егося матроса. Доктор, отчаянно чертыхаясь и удерживая равновесие на вырывающейся из-под ног палубе, исхитрился наполнить шприц и сделать укол. Больной успокоился, его лицо покрылось мелким потом. Врач тоже взмок. Арсланов вытер ему лицо, лоб куском стерильной марли. У него всегда все было – мужчина!
– Слушай, Михалыч, ты как-то мне говорил, что при виде крови тебя будто бы мутит? – невинным голосом спросил он замполита.
– В каждом враче сидит латентный садист! – огрызнулся офицер, – мог бы и не напоминать. Не до страхов сейчас было! Как-нибудь в другой раз я тебе покажу, как падаю в обморок при виде крови! – пообещал Петр Михайлович.
Врач поднялся на ходовой, доложил по радио о состоянии раненого, получил рекомендации от хирурга гарнизонного госпиталя.
Тем временем корабль вовсю несся ко входу в залив, где его должен был встречать медицинский катер с бригадой врачей.
Машины держали заданные обороты. Корабль, врезавшись острым килем в волны, взрезал воду форштевнем, за кормой вились встревоженные чайки, выглядывая в кильватерной струе мелкую рыбешку.
И вот тут началось! Сначала что-то произошло с фильтрами, и давление масла упало, затем сорвало престарелый дюрит системы охлаждения. Скорее подсознательно, старослужащий матрос Дмитрий Байбаков кинулся устранять аварию, хватаясь голыми руками за разогретое железо, пробиваясь сквозь струи горячей воды. Но не отступал, пока не подошли еще ребята, и не бросили матрац на фонтан кипятка. Возбужденно, моряки умело работали, зная о том, что в столовой умирает их раненный ровесник. И вот тут уже не до волдырей. И не до горячего железа и воды. Потом подлечимся!
Механик вместе со своими старшинами команд и тут же развили кипучую деятельность. Скорость значительно снизилась, правую машину пришлось остановить.
Командир, приняв доклад механика, сказал только: – Георгий Андреевич! Устранить неисправность и доложить о готовности!
Опытный моряк, он понимал, что ругаться, торопить, принимать личное деятельное участие, даст только обратный эффект. Руководящее вторжение в работу лишь усиливает нервозность и продлевает время устранения аварии. Закон!
А он привык доверять своим офицерам! Специалисты должны просто делать свое дело! А они сами знают – как!
В машинном отделении расторопно шла работа. Заглянул Кайрин, нашел взглядом командира БЧ-5. Тот сказал: – сладим, не впервой, минут тридцать надо. Однако уже через двадцать минут дали пробные обороты.
– Товарищ командир! Неисправность устранена силами личного состава. Механизмы могут использоваться без ограничений! – доложил капитан-лейтенант.
– Есть! – принял доклад командир и молча уставился на механика.
– А чего я сделаю? Техника потрепана, прямо как моя жизнь, ремонт тоже забыли когда уж и был, вот и делаем из… этого самого… – конфетку. Тут железо лопается, а уж резина… При помощи энтузиазма и какой-то матери. Вот этого добра еще хватает, а то вот скоро на прогулочный пароход или в монастырь куда подамся, обрыдаетесь!
– В женский, что ли?
– А что, возьмут? Еще пару-другую лет, и в женскую баню, как безопасного, пускать уже будут!
– Зарекалась свинья не ходить на огород! – скептически хмыкнул командир.
– Тут у меня герой образовался, Байбаков, старослужащий. Только остановили машину, а он уже кинулся дюрит ставить! Естественно, руки и обварил…
– Сильно?
– Вода – не кипяток, но волдыри могут быть. Там им сейчас Арсланов занимается! Доктора сегодня наработались – всласть!
– Ага! Подравшийся с дверью страдалец Кайрин, потом раненый. Теперь мой Байбаков…
– Нет, по мне – пусть уж доктора несут себе односменку на койке и за тараканами на камбузе бегают – была бы охота! А то разошлись сегодня – только давай!
– Вот-вот. Пойду и я таблетку от нервов попрошу!
– От нервов не таблетки помогают!
Механик тем временем сделал «уголок» на поручнях трапа и, на одних руках, одетых в черные нитяные перчатки, ловко съехал вниз.
В амбулатории Арсланов обрабатывал руки здоровенного Байбакова, стоически терпевшего процедуру, лишь изредка шипевшего под нос невнятные комментарии.
– Терпи, казак, атаманом будешь! Ты, кстати, из казаков? Байбаками казаки называют больших толстых сурков, которые стоят в солнечные дни столбиками у своих нор – обстановку наблюдают… не больно, земляк?
– И чего полез в кипяток? – встрял подошедший Егоркин.
– Дак я это, рукавицы надел!
– Ты бы презерватив еще одел! Помогло-о-о бы! – ласково посоветовал мичман:
– Под горячую-то воду, как раз бы помогло! – согласно проворчал Арсланов.
Через комингс двери кок давал ценные указания: – Товарищ мичман, у нас в селе говорят, что против ожогов простое подсолнечное масло – первое дело!
– А у нас есть более научный подход к этому делу – целая банка! – огрызнулся Аарсланов и в его голосе появился кавказский акцент, как всегда случалось при волнении или раздражении. – И вообще – топайте все отсюда. Как? Да ножками! Про любовь на Красной площади слышали? Вот и топайте куда подальше со своими советами, пока дрын какой в руки не взял!
Он выпихнул Егоркина и захлопнул дверь каюты прямо перед носом.
Тут появился замполит и на ходу спросил: – Как там наш Сцевола?
– Обойдется. – отмахнулся Егоркин. – но молодец! В интересах дела, говорит. Чтобы не ждать!
– А почему – Сцевола? – тут же пристал с вопросом любопытный кок.
– Да был в древности у римлян такой воин – на виду врага он сжег свою руку на огне факела, не проронив ни стона, враги испугались и ушли.
– Да, не всякий нормальный солдат станет с такими психопатами связываться – согласился удовлетворенный кок.
– Чтобы ты понимал в подвигах, Кастрюлькин несчастный, – обиделся за своего приятеля старшина мотористов Краснов. – Ему же просто некогда было думать! Как лучше хотел…
– Да, Краснов! А думать-то – совсем не лишнее занятие! Хотя, говорят, что уж лучше хоть как-то сделать, когда это нужно, чем очень хорошо – после того, как…
Тем временем, корабль вошел в залив, медицинский катер встретил его на рейде. Закутанного раненого ловко передали на борт, и он заспешил к причалам, недовольно взвыв резкой, протяжной сиреной.
Разглядев в визир две машины скорой помощи на причале, командир связался поочередно со всеми оперативными дежурными – по нисходящей, доложил об успешном окончании работы и получил «добро» в родную базу.
За узкостью объявили «готовность-два», вахта заступила по-походному, помощник начал очередную приборку – соскучился по ней, наверное, за время «экстрима». Все теперь пошло-поехало, как всегда.
– Ну вот, опять приборка! – проворчал Ясенев, тащивший куда-то потрепанный мегомметр.
– А потом – опять прием пищи! – в тон ему сказал матрос из артиллерийской боевой части…
– Э, нет! Ты уж грешное-то со святым не путай! Сейчас на ужине в бачках ничего для чаек не останется – голод лучшая приправа к любой еде.
– А, Ясенев! Ну и как? Насчет кино и подвигов? – поинтересовался Егоркин.
– Пусть уж лучше фильмы не про нас снимают, не с натуры! Да и без подвигов как-то переживем! В кино, вон, посмотрим! Хоть – сериал!
– Чего может быть лучше – человека спасли – раз, дело сделали – два, идем домой – три!
– Да кто спас-то? Доктор с Арслановым!
– Если хочешь – все мы сделали свое дело. Вот такая она, наша служба! В одиночку никто не сладит, а вместе – другой табак! А уж славой потом как-то поделимся!
– Ишь, как запел? Поумнел, что ли? А чем слава плоха?
– Да как-то жили же без неё раньше?
– Э, нет! Для настоящего военного, для настоящего моряка – военная слава и награды, медали и знаки, никогда не будут безразличны, не будут – до фонаря! Когда честно заработанные!
– Так и проживем и может быть, и заработаем! Дай срок!
Вот такое оно, море!
В морских полигонах, далеко к северу от родной базы «Летучий» вместе со своим собратом «Бесшабашным» отчаянно боролись за приз Главкома по поиску подводной лодки. Дизельная подлодка тоже была из своего же флотского объединения, но хитрое командование сделало так, что проигравшая сторона получала «двойку», и вся годовая работа командира и экипажа летела «псу в соответствующее место», как образно выразился командующий. Пугал, но правдоподобно!!!
То есть – игра пошла без поддавков – на это всерьез рассчитывали, во всяком случае.
На борту корабля находился командир сил поиска, новый командир бригады противолодочных кораблей, капитан 2 ранга Виктор Сергеевич Русленев. Даже на уровне штаба флота у него был непререкаемый авторитет «противолодочника от Бога». Иногда он подходил к карте, что-то на ней высматривал и возвращался в свое кресло, раздумывал и… выдавал команды командиру или вахтенному офицеру. Действительно, наблюдая за ним втихую, можно было подумать, что он видит эту самую искомую лодку прямо на карте безо всякой там гидроакустики. Причем – в трех проекциях!
Когда «глухари» (ироничное сленговое прозвище гидроакустиков на кораблях) безнадежно теряли контакт с подводной целью, то Русленев, награждая всех соответствующих специалистов убийственными эпитетами собственной конструкции, вновь смотрел на карту маневрирования и так, и этак, рассказывал, под нос самому себе, где он видал весь этот их металлолом, называемый ГАС. Через пару-другую минут следовали команды на изменение курса и он выдавал вероятный пеленг поиска. И что вы думаете? «Пропажа» находилась – во всяком случае, с вероятностью восемьдесят процентов! Говорят, большая вероятность только у справки из морга…
Так было и сейчас – на зюйд-осте КПУГ из трех МПК азартно молотил глубины посылками своих ГАС и засорял эфир победными воплями об установлении устойчивого контакта с подводной целью.
Между двух глубоких затяжек сигаретного дыма, командир «Летучего» Стас Неверский изрек: – Когда очень нужно найти лодку, каждый КПУГ находит свою собственную…
– Ага, и даже – каждый корабль – поддержал его флагманский штурман бригады Павел Поморин.