ной библиотеке Букшоу. Какие завораживающие секреты там таятся!
– Прости, – извинилась я. – Давай дальше.
Даффи с удивлением выгнула бровь и продолжила:
Мы вздрогнем, жаворонка тень
в тумане разглядев:
Нас караулит птица,
чей так жалобен напев.
– Сова! – предположила я. – Сова видит в темноте. Кто-то увидел их на поле Флеккера!
– Отчасти верно, – сказала Даффи. – Кто-то их и правда увидел. Но не сова.
Она закрыла книгу, обнюхивая страницы, как будто вдыхая содержащееся в них знание.
– Жалобно поющая птица – это отсылка к поэме Джона Мильтона. Наверняка ты слышала о «Потерянном рае»?
Слышала? Я жила в нем. Потерянный рай – это история всей моей жизни!
– Смутно, – сказала я.
– Отлично, – продолжила Даффи. – Отсылка к его раннему стихотворению «Il Penseroso», что в примерном переводе означает «Задумчивый».
– И о чем думает задумчивый, если речь идет не о сове? – поинтересовалась я.
– Это стихотворение о его музе и о том, как она встречает своего возлюбленного.
И Даффи вдохновенно процитировала:
…проводил нередко дни
На Иде с ней в лесной тени.[33]
– Откровенно говоря, Флавия, речь идет о любовном свидании.
Что ж! Это проливает совершенно другой свет на ситуацию. Может, супруг миссис Палмер понял, что происходит, и убил человека, встречавшегося с его женой «в лесной тени», что бы это ни означало?
– А птица? – уточнила я. Не позволю сбить себя с толку тошнотворными муками любви.
– Найтингейл, – пояснила Даффи. – Жалобно поющая птица, о которой говорит поэт, – это найтингейл[34] – соловей.
Временами бывает так, что воздух в легких внезапно заканчивается. Взволнованная и одолеваемая слабостью, я извинилась и сбежала под предлогом сильной усталости.
– Подожди! – крикнула она вслед. – Есть кое-что еще!
Но у меня кружилась голова. Мне надо побыть одной. Сейчас.
Когда все остальное не годится, есть одно место, где можно остаться в одиночестве; место, где можно собраться с разбегающимися мыслями; место, где тебе никогда не помешают местные жители.
Мои туфли, словно по собственной воле, направились к кладбищу. Мне оставалось только следить, чтобы ноги шли туда же.
Здесь, посреди древних камней, я могу предаться размышлениям.
Сесть рядом с Фанни Грейторикс, старой девой, покинувшей этот мир третьего апреля тысяча девятьсот шестого года, или на заросшем мхом берегу в обществе Томаса Баттона из Гента, чья жизнь «оборвалась» тридцать первого ноября (там так было написано) в пятьдесят девятый год правления монарха нашего короля Георга III?
Поскольку Фанни казалась более приветливой и менее сырой, я выбрала ее и села на заросшее мхом надгробье.
Есть что-то мистическое в том, чтобы сидеть на камне. Такое ощущение, будто твердая поверхность стимулирует мозг.
Очевидно, что центром Воулсторпской тайны, как я ее именовала, является Орландо Уайтбред. Никогда еще я не сталкивалась с таким клубком убийств. Орландо, его отец и три женщины, которые слишком много сплетничали для своего же добра.
Добрый каноник отправился на виселицу за убийство трех леди, а теперь и его сын присоединился к нему в могиле.
Что можно сделать? Уже слишком поздно. Может, нам просто надо погрузить вещи в «роллс-ройс», уехать в закат и оставить мертвых в покое. Через какое-то время все это не будет иметь никакого значения.
Или будет?
Неужели Флавия де Люс запятнает свою биографию неразгаданным преступлением?
«Четырьмя преступлениями!» – воскликнул мой внутренний голос.
Неужели, когда я перенесусь в рай, святые будут неодобрительно покачивать головами и цокать? Хор ангелов запоет на мотив Баха или Генделя: «Позор! Позор! Позор! Позор! Флавия опозорилась!»
Когда речь идет о небесах, нельзя знать наверняка. Лучше подстраховаться.
Треснула ветка, и не успела я даже шевельнуться, как меня сзади схватили и зажали рот. Я почувствовала грубые ладони и горячее неровное дыхание над ухом.
– Тихо, – прошипел голос.
Должно быть, у меня выкатились глаза из орбит. Я сделала единственное, что мне пришло в голову, – вонзила зубы в пальцы нападавшего.
– Ой! – раздался вопль, и меня отпустили. – Ах ты грязная маленькая тварь! Ты укусила меня! Я останусь без пальца!
Я повернулась и увидела миссис Палмер. Она смотрела на свою кровоточащую руку со следами укуса на мякоти между большим и указательным пальцами.
Моим первым желанием было драпать куда подальше, но ее слова помешали мне.
– Постой. Наверное, я заслужила. Я просто не хотела, чтобы ты вскрикнула и привлекла внимание. Не надо было мне за тобой ходить. Но я просто хотела спокойно поговорить.
Она подавленно рассматривала свою ладонь.
– Почему вы просто не подошли ко мне? – спросила я, протягивая ей платок мистера Клемма. – Почему не окликнули?
– Я подумала, ты убежишь, – ответила она. – Решишь, что я хочу убить тебя, как Орландо.
– А вы его убили? – спросила я. – Орландо?
– Нет, – ответила она, бинтуя раненую руку сопливым платком. – Вовсе нет. Но ты считаешь, что да.
– Разве? – удивилась я.
Наш разговор начинал напоминать диалог из нелепых французских драм, в которых персонажи несут всякую чепуху, в то время как публика делает вид, что понимает происходящее.
Не ответив на мой вопрос, она здоровой рукой полезла в карман передника и достала пачку банкнот.
– Вот, – сказала она, протягивая их мне. – Возьми. Это все, что у меня есть. Позже могу найти еще, если захочешь.
Я уставилась на нее, как баран на новые ворота.
– Просто уезжай. Не задавай вопросы. Оставь нас в покое.
Я не сразу поняла, чего она хочет.
– Вы предлагаете мне взятку?
Она сунула деньги мне в лицо, потом попыталась вложить их мне в руки, и это была жуткая картина: кровь и купюры.
Я не взяла деньги, но и не отказалась. Надо продолжить разговор, пока я не узнаю все, что мне нужно.
– Кто вас шантажирует? – спросила я.
Поскольку я вломилась в ее спальню, я решила воздержаться от упоминания латунного жеребца и медной кобылы. Не хочу, чтобы она знала, что я обыскала ее комнату.
– А! – она криво усмехнулась. – Вижу, ты поговорила с Дафной. Что ж, будет мне урок. Не стоит доверять человеку, читающему Троллопа.
Повисла долгая неловкая пауза. Потом она достала из кармана передника сигареты и спички. Неловко попыталась закурить, но пальцы ее не слушались. Я зажгла спичку и подержала перед ней, несмотря на то что я терпеть не могу эту привычку.
Так мы и сидели в нескольких дюймах друг напротив друга, глядя в глаза.
– Орландо, – произнесла я, наблюдая, как от звука его имени ее глаза наполняются слезами. Наверняка эта женщина не могла…
– Орландо был особенным, – сказала миссис Палмер. – Он не принадлежал этому миру.
– Кто его убил? – настойчиво спросила я, подумав о ее муже.
Она глубоко затянулась, рассматривая меня утомленными глазами.
– Не слушай сплетни, – ответила она, выдыхая клуб дыма. – Сплетни убивают.
– Иногда нет другого выбора, когда фактов не хватает.
Я возрадовалась своему находчивому ответу.
Она выкурила половину сигареты, глядя вдаль.
– Орландо, как многие артисты, не обладал сильной волей. Он страдал от разных зависимостей.
«Аккуратная формулировка», – подумала я. Вино, женщины, песни и паральдегид – никаких прямых упоминаний, все заметено под ковер, как это делает миссис Мюллет, когда тетушка Фелисити неожиданно приезжает из Лондона в субботу утром.
– Талант – ужасный учитель, – заметила я, откуда-то вспомнив эту избитую фразу. Я одновременно возгордилась собой и устыдилась.
– Так и есть, – миссис Палмер промокнула глаза забинтованной рукой. – Его отец так им гордился, так гордился, и тем не менее…
– Должно быть, канонику Уайтбреду было нелегко, – заметила я.
Общие фразы очень полезны для того, чтобы побудить собеседника вывалить поток деталей. Но в этот раз не сработало.
– Да, – кратко ответила она.
Я почувствовала, что неловкость между нами усиливается. Надо наладить контакт.
– Миссис Палмер…
– Грета, – попросила она. – Называй меня Гретой.
Она тоже стремится найти общий язык со мной, как и я с ней. Приятельские отношения непременно ведут к тому, что люди начинают делиться секретами, а это, если правильно воспользоваться, очень важно в искусстве расследования. Необщительные сыщики мало что узнают. В этом вопросе великий Холмс ошибался.
– Грета, – повторила я. – Меня интересует один вопрос. Может быть, вы меня успокоите.
Блестяще, Флавия. Сделай вид, что обеспокоенная сторона – это ты (и неважно, что это не так).
Не успела она собраться с мыслями, как я выпалила:
– Где был Орландо в то утро, когда убили трех Граций?
У меня уже было два ответа на этот вопрос. Поппи Мандрил утверждала, что он был с ней. Обвинитель каноника Уайтбреда говорил, что он уехал в Лондон.
– Скорее всего, в лодочном доме, – ответила Грета. – Он приехал из Лондона накануне вечером.
– Он же уехал в Лондон в субботу. За день до убийств.
Так сказала мне Клэр.
Грета засмеялась.
– Видишь, как путаются показания, когда речь идет об убийстве? Как я сказала, он приехал. Я знаю точно, потому что встретила его на вокзале.
– Из «Доллилендс», – сказала я. – Его только что выпустили из частной клиники.
– Верно, – подтвердила она.
– Тогда вот мой вопрос, – продолжила я. – Его лечение было успешным? Или он все еще находился под воздействием паральдегида?
– Откуда ты знаешь? – изумленно спросила она. Если бы у нее были перья, они бы встали торчком.
Я пожала плечами. Мне надо было знать, находился ли Орландо в момент отравлений под воздействием паральдегида и во власти галлюцинаций, которые иногда сопровождают его употребление.