Я чувствовала ее сопротивление. Она не хотела отвечать, но неохотно промолвила:
– Все это вскрылось, когда обвинили его отца. Можешь прочитать об этом в «Великих судах».
– У меня нет под рукой экземпляра «Великих судов», – объяснила я. – Кроме того, мне бы хотелось услышать вашу версию.
– Зачем ты это делаешь, Флавия? – спросила она, доставая очередную сигарету.
– Потому что я вам доверяю, – ответила я, охваченная внезапным приступом вдохновения.
Сработало. Грета разговорилась.
– Орландо побывал в нескольких заведениях и частных больницах, все они обещали многое, но никто не смог его вылечить. «Доллилендс» был последней надеждой. Они принимали только самых тяжелых пациентов. Он приехал вечерним поездом в субботу, отправился в лодочный дом и, насколько я знаю, сразу же сделал себе укол. Через час явился в «Дуб и фазан», и я провела его через заднюю дверь во дворик. От него пахло за несколько метров. Он находился в состоянии крайнего возбуждения. Твердил, что сплетни погубили его репутацию и доброе имя. Ему присылали ужасные письма. Он сказал, что у него не остается другого выбора, кроме как обратиться в полицию. Я велела ему идти домой и проспаться. Это было просто ужасно. Он рыдал. Я тоже, только позже.
– Вы видели его в воскресенье?
– Нет. Судя по всему, никто его не видел. Он утверждал, что до понедельника пролежал не вставая в лодочном доме.
– Спасибо, Грета, – поблагодарила я. – Вы очень полезны.
И я не лукавила.
– Я рада, – ответила она. – А теперь я хочу, чтобы ты забыла об этом деле. Орландо мертв, но в Воулсторпе есть много секретов. Некоторые из них выйдут на поверхность, а другие нет. Проблемы никому не нужны. Возьми это, езжай домой и забудь обо всем.
И она снова протянула мне стопку банкнот.
– Оставьте себе деньги, – отказалась я. – Взятки не беру. Я не такая.
– А какая? – обиженно спросила она.
– Я человек, который изменит мир, – объяснила я. – Вот только брекеты сниму.
Грета тихо засмеялась, но смех умер в ее горле, как подстреленный фазан. Неподалеку послышался мужской голос:
– Грета!
Она схватила меня за руку и затащила за старый памятник, прошипев:
– Это Арвен! Мой муж. Он пришел за мной. Он меня убьет!
– Почему он хочет вас убить? – прошептала в ответ я.
– Тебе не нужно знать, – ответила она, прижимая мой локоть к груди, словно утопающий – спасательный жилет.
Я не потрудилась объяснить, что уже все знаю. Выглянула из-за надгробия. Арвен Палмер стоял в тридцати футах от нас, оглядываясь и почесывая голову.
– Видишь его? – прошептала она.
Я утвердительно кивнула.
– Тихо, – взмолилась она. – У Арвена не хватает терпения. Он бросит эту затею и уйдет, не осмотрев кладбище целиком.
– Вы хорошо его знаете, – заметила я.
Она мрачно усмехнулась.
– Слишком хорошо. Ему не хватает терпения, но он никогда не забывает ошибок…
И после паузы она добавила:
– Никогда!
Минут десять мы тихо сидели, опираясь спинами на памятник. Потом миссис Палмер встала на ноги и отряхнула юбку.
– Я ухожу. Пойду кружным путем. Но обещай мне, Флавия… – она поймала мой взгляд. – Когда констебль Оттер придет допросить тебя, не упоминай мое имя. Пожалуйста. Умоляю тебя. Спасибо тебе заранее и прощай.
Она прикоснулась к моей руке и ушла. Я потеряла ее из вида еще до того, как она подошла к реке.
Глава 24
Я надеялась, что найду Хоба в отцовской лавке. Это все сильно упростило бы. Но нет.
Несколько минут я стояла на улице и глазела, как я всегда делаю, когда хочу, чтобы меня приняли за туриста. В окнах ритуального бюро Найтингейла не было никаких объявлений о похоронах, что неудивительно; выцветшие и потертые бордовые занавески скрывали все, что таилось за окном. Я приложила ладони ковшиком к стеклу и попыталась рассмотреть, что внутри.
Ничего, кроме нескольких дохлых мух.
Я подергала дверь, но она была заперта. Ходить на задний двор смысла нет. Не хочу, чтобы меня заметили на частной территории.
Что делать?
Как часто случается с умными девочками, ответ уже был в моей голове, готовый для немедленного использования, словно божественная отвертка.
Я вспомнила, как однажды летом сидела на проповеди Денвина Ричардсона, посвященной книге Матфея. Может, дело в том, что Денвин часто цитировал свои зимние проповеди, потому мне это так запомнилось. Так или иначе, я слышала эти слова не один раз:
Просите – и дано вам будет, ищите – и найдете, стучитесь – и отворят вам. Ибо всякий, кто просит, получает, кто ищет, находит, и тому, кто стучится, отворяют.
Какой замечательный и полезный текст! Я закрыла глаза, сложила руки и попросила.
В этот самый миг я вспомнила, что через несколько домов находится магазин шерсти. Развернулась и прогулочным шагом отправилась в том направлении.
Звякнул колокольчик, и я вошла внутрь.
– Хорошего дня, – сказала женщина за прилавком, сидевшая в кресле и вязавшая. Она показалась мне смутно знакомой, и я не сразу поняла, что она напоминает мне овцу.
Я сделала вид, что меня интересуют мотки шерсти.
– Вы вяжете? – спросила она.
– Нет, я – нет, – ответила я. – Но моя тетушка Фелисити – да. Она потрясающе вяжет. Обещала мне связать свитер с фарерскими узорами[35], если я найду пряжу моего любимого цвета.
– Какого? – спросила женщина.
– Павлиньего.
Она отложила вязание и начала выбираться из кресла.
– Павлиньего? – уточнила она.
– Да, – с энтузиазмом ответила я. – Это один из моих школьных цветов.
– А в какой школе вы учитесь? – скептически спросила она.
– Мисс Бодикот, – сказала я и добавила, как будто это все объясняет, – в Канаде.
Не говоря больше ни слова, она пошаркала в сторону задней комнаты, на что я и рассчитывала.
Я тут же схватила пару крючков для вязания с прилавка и сунула их в карман.
Разумеется, я легко могла заплатить за них, но я не хотела оставлять улики. Компенсирую добрыми делами в другой раз.
Женщина, чтоб ее черти побрали, вернулась через несколько секунд и вывалила с полдюжины мотков на прилавок.
– Павлиний, – гордо сказала она. – На распродаже. Могу уступить за шесть шиллингов.
Я взяла моток и тщательно его ощупала.
– О боже, – сказала я, – мне кажется, это индийский павлин. Цвет мисс Бодикот – яванский павлин. Видите ли, сама мисс Бодикот выросла в Батавии. Говорят, яванский павлин получил свой уникальный зеленый оттенок от вулканической земли.
Я изобразила жуткий косой взгляд всезнайки, который якобы должен был подтвердить смесь вымысла и фактов. И одновременно, сама себе не веря, вознесла молчаливую хвалу моей несносной кузине Ундине за то, что она без устали трещала о природе Сингапура и бывшей Малайи.
– Ну хорошо, – ответила женщина-овца, но по ее голосу было понятно, что она вовсе не рада.
Она убрала пряжу под прилавок и вернулась к своему вязанию.
– Спасибо, – громко и жизнерадостно сказала я, направляясь к выходу. – Милый магазинчик.
Я неторопливо прогулялась по улице обратно к лавке Найтингейла.
Ненадолго остановившись у окна, я незаметно в кармане согнула крючки в форме буквы Г. Когда на ощупь мне показалось, что я сделала все как надо, я достала оба крючка из кармана и приложила к замку как импровизированные плоскогубцы.
Доггер долго и тщательно учил меня искусству открывания замков. Это одно из многочисленных умений, которые он отточил в своей прежней жизни. Я бы с удовольствием поинтересовалась, где, как и почему, но я слишком хорошо воспитана. Остается только слушать и наблюдать.
Словно по волшебству в замке что-то щелкнуло и ручка легко повернулась. Бросив быстрый взгляд направо и налево, я вошла в помещение.
Не первый раз в жизни я провожу рекогносцировку в лавке гробовщика. Штука в том, чтобы найти то, что мне надо, и не попасться. Хотя это может показаться хорошей идеей, но при свете дня довольно трудно объяснить, что я делаю в обществе мертвецов.
Итак, первым делом надо определить, здесь ли труп Орландо.
Арка справа от меня вела в маленькую часовню, где лицом к пустой стене стояли стулья в несколько рядов.
Ничего. Слева сдвоенные двери, при виде которых мое сердце ускорило бег: сдвоенные двери предназначены для того, чтобы вкатывать и выкатывать то, что не может перемещаться на своих двоих.
Я легко постучала по деревянной панели просто на всякий случай – вдруг внутри кто-то есть. На этой стадии я еще могу объяснить, что я тут делаю. Ищу Хоба. Входная дверь оказалась открытой, и так далее.
Я толкнула дверь и заглянула внутрь. Вот это уже поинтереснее! Святыня, сердце империи смерти.
Две фарфоровые плиты с канавками стояли бок о бок. К сожалению, на них ничего не было. Стеклянные резервуары находились под рукой, и в них поблескивала бальзамирующая жидкость карамельного цвета, которая, как предполагается, должна сохранить здоровый цвет лица субъекта.
На стене висели хирургические инструменты из нержавеющей стали, в том числе огромный шприц с иглой величиной с хоботок доисторического москита, предназначенный для извлечения содержимого желудка.
Я подумала о покойном Орландо и о том, что мы с Доггером обнаружили в его внутренностях. Как там бишь они называются? Диатомеи! Да, диатомеи, крошечные существа, кремниевые скелеты которых помогли определить, Орландо упал в воду мертвым или живым.
Так или иначе, его трупа здесь не было. У меня снова появилось это знакомое ощущение в районе затылка: не страх, а интуитивное предчувствие.
Я вышла задом из комнаты и повернулась к двери, которая должна вести в мастерскую, где я уже была во время предыдущего визита.
Я снова вежливо постучала. Мое правило – никогда не пугать человека с молотком в руке.
Посредине мастерской, на козлах, стоял все тот же темный, прекрасно отполированный гроб. Я потрогала покрытие ногтем. Мистер Найтингейл явно приложил много усилий к этому образчику плотницкого труда. Я снова задумалась, для кого предназначен этот гроб.