Девиз застолья – в таких случаях – был: «Перерыв – сорок пять секунд! Между первой и одиннадцатой!»
И, как говорится, «посошок пили лежа»… Культурная программа довела многих гостей до совершенно некультурного состояния.
Наконец-то катер ошвартовался у причала, рядом со сторожевым кораблем.
– Так мы погружались или нет? – опять прицепился настырный Кормчиев.
Но пока мы шли в базу, катерок мимоходом окатил короткий, но обильный летний ливневый дождь. Его притащил из «мокрого угла» (мокрый угол – это, примерно, северо-северо-запад, откуда часто несет ветром тучи, беременные дождем и снегом, а то – и тем и другим. Или еще – противной липкой изморосью) тот же самый шквал, загнавший катер в базу, не редкий в наших местах, разогнавший, совершенно, кстати, гулявшую по набережной публику.
И Громяковский мгновенно сориентировался и показал бывшему моряку на мокрые борта и надстройку. По ватервейсам сбегала вода – остатки заливавших волн и дождя.
– Ты что, Сан-Саныч, сам не видишь?
И Кормчиев был вынужден согласиться. Правда, когда он спрашивал о подводном катере химразведки у военных, те только недоуменно пожимали плечами. Говорят, даже НАТО потом этот катер искало. Не нашли! Вот так, а вы тут говорите! Государственную задачу мы с Громяковским выполняли, пока вы тут шашлыки жарили да по три раза подряд «За тех, кто в море» пили!
Ну, мужики, семь футов под киль, а семь рюмок – так под шашлык!
– Под уху!
– Так тоже – не плохо!
А сам Михалыч, когда его об этом спрашивали уже потом, даже на следующий год, делал вид, что первый раз слышит об этом! И – похоже – уже сам в это искренне верил!
А мне как-то самому удалось слышать рассказ от одного из гостей, уже гораздо позже. А я сделал вид, что первый раз слышу.