При выдвижении к деревне Казачеевка получилось так, что заведующему делопроизводством минометного батальона дивизии технику-интенданту II ранга Воробьеву в ходе боя пришлось взять на себя командование взводом. Он решительно повел бойцов вперед и первым достиг окраины деревни. Несмотря на ранение, он продолжал командовать взводом и оставил поле боя лишь после второго ранения.
4-я рота 1097-го стрелкового полка в составе 30 бойцов во главе с младшим лейтенантом А.А. Мзареуловым заняла Липовку, что чуть юго-западнее аэродрома, и удержала ее, несмотря на атаки втрое превосходящих сил противника.
В ночь на 24 января группа бойцов того же полка под командованием политрука С.И. Давыдова скрытно проникла на аэродром. Здесь она подобралась к недавно опустившемуся самолету и забросала его бутылками с зажигательной смесью. Самолет сгорел.
Под д. Кузнецы группа конных разведчиков в составе семи человек, возглавляемая сержантом И. Иваниным и заместителем политрука Н. Земляным, 30 января утром заметила двигавшийся к деревне немецкий отряд в 70 человек. Разведчики решили дать бой. Устроили засаду, подпустили врага на сотню метров и внезапным огнем 30 человек уничтожили, а многих ранили. Разведчикам достались 11 винтовок, два автомата, ручной пулемет и две лошади. Сами же не понесли никаких потерь. Их имена: сержант И. Иванин, заместитель политрука Н. Земляной, рядовые воины М. Цицарев, С. Васин, М. Грачев, М. Гаврилов и И. Федотов.
О действиях храбрецов-разведчиков говорит краткая запись в дневнике комиссара 1113-го стрелкового полка т. Кривалова:
«31 января 1942 года. Героический подвиг славных разведчиков мы сделали достоянием личного состава. Издали боевые листки. Проводим беседы. Организовали выступления самих разведчиков. Подъем исключительный».
Следует рассказать об одном крайне неприятном факте из событий во время боя за аэродром.
Полтора очень ослабленных батальона 1099-го полка 326-й стрелковой дивизии 17 января прикрывали дивизию с севера в районе Крюково, станция и поселок Борец. Под давлением противника силой до 500 человек со стороны Бельня они вынуждены были начать отход в южном направлении. Действия противника поддерживались артиллерией из района Бахмутово.
Это обстоятельство послужило для командира дивизии полковника Немудрова поводом для того, чтобы снять другие два полка из района Салово, Анисово-Городище, Митинка, освобожденных с боем только накануне. В ночь на 18 января он отвел 1101-й полк в район Студеново, Филипповка и поставил его в оборону фронтом на север, северо-запад, а 1097-й полк – на рубеж Быково, Усовка, Дегонка фронтом на запад. Этим решением командир дивизии, переоценив опасность справа, фактически отказался от захвата важного аэродрома и близлежащих к нему пунктов. Это было ошибкой. Генерал К.С. Колганов принял меры для восстановления положения. Он потребовал от командира дивизии вновь занять покинутый рубеж. В район Анисово-Городище и Митинки в первую очередь был направлен минометный батальон дивизии, усиленный двумя полковыми орудиями, двумя взводами минометов стрелкового батальона и стрелковой ротой 1097-го полка, а в район Салово – саперный батальон дивизии.
Я пользуюсь этим случаем для того, чтобы сказать о генерале Колганове и его важной роли в боевых действиях 10-й армии.
В составе руководящих кадров нашей армии он являлся одним из достойнейших командиров. Хорошее знание военного дела, высокое чувство ответственности, безупречная честность и порядочность, исполнительность и дисциплинированность наряду с удивительной моральной чистотой, скромностью, простотой и нетерпимостью к какому-либо позерству или саморекламе являлись характерными чертами Константина Степановича.
Участие в действиях наших войск в районе г. Михайлов, затем на Дону, на Плаве, Оке, под Сухиничами, в районе станции Фаянсовая и г. Киров, в боях за аэродром и за Барятинскую, поездка в корпус генерала Белова для передачи наших дивизий – вот далеко не полный перечень усилий К.С. Колганова в дни наступления 10-й армии.
Константин Степанович отличался исключительной непритязательностью к личным удобствам. Кошевка, запряженная парой лошадей, повозочный – он же автоматчик, младший офицер в роли адъютанта, небольшой саквояж – вот и все о том, как, с кем и с чем совершал мой заместитель свои длительные поездки по заснеженной и не имеющей сплошного фронта широченной полосе действий 10-й армии.
Можно без всякого преувеличения сказать, что основой всей высокополезной боевой деятельности генерала Колганова являлась его большая партийность. Он был много старше меня: в ту пору ему было 45 лет. За свою службу в Красной Армии, начавшуюся в 1918 г., он прошел долгий и трудный путь строевика – от командира роты до командующего армией.
После приведения частей в порядок и перегруппировки 326-я дивизия в ночь на 19 января вновь повела наступление на аэродром. Напряженные бои продолжались весь день. Однако взять аэродром мы не смогли.
Несмотря на обстрел, который вела с открытых позиций наша немногочисленная артиллерия, посадка и взлет транспортных и боевых самолетов противника продолжались, хотя он нес немалые потери в самолетах. С 12 января до конца месяца наша артиллерия подбила 18 больших вражеских самолетов.
В продолжительных боях за район аэродрома наши части не смогли сломить сопротивление противника, главным образом из-за действия его боевой авиации, и понесли большие потери. В полках 330-й и 326-й стрелковых дивизий осталось по 250–300 штыков. Только за период с 9 по 19 января 326-я стрелковая дивизия потеряла убитыми и ранеными 2562 человека. Наступательные возможности обеих дивизий явно были исчерпаны.
В то же время создавалась угроза охвата частей 330-й и 326-й стрелковых дивизий с флангов. Это произошло, во-первых, в связи с переходом противника в наступление со стороны Людиново и Жиздры в направлении Сухиничи с одновременными попытками помочь этому удару атаками из района Милятинский завод, Чипляево, Фомино 2-е, Фомино 1-е. В связи с этим от аэродрома пришлось взять оба полка 330-й стрелковой дивизии и вернуть их в район Кирова.
Во-вторых, осложнилось положение с составом сил нашей армии на ее правом фланге. Справа от 326-й дивизии у нас находилась совсем небольшая, но стойкая 239-я стрелковая дивизия. Она занимала очень выгодное положение в районе Чумазово, Яковлевка, Высокая Гора, Лощихино. Это всего лишь в 4–5 км от узловой станции Занозная и с. Бахмутово. По настойчивому требованию командующего фронтом и эта дивизия перешла в подчинение командира кавалерийского корпуса генерала Белова, который в 3 часа 18 января отправил ее на северо-восток. В Лощихино из ее состава был временно оставлен стрелковый батальон, имевший всего лишь 23 штыка и один станковый пулемет. (Да, так! Это не опечатка!) Между тем перед фронтом ушедшей 239-й дивизии еще 17 января были установлены значительные силы противника, группировавшиеся в Фомино 1-е, Сининка, Каменка, Яковлево, Бахмутово.
Пользуясь уходом 239-й дивизии, противник активизировал свои действия против открытого правого фланга 326-й стрелковой дивизии. На нее же теперь, по решению командования Западного фронта, возлагалась задача взять Завозную и Чипляево, что было явно непосильным.
Первоначально захват этих станций командующий фронтом возлагал на кавалерийскую дивизию из корпуса Белова. Дивизия эта должна была войти в 10-ю армию[96]. Но уже 8 января задача овладеть Занозной и Чипляевым фронтом была возложена на дивизию 10-й армии, а выдвижение в район Чипляево кавалерииской дивизии отменено[97].
Военный совет армии доложил командованию фронта, что противник оказывает 326-й стрелковой дивизии упорное сопротивление и что в силу этих причин она не сумеет выйти к Чипляевой и Занозной. В связи с этим мы просили 239-ю дивизию оставить в составе 10-й армии.
Ответ командующего гласил: «Это невозможно».
В общем же, не вдаваясь в подробности, приходится сказать, что из 10-й армии на усиление кавалерийского корпуса вновь были взяты две дивизии – 325 и 239-я – обе с правого фланга широко и веерообразно растянутой полосы ее действий.
Можно считать, что на этом наступательные действия 10-й армии в период общего наступления Западного фронта закончились[98].
Каков же общий итог?
Армия в короткий срок выполнила задачу, овладев к 8—11 января важным в оперативном отношении рубежом: Мосальск, Киров, Людиново, Зикеево, Щигры. Она продвинулась от Оки на 140–150 км со средним темпом 13–14 км в сутки.
Однако в центре обширного района, занятого армией, в Сухиничах, продолжала обороняться 216-я пехотная дивизия противника. Она создавала нам немалые помехи в маневрировании силами и неприятности морального порядка.
Теперь армия подошла довольно близко к жизненно важным для противника пунктам оперативного и стратегического значения. Ей оставалось 85 км до Вязьмы, 120 км до Дорогобужа, 95 км до Рославля, 85 км до Брянска и 160 км до Смоленска! А всего лишь 35 дней назад противник стоял в 25 км от Москвы, и Смоленск, удаленный от нее на расстояние около 400 км, являлся для врага глубоким тылом. Давно ли Гитлер требовал удерживать Оку как последний рубеж отхода своих войск на Востоке?
Положение было теперь следующим. После занятия 8 января Мосальска и 11 января Барятинской наши правофланговые (325, 326 и 239-я) стрелковые дивизии вели бои с разрозненными частями трех дивизий противника северо-западнее Сухиничей. В центре 330-я и 323-я стрелковые дивизии вражеских сил перед собою почти не имели, но противник здесь прочно удерживал большой аэродром. Впереди этих двух дивизий находился обширный партизанский район, и сразу же была установлена связь с отрядами партизан. К тому времени, например, в Дятьково существовала советская власть и работал военкомат.
Труднее шло дело на подступах к Жиздре. Здесь противник сосредоточивал четыре дивизии и оказывал упорное сопротивление. Однако части 322-й стрелковой дивизии одно время сумели окружить Зикеево и успешно дрались за Щигры.