Козловский дал первый пеленг на транспорт. Затем доклады следовали через каждую минуту. Дивизионный штурман Наполеон Наполеонович Настай и корабельный — Евгений Александрович Жолковский делали расчеты по таблицам и на логарифмических линейках, остро отточенными карандашами прокладывали линии на карте, вели их к значкам, обозначавшим вражеские корабли.
И вдруг тревожный доклад акустика о шуме винтов подводной лодки. Уклоняться или продолжать атаку? Командиру часто трудно даются решения. Это было тоже не из легких. Травкин быстро взвешивал «за» и «против»: «До момента выпуска торпед, когда транспорт окажется на залповом пеленге, времени осталось уже немного. Неприятельская лодка пока на значительном удалении…» Решил продолжать атаку.
Был ли риск в таком решении? Конечно, и немалый. Ошибись гидроакустик в определении положения вражеской субмарины — можно получить торпеду в борт. Или просчитайся в чем-то штурман — неприятельский транспорт уйдет безнаказанно. Иван Васильевич верил в команду, в успех, и это определило успех боя.
— Аппараты, пли!
Три торпеды пошли к цели. В эти секунды командир еще раз мысленно проверил, все ли верно сделал. Выходило, что верно. Но ведь это их первая бесперископная атака, поэтому он волновался. Успокоился, когда лодку тряхнуло и все услышали взрывы.
Уводя корабль с прежнего курса, Травкин нажал кнопку подъема перископа. Теперь он меньше боялся быть обнаруженным — дело-то сделано, да и надо бы увидеть результаты удара. Электромотор повел цилиндрическую штангу прибора вверх. Капитан 3-го ранга прильнул глазом к резиновой оправе окуляра. Транспорта не было видно. На месте его гибели ходили сторожевики, видимо, подбирая людей.
Гидроакустик с тревогой сообщил о шуме винтов двух подводных лодок. Это была серьезная угроза, и Иван Васильевич поспешил увести корабль в другой район — к банке Южная Средняя. Там он положил корабль на грунт. Можно было перезарядить торпедные аппараты, дать отдохнуть экипажу, поесть и поспать самому.
Травкин сел у овального стола кают-компании, сделал записи о происшедшем за сутки и прошел в свою, располагавшуюся рядом каюту. Увидев, что кают-компания свободна, в нее зашли комсорг корабля Иван Васин, старший торпедист Александр Тарасенко и штурманский электрик Олег Баронов — готовить боевой листок. Он получился на славу: хорошо иллюстрированным, содержательным. Особенно понравилась командиру заметка моториста Ивана Никишина — его впечатления о бое.
Позже и Жолковский напишет о походе лодки:
Все пройдем, считая мили,
Курс на вест положит штурман,
Через штормы и туманы,
Через минные поля.
Л потом радиограммы
Шлем с позиции далекой,
В них торпедные удары,
Счет потопленным врагам…
Утром 3 марта радист доложил командиру радиограмму о новом конвое. Лодка легла на курс сближения с ним, расчеты штурмана и командира показывали, что встреча с противником должна произойти в 17 часов. Но ни в 17, ни в 20, ни в 22 часа вражеский конвой не был обнаружен. Видимо, он зашел в какую-то базу.
На другой день наблюдатели заметили сторожевой корабль. Такая цель не была заманчивой для Травкина. Торпеды следовало расходовать расчетливо, чтобы нанести противнику наибольший урон. Об этом думал командир «К-52», пропуская сторожевик. Но не только об этом. «Почему корабль идет на восток? Возможно, он встречает конвой? Тогда сторожевик и выведет нас к нему. Ведь штаб не дает никаких новых данных… Наверно, в сложившихся условиях больше ничего не придумаешь».
Лодка пошла за сторожевиком, а когда стемнело, всплыла. Травкин ни на минуту не покидал мостик. Вдруг корабль противника сбавил ход. «Не заметили ли на нем чего, ведь шум работы двигателей на море разносится далеко», — подумал капитан 3-го ранга. Он увидел, что на сторожевике открылась дверь каюты и свет, скользнув по палубе, упал на заблестевшие волны. «Значит, не заметили, — с удовлетворением подумал Иван Васильевич. — Иначе бы строже соблюдали светомаскировку».
Здесь предоставим слово человеку, который обнаружил этот сторожевой корабль и наблюдал за ним, сигнальщику Николаю Александровичу Шведенко, в характеристику которого, как отменного сигнальщика, не поверил Травкин, когда принимал «К-52»: «4 марта перед полуночью над морем стояла густая темнота. Радист Иван Горюнов доложил, что слышит переговоры по радио, но неприятельские корабли обнаружить не удалось.
Я продолжал всматриваться в темноту и в разрыве между полосками тумана на гребне волны увидел продолговатый силуэт транспорта размером со спичечную коробку. Доложил командиру. Он и сам обладал прекрасным зрением, но увидел судно, когда подошли поближе. Взглянув в мою сторону, он сказал:
— Ну и глазищи!
С этого момента он полностью убедился в правоте Шулакова, стал в сложных и ответственных ситуациях меня на мостик вызывать».
Вскоре Травкин увидел второй транспорт. Сторожевик действительно привел лодку к конвою. Обстановка для атаки была самой благоприятной. «Катюша» не обнаружена, транспорты неплохо просматривались в светлой части горизонта.
Иван Васильевич прильнул к прицелу. Когда цель и визирная нитка ночного прибора торпедной стрельбы совпали, скомандовал:
— Залп!
Через минуту над транспортом выше его мачт поднялся огненный столб, послышался сильный взрыв. Теперь надо было уходить. Срочно погрузились, и почти сразу же акустик сообщил о шуме винтов сторожевого корабля и подводной лодки. Травкин приказал повернуть на лодку и увеличить глубину погружения. Таким маневром он уже не раз уходил от вражеских кораблей. Сторожевик, видимо, знает, где своя лодка, вряд ли там будет бомбить. Фашистские подводники тоже не ожидают, что наша лодка пойдет «к черту в зубы»…
Так «К-52» сумела вырваться и ушла в более спокойный район — к банке Южная Средняя, чтобы перезарядить аппараты, подготовиться к новым боям. К боям ночным. Так получилось, что во время похода лодка атаковывала противника только ночью. Объясняется это тем, что, опасаясь нашей авиации, враг проводил караваны судов из Либавы (Лиепаи) в Померанию только в темное время суток и при солидном охранении.
Ночь на 7 марта выдалась безлунной, темной, холодной. О таком времени говорят: «Не видно ни зги». Вся надежда на акустика. И он не подвел.
— Прямо за кормой миноносцы! — доложил Козловский.
Вражеские корабли были обнаружены в то время, когда продрогший Травкин спустился в кают-компанию выпить горячего кофе. В считанные секунды он снова оказался на мостике. Строем фронта шли три вражеских корабля. Иван Васильевич решил оторваться от противника и затем атаковать. Приказал готовить к стрельбе и носовые, и кормовые торпедные аппараты. Лодка заняла выгодную позицию и легла на боевой курс. Когда первый миноносец попал в прицел, капитан 3-го ранга скомандовал:
— Кормовые аппараты, пли!
Но не всегда получается так, как задумано. Командиру вдруг доложили, что торпеды вышли из носовых аппаратов. Что же произошло? С этим Травкин решил разобраться позже. Быстро сманеврировав, он приказал произвести залп из кормовых аппаратов и срочно уходить на глубину. В лодке капитан 3-го ранга увидел, как уверенно старшина группы Павел Перевозчиков орудует маховиками клапанов, устраняя дифферент. Травкин тронул мичмана за плечо:
— Спасибо, Павел Петрович!
Подорванный вражеский миноносец потерял ход. Другие корабли ПЛО пошли неподалеку друг от друга и непрерывно бомбили. Иван Васильевич понял: вытесняют его лодку из района. Атаковать их он не мог. «К-52» была безоружной. Он передал в штаб радиограмму о появившихся шести транспортах, их курсе и скорости, положил корабль на грунт для перезарядки торпедных аппаратов и стал разбираться, почему дали залп с носа, а не с кормы.
Оказалось, что поручили свободному во время атаки фельдшеру, обладателю зычного голоса, дублировать команды. Тот пришел из экспедиции по подъему затонувших кораблей перед походом, еще не усвоил организацию службы на лодке. Как пошутил кто-то из экипажа, знал только, что не надо выписывать дров для топки компаса. Он то ли не понял, то ли не расслышал команды, толково объяснить происшедшее не смог.
Травкин начал распекать фельдшера, но вспомнил еще об одном случае с этим полным, медлительным человеком. Однажды по команде: «Срочное погружение!»— все, кто был наверху, на палубе, бросились к рубочному люку. От того, как скоро уйдут в лодку люди, зависит быстрота погружения, значит, жизнь корабля и экипажа. Фельдшер первым оказался в люке и застрял. Сверху на него давили два сигнальщика и вахтенный офицер. К тому же медик зацепился бушлатом за какой-то выступ. Под тяжестью четырех тел бушлат порвался, и неудачник грохнулся на металлический настил. Пострадавшему пришлось самому себе оказывать помощь.
С тех пор фельдшер проскакивал рубочный люк побыстрее самых резвых краснофлотцев. Дело, конечно, не только в «моральном факторе», пришлось изрядно потренироваться.
Теперь, наверно, он ждал еще каких-то резких слов от командира, но тот заулыбался, махнул рукой: хорошим подводником за один поход не станешь…
А те, кто были хорошими, бывалыми подводниками, кто в боях с врагом заслужил честь эту, в походах становились коммунистами. К маю 1945 года в этом походе, где было одержано четыре победы, партийная организация приняла в свои ряды еще 7 человек: командира отделения Александра Солодова, электриков Василия Чубакова, Ивана Васина, моториста Алексея Кондрашова, комендора Николая Обозного и других. Все молодые коммунисты поклялись оправдать доверие, не жалеть сил и знаний для скорейшего разгрома врага.
На заседании выступил член партийного бюро И. В. Травкин. Он говорил о том, что день вступления в партию, членом которой состоял великий Ленин, это память навсегда, на всю оставшуюся жизнь. Текущий год для вступающих в партию особый. Год 75-летия со дня рождения В. И. Ленина, год предстоящей победы над фашистской Германией, ведь наши войска на подступах к Берлину.