Советские эскадренные миноносцы перенесли огонь на эсминцы врага, один из них повредили, остальных заставили уйти.
В 1928 году наши моряки подняли потопленную почти десятилетие назад лодку, останки интервентов вернули англичанам. «Л-55» вошла в строй советского военного флота под тем же названием, чтобы напоминать бывшей «владычице морей» о ее интервенции против Советского Союза и о позорном бегстве ее кораблей сначала в Капорском заливе, затем и со всей Балтики.
Лодка всплыла на поверхность. Травкин первым выскочил на мостик. Горизонт был чист. Невыгодная для подводного корабля дуэль, к счастью, не состоялась. Заработали дизели, им надо было дать прогреться. Вдруг опять показались вражеские корабли. Иван Васильевич приказал дать форсированный ход. Делать это при непрогретых двигателях по инструкции нельзя, но командир лодки решил таким путем уйти от противника, имевшего меньшую скорость. Это был единственный выход. Погружаться рискованно, масляное пятно выдало бы место лодки.
У бортов стали падать снаряды. Травкин, не меняя скорости, маневрировал, сбивал врагу прицел. Вскоре на лодке с облегчением вздохнули. Орудия сторожевиков перестали доставать до «катюши».
Травкин понимал, что корабли вызовут авиацию. Рассвело, и, уклонившись от прежнего курса, «К-52» легла на грунт. Под давлением забортной воды через заглушенные отверстия в четвертом отсеке усилились протечки воды. У Ивана Васильевича болели голова и рука, казалось, на исходе последние силы. И его, и измученного борьбой с водой и неисправностями экипажа.
Командир прошел в четвертый отсек.
— Молодцы! — похвалил он мотористов и электриков. — Что будем делать, комиссар? — это уже секретарю партийной организации Ивану Константиновичу Середину.
— Одна голова хорошо, много — куда лучше, — ответил тот. — Соберем коммунистов и комсомольцев, посоветуемся.
На собрании М. А. Крастелев доложил, что в аварии виновата не техника, а стечение обстоятельств. Во время срочного погружения мотористы продували дизели, в них попала вода. Команда на срочное погружение не была дана ревуном, как это должно делаться при всплытии, поэтому действия моряков оказались неоперативными. Огромным давлением воды и разорвало топливную цистерну, вода пошла в отсек.
— Что-то могли предотвратить и люди, — заметил Травкин. — Снова не хватило опыта.
Вырисовалась общая безотрадная картина: из-за полученных повреждений корабль не сможет воевать.
Поднялся с места высокий, стройный Михаил Гусаров:
— Как же мы вернемся, не потопив ни одного вражеского судна? Это позор на весь флот.
У молодежи, жаждавшей немедленных побед, его слова вызвали полное одобрение. Травкин понимал, люди давно рвались в море, хотели громить врага, и вдруг их надежды оказались напрасными. Обидно, но экипаж уже совершил своего рода подвиг: спас корабль, увел от грозного противника. Об этом Иван Васильевич и сказал на собрании.
Какой меркой измерить то, что он, раненый, передвигаясь с помощью фельдшера, несколько дней руководил людьми?..
Подводя итоги прениям, Иван Васильевич сказал:
— Возвращаться необходимо. Постараемся после расквитаться с фашистами.
Ночью 23 ноября лодка всплыла. Прежде всего следовало понадежнее заделать течь. Мотористы Виктор Жмаков и Константин Лаврентьев спустились в аккумуляторную яму. Вокруг трещины в прочном корпусе они просверлили отверстия, нарезали в них резьбу, наложили на место поступления воды резину и металлическую заплату, крепко прижали их болтами. Когда Жмаков и Лаврентьев трудились в яме, к ним несколько раз подходил Травкин, хвалил и изредка поторапливал:
— Скорее, скорее, ребята, скоро будет светать, а нам до рассвета надо от этого места подальше уйти. Получили разрешение на возвращение в базу.
Все, что было в их силах, сделали мотористы, но в месте повреждения прорывалась вода. Ее непрерывно откачивали, и, идя в надводном положении, лишь к концу месяца добрались до Кронштадта. Так неудачно сложился первый поход.
В море командир корабля не может собрать весь личный состав. Нельзя оставить без управления и присмотра многие механизмы и приборы. В базе такая возможность есть, и Травкин поспешил ею воспользоваться. Он начал разговор с примеров пусть далеких, но поучительных, сказал, почему погибали корабли, хотя никакой критической обстановки для них не возникало. Один немножко недосмотрел, другой чуть-чуть поторопился, третий понадеялся на товарища.
Французская подводная лодка «Фарвадэ» выполняла пробное погружение. Последний спускавшийся в надстройку моряк не закрыл люк. В корабль хлынула вода, и «Фарвадэ» погибла. Новая английская субмарина «К-13» утонула на ходовых испытаниях из-за незакрытых вентиляционных отверстий машинного отделения. У англичан же лодка «М-2» полностью еще не всплыла, но кто-то поспешил открыть рубочный люк. На русской лодке «Дельфин» не задраили вентиляционные отверстия, а прошедший вблизи ее пароход развил сильную волну. Корабль тоже оказался на дне.
— Катастроф могло и не быть, если бы каждый не только знал и понимал свои обязанности, но и выполнял все, что предписано инструкциями, чего требует сама жизнь. У нас, конечно, далеко до таких страшных вещей, но думается, на собраниях коммунисты и комсомольцы обмозгуют что к чему, сделают выводы…
2 декабря состоялось партийное собрание, на котором рассматривался вопрос об ускорении ремонтных работ. Деловые, самокритичные выступления радовали командира.
— Наше заведование не нуждается в ремонте, — говорил старшина группы мотористов Спиридон Егорович Андреев, человек спокойный, обстоятельный. — Мы посоветовались с товарищами и решили помочь трюмной группе — у них дел больше всего. А со своими заботами мы справимся в вечерние часы.
Старшина команды торпедистов мичман Василий Крестин сказал, что торпедисты помогут электрикам, поскольку у тех огромная работа по ремонту аккумуляторов.
— Давайте работать под лозунгом ленинградцев: «Тебе трудно, помоги товарищу, и тебе станет легче», — предложил парторг Середин.
Приняли единодушное решение отремонтировать лодку за полтора месяца, а не три, как планировал завод.
Говорят, что человек предполагает, а жизнь располагает. Случилось так, что на уходившей в боевой поход «К-56» не хватало специалистов. На нее в разгар ремонта взяли людей с корабля Травкина. К новому месту службы отбыл помощник командира Кудряшов. Несмотря на все это, 15 января 1945 года — ровно через полтора месяца, — готовая к боям и походам «К-52» стояла у пирса в Кронштадте. «Пределы есть у техники, сила человеческого разума, наша работоспособность — беспредельны», — думал Травкин. Вернулись и моряки, участвовавшие на «К-56» в потоплении трех вражеских транспортов в Южной Балтике.
Подводники настигали противника не только в море, топили вражеские суда и в гаванях. Так, командир «Щ-307» М. С. Калинин зашел на внешний рейд порта Вентспилс и одновременным залпом четырех торпед уничтожил два вражеских транспорта. Травкин тепло поздравил своего бывшего помощника и ученика с присвоением звания Героя Советского Союза.
Позже при личной встрече Михаил Степанович так рассказал своему воспитателю и наставнику об этом походе:
— Обнаружили мы три транспорта. Цель завидная, но идти в атаку опасно — рядом сторожевики. И глубина малая: временами лодка уже касалась грунта. Но вспомнил я нашу атаку в сорок втором на мелководье. Ведь тогда получилось! И рискнул. Быстро довернул и выпустил сразу четыре торпеды. Машины на «стоп». Притаились на грунте. Два взрыва почти одновременно. Не выдержал я, подвсплыл под перископ. Вижу: двух транспортов нет, только спасательные шлюпки снуют в том месте. Можешь представить нашу радость. Уверенности, сил прибавилось. Мы в том походе четыре транспорта потопили…
Но были не только победы. Не вернулась с моря «С-4». Капитан 3-го ранга А. А. Клюшкин 1 января 1945 года донес в штаб флота о потоплении транспорта. Что же случилось потом? Об этом узнать не удалось. Никаких сообщений о ее потоплении, как выяснилось после войны, не оказалось и во вражеских документах…
Январь в сорок пятом был холодным, морозным. Но и суровая зима не смогла удержать в базах балтийских подводников. «Щ-318» капитана 3-го ранга Л. А. Лошкарева 3 февраля уничтожила транспорт. «Л-3» торпедировала вражеский миноносец. В. К. Коновалов потопил также два транспорта. Один из них «Гойя» перевозил до десяти тысяч гитлеровцев, удиравших из окружения в районе города Хель. Второй транспорт тоже был набит фашистскими солдатами. Капитан 3-го ранга В. К. Коновалов был удостоен звания Героя Советского Союза…
В феврале начинался новый боевой поход «К-52».
Перед походом на «К-52» вернулись многие моряки. Не было только шифровальщика. Магницкого направили на «Щ-309», но он заболел, остался на плавбазе «Иртыш» в Хельсинки, а в поход на «щуке» ушел другой специалист. Магницкий стал трудиться на штабном корабле.
Когда Травкин появился на «Иртыше», увидел Магницкого. Удивился, почему не в походе? Магницкий объяснил.
— Вот что. Сегодня я ухожу в Кронштадт на тральщике. Забираю с собой вас.
— Мне следует доложить об этом начальству?
— Ни в коем случае. Пока суд да дело, а мне что, в море идти с другим специалистом?
— Ругаться будут, товарищ командир!
— Ничего, отругаются и перестанут. В двадцать три будь готов. Сходни с тральщика уберут, прыгай через фальшборт. Оставь записочку, чтобы зря не искали.
Уже в походе Травкин сказал Магницкому:
— Есть радиограмма насчет вашей персоны… Объяснился…
Чтобы выйти в открытые воды, лодке предстояло преодолеть обширную область льдов. На корабль надели «намордник» — прочный стальной щит, предохранявший от ударов льдин форштевень, носовые горизонтальные рули и торпедные аппараты. Командир лодки назначил дополнительную вахту, чтобы отпорными крюками отталкивать крупные льдины.
Шли за двумя ледоколами. В узких шхерных проходах лед оказался толщиной свыше полуметра. Чтобы быть в струе чистой воды, Травкин приказал укоротить буксирный трос. Это было небезопасно, создало дополнительные трудности, так как ледокол часто менял скорость хода и подводная лодка то стремительно наползала на него, то вдруг неимоверно натягивался трос — вот-вот лопнет. Но Иван Васильевич верил в экипаж, в свой глазомер, в корабль. Двигались медленно, в иные сутки всего по несколько миль. На ночь приходилось останавливаться, и лед сковывал корабль. Вахтенные коченели на ветру. Мокрая одежда превращалась в холодный панцирь, прилипал к рукам выстывший металл. Корпус корабля изнутри облицован пробковой крошкой, но все равно от него шел сильный, как говорили располагавшиеся в концевых отсеках торпедисты, «зверский» холод. В носовом и кормовом отсеках стенки корпуса покрывал иней. Моряки спали, надев на себя «весь аттестат».