В Московской битве. Записки командарма — страница 22 из 40

йствия.

На второй же день после получения директивы фронта от 20 декабря о нашем дальнейшем наступлении Военный совет армии получил телеграфное приказание командования фронта о передаче в подчинение командира 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерала Белова еще четырех дивизий, кроме 322-й, уже переданной ему. Теперь речь шла о всех трех кавалерийских дивизиях и 328-й стрелковой дивизии. Белов получил задачу, действуя в общем направлении Одоево, Лихвин, Бобынино, Зубово, захватить Юхнов, Мосальск, Сухиничи. Передачу было приказано произвести немедленно. При этом нам сообщалось, что от успешных действий Белова зависит успех 10-й армии.

Таким образом, из одиннадцати дивизий, с которыми 10-я армия вступила в сражение, пять были отданы кавалерийскому корпусу в дополнение к его двум кавалерийским дивизиям. Что касается решения командующего фронтом о передаче Белову трех наших кавалерийских дивизий, то оно вызывалось сложившимися на тот момент на левом крыле Западного фронта оперативными условиями. Наступление же на Сухиничи, конечно, должно было являться основной задачей 10-й армии с ее стрелковыми дивизиями. Нецелесообразно было раздваивать силы и внимание Белова как командира кавалерийского корпуса одновременно на Юхнов (к северу) и на Сухиничи (к западу).

Для передачи дивизий Военный совет 10-й армии 24 декабря командировал к П.А. Белову генерала К.С. Колганова. Ему следовало также договориться с генералом Беловым о дальнейшем взаимодействии армии с кавалерийским корпусом и обменяться данными относительно обстановки. Генерал Колганов исчерпывающим образом проинформировал командование корпусом о состоянии каждой передаваемой дивизии и о месте их нахождения к утру 24 декабря.

Передача этих дивизий в подчинение П.А. Белова началась еще раньше. Так, 328-я дивизия была передана 22 декабря в районе Одоево. Кавалерийские дивизии включились в группировку корпуса 24–25 декабря, успев к этому сроку перейти за 30–40 км из района Арсеньево на правый фланг армии. Командиры всех стрелковых и кавалерийских дивизий с офицерами шифровальной службы своевременно явились к генералу П.А. Белову на его командный пункт в Жемчужниково.

322-я и 328-я стрелковые дивизии из районов своего расположения на правом фланге 10-й армии генералом Беловым неожиданно для командования 10-й армии были направлены на г. Белев.

41, 57 и 75-я кавалерийские дивизии, находившиеся в районе Арсеньево, получили приказы двинуться в направлении Николо-Гастунь.

Движение началось 22–23 декабря. В это же время по дорогам узкой армейской полосы началось выдвижение на запад кавалерийских дивизий корпуса – 1-й и 2-й гвардейских, а с ними отдельной танковой бригады, двух отдельных танковых батальонов, корпусных частей и управления корпуса, за которыми следовали дивизионные и корпусные тылы. Все это привело к тому, что полоса наступления 10-й армии была перекрещена от Одоево на Белев, т. е. с северо-востока на юго-запад, и от Арсеньево на Николо-Гастунь, т. е. с юго-востока на северо-запад, а сам кавалерийский корпус со своими дивизиями и тылами забил все дороги в полосе армии с востока на запад. Чтобы пропустить все эти войска быстрее вперед, Военный совет 10-й армии решил задержать на месте все свои войска на той линии и в тех районах, которых они достигли на 23-е и к утру 24 декабря. Это был рубеж, лежащий западнее линии Одоево, Арсеньево в 7—10 км. Группировка армии к этому времени была такой: три дивизии в первом оперативном эшелоне (239, 324, 330-я) и три дивизии во втором оперативном эшелоне (326, 323, 325-я).

Для ясности следует сказать, что изъятие из 10-й армии отмеченных выше четырех дивизий потребовало быстрого создания новой ее группировки. В связи с этим 239-я стрелковая дивизия за 25 декабря, пользуясь сильным снежным бураном, была из Арсеньево передвинута на правый фланг армии в район Одоево, а 324-я дивизия в ночь с 23 на 24 декабря выдвинута в район Красноколье, Большое Сонино (10–15 км юго-западнее Одоево).

330-я дивизия еще раньше – утром 24 декабря – вышла на рубеж Касимово, Садовый, Рахлеево.

Таким образом, 10-я армия нежданно-негаданно получила двухсуточную дневку: 24 и 25 декабря. Она была вынужденной и первой за все время боевых действий войск армии. Конечно, мы ее использовали в полной мере. Всем командирам дивизий было приказано привести части в порядок, основательнее вычистить оружие, подтянуть тылы, дать отдых личному составу и коням. Специальным распоряжением указывалось:

Первое – в течение 48 часов укомплектовать все стрелковые батальоны так, чтобы из всех стрелковых рот каждой дивизии девять имели в своем составе не менее чем 1200 штыков. Людей найти в своих же дивизиях. Второе – в течение того же срока восстановить во всех полках роты автоматчиков до необходимой численности, отобрав у всех, кому не положено, не считаясь при этом с рангами и должностью, имеющиеся автоматы, в том числе и трофейные. Третье – поставить на лыжи все взводы пеших разведчиков и все роты автоматчиков. Всех их одеть в белые халаты[72].

Кроме того, состоялась смена начальника штаба армии.

На должность начальника штаба 10-й армии к нам 21 декабря прибыл генерал-майор С.И. Любарский. За свою службу в Красной Армии, начиная с 1918 г., он последовательно прошел хорошую школу штабного командира. В ходе Великой Отечественной войны уже приобрел опыт оперативной работы в армейском звене. В 10-ю армию Степан Иванович прибыл с должности заместителя начальника штаба 43-й армии. Ценнейшим его качеством являлась способность сплотить коллектив и организовать его работу. Повел он дело спокойно, без рывков, не прибегая к штурму, дерганию, грубости и шумихе. С этого времени штаб армии занял свое надлежащее место в руководстве боевой деятельностью войск.

Большую роль играли трудолюбие С.И. Любарского, его общительность, неутомимость, способность быстро выполнить задание и детальное знание всех вопросов штабной службы, включая организацию связи. Способность работать быстро, грамотно и спокойно было особенно важным достоинством Любарского. Хорошо, деловито, просто и в товарищеском духе строил он свои отношения с начальниками служб и родов войск армии, а также с моими заместителями и с членами Военного совета армии.

Слабее обстояло у С.И. Любарского дело с требовательностью к командирам дивизий. Тут оказывались его большая скромность, стеснительность и мягкость. Однако при помощи и поддержке Военного совета армии генерал Любарский работал все более уверенно. Вместе с тем повышалась его смелость и требовательность во взаимоотношениях. Он рос на наших глазах.

Нет сомнения, что в лице Степана Ивановича мы имели перспективного штабного командира крупного масштаба. К великому сожалению, незадолго до окончания войны он погиб.

Хорошо ему помогали знающие свое дело, весьма трудолюбивые и скромные работники штаба: военком Н.Т. Гусаков, сменивший комиссара В.И. Штырляева, начальник оперативного отдела полковник Л.Б. Соседов, его заместитель майор Ф.Ф. Шишов, начальник разведывательного отдела майор А.Г. Колесов и заместитель начальника связи полковник Д.Т. Кулюпин. Они и многие другие товарищи полностью отдавали себя напряженной работе и прилагали максимум усилий к тому, чтобы органы армейского управления работали безотказно, не отставая от жизни войск.

Достижению слаженности в работе войск и органов управления хорошо помогали командующий артиллерией полковник А.И. Снегуров, начальник бронетанковых войск генерал-майор К.А. Семенченко, начальник инженерной службы полковник Г.И. Тупичев, военком ВВС армии полковой комиссар А.И. Вихорев, начальник особого отдела А.А. Вяземский. Все они были знатоками своего дела, любили бывать в частях. При выполнении заданий командования ими всегда проявлялась высокая активность, мужество. Они не страдали элементами показного и стремлением желаемое выдавать за действительное. Не было у них и налетов карьеризма, так же как и чванливого тона во взаимоотношениях с командными и политическими кадрами соединений армии. Короче говоря, все они были хорошими партийцами.

24 декабря Военный совет армии послал свое очередное боевое донесение командованию фронта по состоянию на 22 часа 10 минут. Донесение заканчивалось фразой: «Прошу указаний о дальнейших действиях армии». Эта просьба была вызвана отсутствием ориентировки со стороны командования фронта о дальнейших задачах 10-й армии. Необходимая нам директива была после этого получена примерно через сутки – в 19 часов 30 минут 25 декабря под № 0125. По датам было видно, что Военный совет фронта подписал ее более суток назад – в 15.00 24 декабря. Ввиду различных неувязок при доставке, директива где-то слишком долго «ходила». Генерал-майор С.И. Любарский просил начальника штаба фронта впредь оперативные директивы направлять непосредственно в штаб армии во избежание таких казусов и несвоевременного исполнения.

Глава IV10-я армия в общем наступлении фронта

Прорыв фронта группы армий «Центр» на Оке

Новая директива требовала от 10-й армии к исходу 27 декабря выйти главными силами в район г. Козельск, подвижными передовыми отрядами к тому же сроку захватить большой железнодорожный узел и город Сухиничи, а также вести глубокую разведку на северо-запад в направлениях станции Барятинская, к западу на г. Киров и южнее его на г. Людиново.

Из этой директивы мы знали только о задаче 10-й армии. Да и дана она была как дополнение к прежней директиве от 20 декабря.

Вообще надо сказать, что директива от 20 декабря для 10-й армии являлась последней, в которой указывались задачи Западною фронта и его армий в ходе дальнейшего наступления в Московской битве.

Все же из частной директивы фронта от 24 декабря Военный совет 10-й армии сделал вывод, что войска Западного фронта переходят к новому этапу своих наступательных операций – от контрнаступления к общему наступлению. Основания для этого были налицо, особенно на левом крыле фронта.