— Ты уже свой долг выполнил, — начала она с резкой ноткой в голосе, — женился на мне. Так что можешь по крайней мере вычеркнуть это из своего списка неотложных дел.
Он по-волчьи усмехнулся:
— Мне помнится, что ты упоминала о своем желании испытывать удовольствия, которые предоставляет брак, снова и снова.
Она взглянула на мужа горящими глазами, в которых таился упрек.
— Это было до того, как я узнала о твоем лицемерии.
Пальцы Девона застыли на пуговицах жилета, который он расстегивал, и его лицо подозрительно потемнело.
— Что ты имеешь в виду?
— Так кто же, сэр, кого использовал? — спросила Ребекка ледяным обвиняющим тоном. — Ты рассказал мне, что тебя принуждают жениться, но не сообщил почему. Не пытайся изображать невинность. Мне все известно о завещании твоего отца.
Долгое время он смотрел на нее, затем рванул на себе галстук, снял его и бросил на скамеечку рядом с ней.
— Ну что ж, теперь между нами полная ясность, не так ли? Ты хотела, чтобы я спас тебя от брака с соседом, а я хотел, чтобы ты спасла меня от потери моего наследства. Мы заманили друг друга в ловушку, это ясно как день. Так что теперь мы можем жить в этом взаимно удобном брачном союзе без претензии или романтических ожиданий. Теперь между нами нет секретов. По крайней мере, я надеюсь на это.
— В этом ты прав.
— Ты уверена? — спросил Девон, стягивая с себя рубашку, так что она была вынуждена посмотреть на его гладкий мускулистый живот, который оказался у нее прямо перед глазами. — Дело в том, что у меня все еще есть сомнения. — Он бросил рубашку на стул рядом с фраком.
— Тебе нечего сомневаться, — ответила она, ощущая, что снова защищается. — Я рассказала тебе все.
Он нагнулся и оперся костяшками пальцев о скамеечку по обе стороны от нее, так что его лицо находилось в дюйме от ее.
— Но верю ли я всему, вот в чем вопрос.
Она дышала часто и была близка к тому, чтобы потерять самообладание. В такой позе он пребывал достаточно долго, касаясь ее носика кончиком своего носа и облизывая губы…
— Как он выглядит? — спросил он.
— Кто?
— Твой жених.
Она раздраженно фыркнула:
— Он никогда не был моим женихом.
— Уверен, он будет оспаривать это. Я непременно ввязался бы в драку, если бы ты была обещана мне, а потом тобой завладел другой мужчина.
— Я не принадлежу никому.
— Теперь принадлежишь. Ты — моя.
Ей следовало бы оскорбиться, дать пощечину этому высокомерному человеку, но все, на что она оказалась способна, это тихо сидеть на скамеечке и собрать всю свою волю, чтобы скрыть трепет, испытываемый ею в присутствии такого неотразимого мужчины. Своей мужественностью он покорил ее сердце.
— Ты по-прежнему считаешь меня безупречным джентльменом, героем? — спросил он, похоже, очень забавляясь.
— Нисколько, — ответила она. — Разве я не сказала тебе в ту первую ночь на балу, что ты — негодник?
— Да, помню. — Он казался несколько удивленным, когда выпрямился и возвышался над ней, глядя на нее сверху вниз. — Похоже, ты знаешь, как точно охарактеризовать мужчину одним словом.
Ребекка долго сдерживала дыхание и наконец выдохнула, испытав огромное облегчение, когда он отошел от нее и направился к кровати. Она не оглянулась, но услышала, как кровать скрипнула, и поняла, что он взобрался туда.
— Между прочим, — сказал он, — я женился на тебе вовсе не ради продолжения рода. Я женился, чтобы ублажить отца, чтобы он не толкнул моих братьев в опрометчивые браки.
Она встала и повернулась к нему лицом. Он лежал, заложив ногу за ногу, голова его покоилась на согнутых в локтях мускулистых руках на мягкой, пуховой, только что взбитой подушке.
Глядя на его крепкие бицепсы и сильное тело, она почувствовала, как ее охватывает трепет.
— Итак, ты — мученик, — констатировала она. — Жертвенный ягненок, вынужденный отказаться от своей независимости и сковать себя узами брака, которого вовсе не желал. Нет, подожди. Ты — герой для своих братьев, — добавила Ребекка с сарказмом в голосе. — Ведь теперь они считают именно так?
Голубые глаза Девона затуманились.
— Нет, не все.
— Разумеется, не все. — Она грациозно обошла вокруг кровати, касаясь рукой резных украшений на столбиках, пробегая ладонью по гладким узорам из красного дерева. — Винсент никогда бы не поблагодарил тебя, ты согласен? А он единственный здравомыслящий человек здесь, не правда ли?
Она стояла над ним и, заметив его возбуждение, вспомнила слова свекрови: «Просто люби его…»
Ребекка вытащила шпильки из прически и распустила волосы по спине, затем вскарабкалась на постель.
— Знаешь, а ведь я, пожалуй, тебя раскусила. — Она встала на колени и потерлась бедрами о восставшую плоть мужа. — Ты пытаешься заставить меня ненавидеть тебя, стараясь доказать, что ты прав, а я — нет. Что я ошибалась, поверив, что ты хороший и надежный, а на самом деле наш брак обречен так же, как и любой другой.
Он взял ее руками за бедра и приник к ней, умело встречая ее плавные, волнообразные движения.
— Возможно, ты права, — сказал Девон, — но даже если я признаю это, что изменится? Мы обманывали друг друга, и у нас обоих есть веские причины не очень-то доверять этому браку. И вот мы здесь. Обреченные.
— Ты всегда такой пессимист?
— Пессимист меньше разочаровывается в жизни.
Ребекка продолжала двигаться и извиваться под его возбужденной плотью.
— И испытывает меньше радостей. — Наклонившись, она пригвоздила к подушке его руки, закинутые за голову. — Могу сообщить тебе, что не собираюсь позволить тебе сделать то, чего ты так упорно добиваешься.
— О чем ты? — Он поднял голову с подушки и попытался поцеловать супругу.
Ребекка откинулась назад, оказавшись в недосягаемости.
— Испортить наш брак, пытаясь оттолкнуть меня.
— Я не отталкиваю тебя, дорогая. И даже предпочел бы, чтобы ты приблизилась ко мне.
Она сделала то, о чем он попросил: нагнулась и поцеловала его, отпустив его руки, так что он смог обнять рукой ее голову и проникнуть языком в ее рот.
— А как именно ты намереваешься удержать меня от того, чтобы я не испортил наш брак? — поинтересовался он, когда супруга оторвалась от его губ.
— Я собираюсь позволить тебе любить меня.
Девон рассмеялся:
— Позволишь мне любить тебя? Выходит, я — не глава семьи?
Затем он прищурился, перевернул ее на спину и принялся расстегивать брюки.
— А кто же тогда глава? — спросила она, вращая бедрами и поднимая юбки к талии.
Он спустил брюки вниз.
— Я, и только я, и не забывай об этом. Теперь ты моя, Ребекка. Никакой другой мужчина никогда не коснется тебя. Расстегивай корсаж.
Она поняла, чего он хотел и чего добивался. Он хотел доказать, что она принадлежит ему, что он способен контролировать свои эмоции, свою жизнь и будущее этого брака.
Возможно, она могла бы проявить большую нежность к нему или же оказать большее сопротивление, но все, чего ей хотелось, — это отдаться ему душой и телом, потому что это была правда. Она действительно принадлежала ему, и ей хотелось, чтобы он знал об этом.
— Позволь мне сначала избавиться от моих юбок, — сказала она, слегка задыхаясь. — Мог бы и помочь…
Тяжело дыша от нетерпения, Девон, опираясь на локоть, принялся расстегивать низ лифа, продвигаясь вверх.
Как только платье было расстегнуто, она спустила его с плеч. В то же время он расстегивал ее юбки и спускал их вместе с панталонами с ее бедер.
Наконец никакая одежда не мешала им. Он проворно устроился между ее ногами и двигался, пока не нащупал нужный уголок, затем вошел, легко и гладко, потому что она была влажной и скользкой и готовой к пылкому соитию.
Она не сдержала страстный вскрик, жаждая еще большего, когда он погружался в нее снова и снова. Он яростно вторгался в нее и отступал, охваченный ненасытной страстью.
— Это наваждение, — сказал Девон, закрывая глаза» удивляя жену откровенным признанием. — Это безумие. Я ничего не могу с собой поделать. Хочу обладать тобой постоянно. Ребекка. Целиком и полностью.
Ничего не понимала и она, так как чувственность победила рассудок. Она даже не могла представить, какие волшебные чары действовали в этой комнате. Она была так сердита на него. За его высокомерие, за то, что он, казалось, утратил пылкие чувства к ней, и за его нежелание простить ее, хотя он и был виноват не меньше ее.
И все же она хотела его и была готова пойти на все ради него. Все, о чем она могла думать в этот момент, это о всепоглощающей власти своего неизбежного оргазма, пробегающего через нервные окончания к самому центру ее существа. Безмерный экстаз охватил ее, а из груди вырвался истошный крик в тот момент, когда горячая струя его мужского семени пролилась в нее.
Он тяжело упал на нее, и они лежали в постели в ослепительных лучах полуденного солнца, влажные от пота, расслабленные, без сил, но чудесным образом удовлетворенные.
— Я — твоя, — прошептала она ему в ухо, пробегая пальцем вниз и вверх по его гладкой, скользкой спине. — Я никогда даже в мыслях не принадлежала Раштону.
— Никогда больше не произноси его имя, — мягко сказал он. — Никогда. Один звук его приводит меня в бешенство.
Ребекка едва могла дышать под его могучим телом.
— Оно и мне ненавистно. Но ты тоже должен мне кое-что обещать.
Он повернулся на бок и взглянул на жену, молчаливо ожидая услышать ее просьбу.
— Ты должен обещать простить, по крайней мере, попытаться простить меня за неудачное начало нашей супружеской жизни. А я прощаю тебя. Я хочу, чтобы ты полюбил меня, ответил любовью на мою любовь, — сказала Ребекка.
Он опустил голову на согнутую в локте руку.
— Нам еще предстоит стать по-настоящему близкими людьми.
— Надеюсь… С каждым прожитым днем мы будем становиться ближе. Ведь ты позволишь мне любить тебя? Боюсь, тебе придется пойти на это. И пусть какая-то кошка пробежала между нами, теперь я не могу жить без тебя.