— Особо хочу сказать, — добавил капитан 3-го ранга, — о нашем комсорге Васине. Принимая его, мы не просто открываем двери в наш партийный дом еще одному достойному человеку, этим мы укрепляем связь парторганизации с корабельной комсомолией, людей более зрелого возраста с молодежью. Поэтому готов голосовать за принятие в наши ряды Ивана Васина обеими руками…
Еще в марте в районе, где находилась лодка Травкина, фашисты, провели сильное «профилактическое» бомбометание. С разных сторон из кипящего от взрывов моря подходило к подводному кораблю эхо грозных ударов. Пришлось уходить. Необходимо было перезарядить также торпедные аппараты и поточнее определить свое место для того, чтобы лечь на грунт.
На походе сменились вахтенные, и сигнальщик Шведенко направился отогреться. В пятом отсеке у дизелей всегда, когда лодка идет в надводном положении, тепло. Сюда, к карте района похода, собирались те, у кого выдавалась свободная минута. Поскольку сигнальщики находятся на мостике, видят и знают обстановку, они желанные гости в чреве корабля. Вот и Шведенко, сменившись, пошел в пятый отсек. Не успел отогреться — прибыть на мостик к командиру.
— Для точного определения надо обнаружить огонь маяка на Готланде, — поставил задачу Травкин. — В вас верю.
Шведенко забрался на самую высокую точку лодки — ее высота 11 метров, держался на полукруглой обледенелой палубе рубки, уцепившись за поручни обтекателя. Шторм достигал восьми баллов. Моряка обдавало ледяной водой, сквозь одежду к телу пробирался ветер. Травкин дал команду чаще менять сигнальщику перчатки. Оказалось, что снять их, обледеневшие, скользкие, не так просто. Ночь была мглистая, быстро двигались облака.
Сейчас Шведенко не помнит, сколько сменил пар перчаток, помнит, что больше всего боялся сорваться, подвести командира и товарищей. Он заметил проблески сначала на низких облаках. По указанному им курсу пошли к острову, сориентировались по маяку, определили поточнее свое место и легли на грунт.
Перезарядив торпедные аппараты, лодка вернулась в отведенный ей для действий район. Плыли в надводном положении. На мостике — Травкин, вахтенный офицер и помощник командира корабля старший лейтенант Н. И. Пенькин. Неотрывно смотрели вокруг сигнальщики старший матрос Николай Шведенко и матрос Николай Климов.
— Товарищ командир, вы не забыли, что сегодня Восьмое марта? — убедившись, что все спокойно, спросил Шведенко. — Хорошо бы преподнести боевой подарок нашим женщинам. Торпедисты уже написали на торпедах: «За славных советских женщин!»
— Помню, Шведенко, о празднике, помню. Если найдем противника, то подарок нашим труженицам обязательно преподнесем. Зорче наблюдайте, от вас ведь очень многое зависит.
Высокий Шведенко выпрямился, словно для того, чтобы дальше видеть, и приставил к глазам бинокль. Иван Васильевич вспомнил блокадные месяцы. Он с шофером ехал по заснеженным улицам Ленинграда неподалеку от военно-морского госпиталя. Руку подняла, остановила машину женщина в широком темном пальто, до пояса укутанная поверх него серым платком. Несмотря на такую одежду, нетрудно было определить, что она в положении.
— Куда вам? — спросил Травкин.
— В госпиталь к мужу. Тяжело ранило его, повидаться хочу.
— Куда уж вам, дома бы сидели! — глядя на худющее, изможденное лицо, сказал Иван Васильевич. — Чем вы ему поможете…
— Нет, надо его подбодрить. Я-то все вытерплю.
Женщина прикрыла глаза. Отдыхала. У госпиталя Травкин тронул ее за руку.
— Вот и приехали. Вам помочь?
Рука была холодная. Вдвоем с шофером они вынесли незнакомую женщину из машины. Снежинки падали на ее лицо и не таяли — на мертвых лицах снег никогда не тает.
«И за эту женщину, за другую жизнь, что погибла в чреве матери, — подумал он. — Надо мстить и мстить. Все правильно написали на торпедах моряки… А как мои родные женщины — жена, дочки? С моря письмо не пошлешь. Поди, сильно беспокоятся».
От размышлений командира оторвал рулевой-сигнальщик Шведенко:
— Правый борт, курсовой сорок, силуэты кораблей!
Иван Васильевич повел лодку в темную часть горизонта, одновременно приближаясь к конвою. В походном ордере шли три транспорта в охранении четырех сторожевых кораблей. Перед тем как атаковать, «катюша» двинулась параллельно конвою, чтобы точнее определить его курс и скорость…
Судно в четыре — пять тысяч тонн водоизмещением приближалось к нити ночного прицела. Когда она пришлась на переднюю мачту, Травкин скомандовал:
— Носовые аппараты, пли!
Взрыв прогремел через семьдесят семь секунд. Над транспортом поднялся столб огня и пара. Лодка быстро погрузилась и увеличила скорость. Все же вражеские сторожевики сумели найти ее. Вокруг «К-52» загремели взрывы. Корабль сильно тряхнуло. Рос дифферент на нос, полетели по палубе все не закрепленные предметы.
Иван Васильевич боялся за подготовленные к зарядке в аппараты торпеды. Сдвинувшись с мест, они могли ударить по дифферентной цистерне и пробить ее. Тогда лодка окончательно потеряет остойчивость, может случиться катастрофа. Но этого не произошло. Рискуя быть придавленными, старшина команды торпедистов Василий Крестин и торпедист Александр Тарасенко намертво закрепили семиметровые двухтонные сигары.
Травкин мгновенно сориентировался, что делать: приказал дать воздух в носовую группу цистерн, чтобы облегчить нос лодки, и обоими двигателями работать «полный назад». Лодка выровнялась. Причина дифферента оказалась в том, что от близких взрывов глубинных бомб горизонтальные рули заклинило в положении на погружение. Рулевой-горизонтальщик Морозов стал управлять вручную.
Когда корабли охранения потеряли «катюшу», она всплыла на поверхность Балтики. Иван Васильевич поднялся на мостик и подставил ветру лицо. Прохладный влажный воздух бодрил, словно прибавил сил. Травкин направил командиру бригады телеграмму: «Потоплено пять кораблей противника. Торпедирован миноносец. Боезапас на исходе. Прошу указаний». Комбриг поздравил с победой и разрешил следовать в Хельсинки.
От экипажа капитан 3-го ранга всегда требовал при возвращении с моря проявлять особую бдительность, не думать, что прход окончен, хотя и ушли с позиции. В беседах с моряками командир не раз приводил примеры, когда корабли блестяще выполняли задания, люди возвращались в базу усталые, снижали внимание при несении вахт. До дома-то близко. А ближе оказывалось дно. Помня все это, моряки «катюши» не позволяли себе расслабляться и сумели предотвратить беду.
Утром 11 марта, когда «К-52» уже подходила к шхерам, глазастые сигнальщики вовремя и на значительном расстоянии обнаружили рубку подводной лодки. Травкин в тот же момент увеличил скорость и повернул на противника. Пенящиеся струи винтов торпед прошли вдоль бортов его корабля. Метко выстрелили фашистские подводники, но еще лучше сманеврировал наш командир.
В базе, будто по заказу, ласково, приветливо сияло солнце. Моряки «К-52» давно не видели его — всплывали ночью, днем находились под водой. Торжественно встречали на берегу победителей. Когда Травкин доложил новому комбригу Курникову о походе, Лев Андреевич слегка прищурил глаза, словно в них заглянуло не весеннее, мартовское, а летнее, июньское солнце, спросил:
— Не жалеете, что в прошлом году настояли на вашем переводе с «щуки»?
— Солдат место службы не выбирает. А вот с кем служить… Люди на обеих лодках отличные, настоящие советские. Что же теперь жалеть.
— Ну и прекрасно. Собирайтесь в Кронштадт. Там сейчас командующий флотом, вызывает вас.
Владимир Филиппович Трибуц дружески обнял Травкина, поздравил с победами, попросил подробнее рассказать об атаках. Командир «К-52» понимал, сколь дорого командующему время, знал и другое — его опыт будет принят на вооружение другими кораблями, поэтому довольно подробно рассказал о походе.
Адмирал Трибуц лишь изредка уточнял детали, спрашивал о боевых качествах нового корабля, о тактических приемах. Как понял Травкин, командующий был доволен беседой.
— Что помогало побеждать? — спросил он.
— Побеждали люди, их мастерство и выучка. И еще, может, это не для командующего флотом, но скажу. Мы были уверены, что останемся живы.
— Почему же не для комфлота? — улыбнулся Трибуц. — Кто в себя не поверил или испугался, наполовину бой проиграл. Моральный фактор это и по моей части.
Иван Васильевич промолчал, а Трибуц продолжил:
— Засчитываю вашему экипажу потопление четырех транспортов и одного боевого корабля. На рубке можете написать цифру пять. Весь экипаж наградим орденами. Будем завершать войну, — закончил беседу адмирал.
В послевоенные годы Владимир Филиппович Трибуц напишет в своих мемуарах «Балтийцы сражаются»: «С победой вернулась из боевого похода и подводная лодка «К-52»… Травкин «был большой мастер подводных атак. Любая его атака представляла тактический интерес, изобиловала множеством интересных деталей, по которым нетрудно представить себе творческий портрет ее автора. Так было и в данном случае».
Не правда ли, весьма высокая оценка скупого на похвалу командующего Балтийским флотом!
Последний поход
Лидия Александровна Травкина рассказывала:
— После снятия блокады наша семья вернулась в Ленинград. В апреле приехала в Кронштадт, проводить Ваню и его товарищей в поход. Стояла у трапа, думала одно, чтобы живыми вернулись. Понятно ведь, что скоро конец войне и разлукам. Вдруг Ваня вспомнил, что на плавбазе забыл папиросы. Самому ему с корабля уже отлучаться нельзя, все готово к отходу. Кричит мне: «Лида! Выручай!» Побежала, как могла быстро, забыла, что ноги недавно сильно болели, тащу. Трап снимали, все ж забежала на лодку, мужа-то надо выручать. На стенке кто-то неодобрительно говорит: «Быть беде, женщина на корабле — плохая примета». Беда была бы мужу без курева. А ведь из похода Иван Васильевич вернулся Героем Советского Союза. Вот вам и женщина на корабле!..
А у Травкина перед выходом в море вдруг возникло такое ощущение, что и он, и его экипаж делают все для войны в последний раз. Не придется им больше загружать боевые торпеды, изучать противника, прокладывать курс к берегам враждебной страны. Это было какое-то предчувствие скорой победы. «Наверно, и у других моряков так. Все ж это н