Следует отметить, что командование фронтом с первых дней наступления серьезно тревожилось о положении наших дел. Так, уже 7 декабря начальник штаба фронта прислал в мой адрес телеграмму: «Усильте темпы наступления»[47]. В 4 часа утра 8 декабря он вновь мне телеграфировал: «Противник бежит на Сталиногорск под ударами Белова и Болдина. Ускорьте занятие передовыми отрядами Сталиногорска, Узловая. Форсировать наступление главных сил армии»[48]. 13 декабря поступила телеграмма командующего фронтом с указанием на то, что «10-я армия своей пассивностью и систематическим невыполнением приказов о занятии впередилежащих рубежей и объектов срывает план операций фронта и дает возможность врагу отводить свои части и технику». А как раз в эту ночь, т. е. с 12 на 13 декабря, войска армии завершили выполнение трудной задачи по прорыву обороны противника на р. Дон, к вечеру взяли г. Епифань.
Из сказанного мною раньше уже можно было видеть, какой ценой давались успехи не только 10-й армии, но и ее соседей – кавалерийского корпуса генерал-майора П.А. Белова и войск 50-й армии генерал-лейтенанта И.В. Болдина.
Командование фронта прислало в армию специальную комиссию для проверки данных, представленных Военным советом армии насчет сильных укреплений противника на р. Дон. Комиссия проверила и подтвердила эти данные[49].
Мы решили дать подробное объяснение.
Доклад Военного совета армии на имя Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина и командующего фронтом Г.К. Жукова был послан в этот же день из Богородицка. В своем объяснении, не желая скрывать недостатки и замалчивать трудности, мы сообщали о следующих причинах недостаточно высоких темпов наступления.
Во-первых, действовавший против войск армии противник оказал армии значительно более сильное сопротивление, нежели это могло представляться. Армия за истекшие дни наступления с 6 декабря, т. е. на протяжении девяти суток, вела бои на четырех оборонительных рубежах[50].
Далее говорилось о том, что 10-я армия во всех этих боях разбила противника и взяла много трофеев. Упоминалось, что в ходе боев противник 4–5 раз применял против частей армии танковые силы.
Во-вторых, указывалось, что причины опоздания кроются и в недостатке организованности, обеспеченности, выучки, управления и связи в самой 10-й армии, не говоря уж об усталости войск после 250-километровых маршей и непрерывных боевых действий. Отмечалось, что были чрезвычайно слабо подобраны, выучены и сколочены штабы всех степеней, в том числе и штаб армии. Все это, конечно, отрицательно сказывалось на управлении войсками, на своевременности и точности выполнения приказа.
Слабая тактическая выучка войск приводила ко многим ошибкам в бою: лобовым атакам, медлительности действий, необеспеченности наступления огнем, к недочетам во взаимодействии, а также к излишним потерям. Армия действовала без подготовленного тыла, без регулярного подвоза боеприпасов, горючего и питания. Дивизионные и армейские гужевые транспорты отставали.
Для обеспечения управления ходом операции Военный совет армии после боев на рубеже Михайлов систематически выдвигался к войскам по главному направлению, находясь от линии фронта на расстоянии 5—10 км, а иногда и меньше.
И, в-третьих, было затрачено не менее полутора суток на перегруппировку и рокировку армии с новомосковского направления на богородицкое. Перегруппировка и смена главного направления действия армии застала войска в боях и на подходе к рубежу р. Дон. Она потребовала крутого их поворота на юг и юго-запад, вывода из боя целых соединений с перемещением некоторых дивизий на 25–30 км к югу[51]. На все это потребовалось время.
Далее мы докладывали Ставке и командующему фронтом, что в условиях действий на заходящем крыле всего фронта против подвижной армии противника 10-я армия не имела своих подвижных средств – танков и автомобильных батальонов для маневра в глубину врага. Тут же говорилось о наших кавалерийских дивизиях. 41-я кавалерийская дивизия действовала недостаточно эффективно. 57-я и 75-я кавалерийские дивизии прибыли на фронт невооруженными, без седел. Только сейчас, говорилось в объяснении, они выдвигаются на фронт, получив винтовки, клинки, часть седел и немного минометов.
Военный совет далее отмечал хорошее боевое и моральное состояние войск и подчеркивал, что успехи наступления подняли дух всего личного состава.
Этот тезис можно было бы легко и широко конкретизировать данными о высоком политическом подъеме, об огромном старании бойцов и командиров при выполнении боевых приказов, о неистребимой ненависти к врагу, массовом героизме; исключительной выносливости и упорстве, так же как и многократных проявлениях хорошей боевой инициативы, и особенно фактами широкого применения ночных действий всеми дивизиями 10-й армии.
Свое объяснение Военный совет закончил указанием на то, что наша армия нуждается в быстрой помощи боеприпасами, горючим, транспортом, а также в кадрах для пополнения вышедшего из строя командного и начальствующего состава[52].
Представление Военного совета армии о силах противостоящего противника в те дни не вполне отвечало действительности.
В силу недостаточной осведомленности мы преуменьшили силы врага. На самом деле против 10-й армии на линии Узловая – Богородицк – Товарково дрались не арьергарды четырех дивизий, а целиком все они в полном составе. Кроме того, на правом фланге армии появились части 167-й немецкой пехотной дивизии.
Доклад был отправлен из Богородицка 16 декабря с офицером штаба армии. Ответа мы не получили.
В эти дни, 11–14 декабря, в армии находился заместитель Г.К. Жукова по Западному фронту генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Со дня прибытия армии в состав Западного фронта он являлся пока первым представителем фронтового командования. По ходу своей работы он вынужден был включаться в наши дела, докладывать о положении дел в армии и в меру своих возможностей помогать ей. И делал это с пользой.
В своих двух телеграммах от 12 и 14 декабря в адрес командующего фронтом Ф.И. Кузнецов доносил, что после объезда шести дивизий нашел состояние войск армии в целом хорошим, что снабжение ее налаживается, работа тыла организована, средства поступают, продовольствие армия имеет и на три дня обеспечена горючим. Он не мог, конечно, присоединиться к мнению, что «противник бежит», 10-я армия «топчется». Он докладывал так: противник оказывает армии сопротивление и армия «продвигается вперед», хотя и добавлял, что «медленно». При этом он обоснованно критиковал работу штаба армии в организации связи, информации и взаимодействия. Генерал Кузнецов высказал, на мой взгляд, правильное мнение, что для трех кавалерийских дивизий армии необходимо дать корпусное управление и что целесообразно передислоцировать кавалерийский корпус Белова на левое крыло фронта. Мне думается, что это предложение замкомфронта заслуживало серьезного внимания. Тогда бы на левом крыле Западного фронта была создана группировка конницы в составе как минимум пяти дивизий. Говорю «как минимум», так как соседняя 61-я армия Юго-Западного фронта тоже имела в своем составе две кавалерийские дивизии. Они могли быть включены в эту же группировку. Кроме того, в составе других армий Западного фронта было очень много кавдивизий еще. Тогда на стыке двух фронтов – Западного и Юго-Западного – вместо распыленной конницы мы имели бы сильное кавалерийское объединение. Даже при минимальном усилении его танками, противотанковой артиллерией, минометными, зенитными, саперными и огнеметными частями, а также, конечно, при поддержке авиации оно могло с гораздо большим успехом выполнить задачи по перехвату путей отхода противника из района Тулы на юго-запад, затем действовать на заходящем левом крыле Западного фронта на Вязьму и обойти ее с запада.
Оценивая обстановку на фронте армии, генерал-полковник Кузнецов докладывал командованию фронта, что 12 декабря армия должна перейти Дон и овладеть Новомосковском. Говоря с В.Д. Соколовским о том, что на нашем направлении главным является быстрота движения, он признавал, что в 10-й армии для этого принимаются все меры.
Из текста разговора генерала Кузнецова с начальником штаба фронта выяснилось, что у командования фронта уже тогда было намерение дать кавалерийскому корпусу Белова пополнение в коннице за счет 10-й армии. Генерал Кузнецов высказался против этого намерения и указал на то, чтобы штаб фронта сам пополнил кавкорпус не менее чем 10 эскадронами.
Наконец, генерал Кузнецов в своих телеграммах просил подать армии в район Михайлово, Гагарино 10 тыс. пар лыж, 1500 саней, 100 автомашин, полтора боекомплекта огнеприпасов, 60 т сухарей и 60 тыс. банок консервов.
Может быть, в связи с этим его докладом или в результате наших заявок по вопросам снабжения, начальник тыла фронта генерал Виноградов, не имея связи с тылом 10-й армии, 16 декабря послал телеграфное распоряжение начальнику тыла соседней с нами 50-й армии:
«Немедленно свяжитесь с 10-й армией, установите ее потребность в продфураже, боеприпасах, горючем. Всемерно обеспечить 10-ю армию из своих запасов. Одновременно присылайте заявку фронту на подачу в Тулу, учитывая потребность 10-й армии»[53].
К Плавску!
Что же в эти дни было самым важным в действиях и заботах гитлеровского Верховного командования и командования группы армий «Центр»?
Можно сказать, что все их внимание было сосредоточено на том, как бы найти возможность встать и удержаться в обороне против наступающих на московско-смоленском направлении советских войск. Приказ о переходе к стратегической обороне Гитлер, как было сказано, вынужден был отдать уже через два дня после начала декабрьского контрнаступления Западного, Калининского и правого крыла Юго-Западного фронтов. Однако провести его в жизнь для врага было не так-то просто и легко. До сих пор все попытки устоять на намечавшихся им оборонительных рубежах оканчивались провалом. Это вынудило Гитлера 16 декабря издать новый приказ. В 8-м пункте этого приказа имеются примечательные строки: