Может возникнуть вопрос: почему три правофланговые дивизии 10-й армии (325, 239 и 326-я) не стали немедленно развивать наступление к северо-западу? Причин несколько. Фронт армии был слишком растянут и ослаблен, сосед справа – 1-й гвардейский кавалерийский корпус – не шел рядом и вместе с 10-й армией для его удара на Вязьму, а еще от Козельска 27–28 декабря был повернут прямо к северу – к Бабынино и далее на Юхнов. В тяжелых боях он понес немалые потери, так и не овладев Юхновом. Наша правофланговая 325-я дивизия по освобождении Мосальска сразу же была изъята из 10-й армии и отправлена в распоряжение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Через неделю то же было сделано с 239-й стрелковой дивизией.
Отправить одну ослабленную 326-ю дивизию от Барятинской в наступление к северу, северо-западу означало, что на всем центральном 60-километровом участке нашего фронта между Чипляево и Людиново у нас осталась бы одна 330-я дивизия в районе Кирова[99]. Пойти на это, конечно, нельзя было, тем более что мы уже знали о железнодорожных перебросках в район Брянска и Рославля свежих дивизий противника.
Захват войсками 10-й армии района Киров – Фаянсовая имел особое значение. Противнику он был нужен не меньше, чем железнодорожный узел Сухиничи. Суть дела в том, что железнодорожная линия Вязьма – Брянск, проходящая через узловую станцию Фаянсовая, имела первоочередное значение для оперативного взаимодействия всей можайско-ржевско-вяземской группировки противника с его войсками, действовавшими в районе Брянска, Орла и Курска. Военное значение освобождения 10-й армией Кирова далеко выходило за рамки тактического успеха местного значения. Киров имел важное значение для всей 10-й армии, для всех войск левого крыла Западного фронта. Ведь, овладев районом Кирова, мы разобщили 2-ю полевую и 2-ю танковую армии противника от действовавших севернее 4-й полевой, 3-й и 4-й танковых и 9-й полевой армий этой же группы армий «Центр». Таким образом, в результате прорыва между Калугой и Белевом, быстрого развития его в глубину оперативное построение группы армий «Центр» было рассечено, потеряло свое единство, главные силы группы были глубоко обойдены со стороны Кирова, причем ее правое крыло оказалось глубоко обойденным и с севера.
Существенное значение имело и то обстоятельство, что, выйдя в район г. Киров, мы получили отличнейшие возможности для широкой и глубокой связи со всеми партизанскими силами, действовавшими в огромном по территории и важном в военном отношении районе между Вязьмой, Смоленском и Брянском, с тем чтобы помогать в еще большем развитии партизанского движения. Так оно и было в действительности.
Следует подчеркнуть, что в этом большом районе у противника находился мощный аэродромный узел, который мог действовать круглосуточно и принимал самолеты любого класса. Занятие же Кирова 330-й дивизией при одновременном занятии 326-й дивизией района Барятинская, Перенежье, Ракитное, Волая, Дабужа позволило быстро окружить аэродром и в основном вывести его из строя. А партизаны в это время усилили удары по другим аэродромам противника.
Удержание нами района Кирова сыграло большую роль и в период отражения 10-й армией сильного контрудара противника со стороны Брянска на Сухиничи в январе 1942 г. Медленно продвигаясь к Сухиничам, эта группировка противника все время должна была опасаться наших сил, находившихся в районе Кирова, и отвлекать соединения в эту сторону для прикрытия своего контрудара на Сухиничи. Значительная часть 330-й дивизии, прекратив бои за аэродром, приняла активное участие в срыве контрудара противника.
Из района Кирова 330-я стрелковая дивизия быстро подала руку помощи 323-й дивизии, когда эта дивизия в середине января потерпела серьезную неудачу в районе Людиново и в довольно трудном положении отошла от него к северу и северо-востоку. Напомним, что через район Кирова весной 1942 г. вышел из тыла действовавший в районе Вязьма – Дорогобуж и сильно поредевший 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Его приняла на себя и активно помогла пройти через фронт противника 10-я армия.
Необходимо подчеркнуть очень большое значение всего оперативного района Барятинская, Киров, Сухиничи для будущих наступательных операций фронта на запад, в сторону Смоленска и Кричева, а в этом районе наиболее выгодное и выдвинутое вперед положение занимал Киров с прилегающими к нему освобожденными от врага населенными пунктами.
Глава VВражеский контрудар
Обстановка, нужды и предложения
Прежде чем перейти к изложению событий, относящихся к вражескому контрудару, я хочу ответить на вопрос: предпринимались ли Военным советом 10-й армии меры к тому, чтобы поставить войска в более благоприятное положение в ходе январского наступления? Что они преследовали и дали?
Оценив обстановку в районе Сухиничи за 1 и 2 января 1942 г., Военный совет 10-й армии в ночь на 4-е внес Военному совету фронта предложение о том, чтобы в течение двух-трех суток разгромить противника в районе Сухиничи, Мещовск, Думиничи и затем решительно двинуть армию на Киров[100]. В целесообразности такого решения я был убежден.
Командование фронта еще 2 января приказало блокировать Сухиничи и продолжать наступление по данной перед этим директиве[101]. В ответ же на предложение Военного совета от 4 января приказывалось продолжать наступление и возможно быстрее захватить Жиздру[102] и вместе с тем овладеть Сухиничами и Мосальском. Однако бои за Сухиничи приняли затяжной и очень напряженный характер.
Вскоре Сухиничи стали для нас прямо-таки «бельмом на глазу». Командующий фронтом был прав, когда в одной из своих телеграмм писал: «Гарнизон противника в Сухиничи служит притягательной силой для врага и наводит уныние на войска 6 фронта»[103]. Не без оснований он говорил и о том, что затяжка в ликвидации противника в Сухиничах «чревата неприятными и сложными последствиями»[104].
Немалую роль в трудностях, сложившихся под Сухиничами, играло то обстоятельство, что нам приходилось действовать в широкой полосе, а это неизбежно рассредоточивало силы. Нельзя не сказать и о том, что приказ в одно время овладеть и Мосальском, и Сухиничами, и Жиздрой, вызванный, конечно, вполне объяснимым стремлением возможно скорее занять важные узлы коммуникаций, вместе с тем неизбежно вел к использованию сил армии веерообразно. А это не способствовало выполнению армией стоявших перед ней задач.
5 января мне пришлось обратиться к командующему фронтом с личным письмом. Главным в нем был вопрос о распылении дивизий армии по широкой полосе между ее сильно расходящимися разграничительными линиями.
Обращаясь с просьбой уделить этому вопросу самое серьезное внимание, я высказывал предложение:
«Пересмотреть вопрос о границах армии. Ограничить ее целевое назначение одной оперативной целью. Может быть, ввести между нами (т. е. 10-й армией. – Ф.Г.) и Юго-Западным фронтом новую силу – группу в три дивизии или армию, нарастив удар»[105].
В этом письме командующему фронтом мною также была изложена просьба уделить серьезное внимание еще двум вопросам: крайней малочисленности стрелковых полков армии и отсутствию минимально необходимого количества боеприпасов. Докладывалось, что за весь месяц боев нами не получено ни одного бойца пополнения. Нет ни одной запасной части. Дивизии к началу января сократились до 4,5–5,5 тыс. человек, т. е. больше чем в два раза. В стрелковых полках число штыков не превышает 200–300. Во многих стрелковых батальонах имелось меньше чем по сто человек.
Крайняя растяжка коммуникаций, сплошное бездорожье, отсутствие автотранспорта в дивизиях при непрерывном продвижении армии приводили к тому, что дивизии, имея у себя лишь 1/4—1/2 боекомплекта, при первом же значительном бое оставались без боеприпасов. Подвоз в части идет нерегулярно, мизерными долями и отнюдь не обеспечивает восстановления, пополнения и каких-либо запасов. Да их дивизиям и некуда положить. Поэтому нас засыпают справедливыми требованиями о подвозе.
В заключение отмечалось, что до сих пор при отсутствии танков, подвижных средств, тяжелой артиллерии и авиации сила 10-й армии заключалась в компактности ее группировки, в сосредоточенных ударах и в тесной боевой связи соединений.
Суть моего предложения состояла в том, чтобы 10-я армия находилась в составе ударной группировки левого крыла Западного фронта, а основные силы нового оперативного объединения, о котором шла речь в моем письме, находились бы на рубеже Людиново, Жиздра, Щигры.
Конечно, создание такой группировки должно было бы произойти не за счет 10-й армии, а путем ввода новых сил.
В ответе командующего фронтом говорилось, что, несмотря на все трудности, армия обязана в точности выполнить поставленную задачу и продолжать решительное наступление с выходом главных сил армии в указанный ранее район. При этом для обеспечения армии слева предлагалось возможно быстрее захватить г. Жиздра, а 5 января предписывалось овладеть Сухиничами и Мосальском. Сообщалось, что 61-я армия начала действовать от Белева в юго-западном направлении. Очевидно, в связи с этим 10-й армии было разрешено взять 322-ю стрелковую дивизию из Белева. Было еще сказано, что пополнение ранее конца января не может быть предоставлено, что транспортных батальонов нет. Танки будут даны лишь после освобождения железной дороги до Калуги. В качестве пополнения командующий фронтом обещал прислать пять лыжных батальонов[106].
Когда сейчас, по прошествии многих лет, я думаю об этом своем предложении, то вижу, что оно было вполне верным с точки зрения обстановки, сложившейся тогда на левом крыле Западного фронта. Действительно, если бы командование фронта смогло ввести на левом крыле свежие силы, то нетрудно было бы создать здесь компактную группировку и, быть может, ударить прямо на Вязьму, в тыл группы армий «Центр». Ведь 10-я армия занимала довольно выгодное оперативное положение, широко охватывая противника с юга. Когда ныне вспоминаешь то положение, в котором оказалась армия, понесшая немалые потери, не имевшая средств усиления, лишенная пополнений и достаточного подвоза, то думаешь, что такое обращение за помощью командующего фронтом было закономерным и необходимым.