке по фамилии Лоу, хотя в Англии чего только не бывает. Или это аббревиатура какой-то организации, внесшей пожертвования в церковную кассу?
Нет смысла тратить время на пустые размышления. Я просто спрошу викария… Клемм, кажется, так его назвал мистер Палмер, тот полный джентльмен, который пришел к реке вместе с констеблем Оттером.
Я сделала еще один круг по церкви, на этот раз остановившись, чтобы провести пальцами по спинке скамьи во втором ряду – полагаю, именно тут три Грации встретили свой конец, то есть концы. Следы их кончины не обнаружились – значит, в свое время кто-то неплохо потрудился шваброй. Смерть от цианистого калия – грязная штука.
Тихо опустившись на скамью, я закрыла глаза, сложила ладони и попыталась перенестись в прошлое, в сознания трех леди в тот самый момент, когда яд начал действовать.
Сначала они должны были понять, что священное вино крепче обычного. Возможно, пробка начала крошиться и испортила напиток, а каноник Уайтбред не заметил. Хотя, насколько я припоминаю, в 1922 году Святой Престол дал разрешение архиепископу Таррагонскому добавлять в вино для причастия диоксид серы или бисульфит калия для сохранности.
Конечно, это католическая церковь, а она более современна в таких вопросах, чем англиканская.
Послевкусие, потом несколько блаженных секунд, увы, последних, а потом на дам внезапно обрушиваются неприятные ощущения: горечь во рту, чувство жжения в горле и животе, спазм челюсти, слюнотечение, пот, невозможность пошевелиться, даже издать последний стон.
Сидя в древней церкви, очень приятно размышлять о ядах, особенно рядом с ядовитыми витражами. Желтый плащ вот этого святого, скорее всего, нарисован с использованием кадмия, который в некоторых сочетаниях весьма ядовит, а изумительная изумрудная зелень Галилеи достигается использованием мышьяка.
Не говоря уже о свинце.
Эти радостные мысли – свидетельство того, что я стала взрослой. Теперь я руководствуюсь не только тем, что вижу, слышу, ощущаю на вкус и обоняю, но и, что самое важное, своим разумом.
Одно это умозаключение подтверждает, что мой мозг неплохо сформировался.
Довольная собой, я сосредоточила свой развитой мозг на том, что меня окружает.
Старые церкви, как старые люди, время от времени поскрипывают и постанывают, когда старое дерево и камни сдвигаются со своих мест. И как люди, они тихо гудят, хотя тревожиться совершенно не о чем.
Легкий тошнотворный запах давно убранных лилий и старого пота висит в воздухе невидимой дымкой. Чувствуется едва заметный аромат ростбифа, как будто призраки Джона Булла и его соратников пируют в крипте. На этом фоне послевкусием ощущается пыльный благочестивый запах Библии и молитвенников.
Почему печатники используют для этих книг чернила с таким унылым запахом? Почему бы не тревожить обоняние и воображение острым волнующим ароматом «Всемирных новостей» или «Дейли Миррор»?
Чтобы подтвердить свои наблюдения, я взяла Библию с полочки сиденья передо мной и принюхалась. Слегка отдает плесенью – вполне знакомо. Могу поспорить, что узнаю эту книгу в полной темноте.
Как обычно, Библия была переплетена в темную кожу. Название золотыми буквами вытиснено на обложке и корешке. Конкретно это издание