Молитесь за нас. Да поможет Бог нашим войскам поскорее одержать победу”.
Под 12 сентября Олег записывает: “Эскадроны его величества в 4 уходят на разведку. В 81/2 часов выступаем по шоссе Езно на Вирбилишки. Я ищу еды и белого хлеба в штабе 4-го корпуса. Приехал Николаус (Ермолинский). Жратва: какао, бисквиты, омары и т. д. Вечером пели песенники 2-го эскадрона…”
И далее (13 сентября): “…Пришли в Сивиляны в 3 часа. Весь полк в разведке, кроме 2-го эскадрона…”
Наконец – 20 сентября: “Сегодня, 20 сентября 1914 года, обновляю эту книжку, снова увидев немецкую границу”.
20 сентября был день ангела Олега. Я помню, что утром, когда полк строился, Игорь и я его поздравили. Было холодно, и Олег был в полушубке. Офицеры полка называли Олега, Игоря и меня “братьями Константиновичами”. Как-то на одном из биваков, во время завтрака, полковник Звегинцев сказал так, что все это слышали:
“Братья Константиновичи хорошо служат”… Конечно, нам это было очень приятно, тем более что похвалы в нашем полку раздавались очень скупо.
Возвращаюсь к записям Олега:
23 сентября: “…На север от Владиславова, впереди, ночью и утром гремят пушки. Мы отбили Ширвиндт, который сейчас занят нашей стрелковой бригадой. По словам прошедшего только что мимо нас раненого, немцы пытались вчера овладеть Ширвиндтом два раза”.
24 сентября: “Идет бой под злополучным Ширвиндтом… Раух находится с главными силами где-то сзади и копается. Нам нужны еще пушки… Ночевали сегодня в Жарделе… Наш маршрут: Жарделе, Печиски, Блювы, Гудойце, Раугали, Рудзе, Бойтеле и Атмонишки…”
25 сентября: “Сегодня мы выступили в 8 час. Мороз. Делали рекогносцировку на Радзен. Шел только один наш полк со взводом артиллерии. Передовые части вошли в город, из которого в это время выехало несколько велосипедистов. Дозорные по собственной инициативе поехали вплотную на велосипедистов. Убиты двое. Совсем непонятно, отчего вся дивизия не принимает участия в этой совсем бестолковой операции”.
26 сентября: “Выступили в 8 час. утра. Предположено идти в Дайнен затыкать дыру, образовавшуюся между Стрелковой бригадой и 56-й дивизией, с целью зайти немцам, сидящим в Шукле, в тыл. Конечно, мы знали, что это не будет сделано. Мы сейчас сидим в одном фольварке уже 11 часов, не дойдя еще до Владиславова. Слышны пулеметы и артиллерийские выстрелы… Стрельба чаще. Пехота отходит. Команда: “К коням!” Нам было приказано прикрывать лавой отходящую пехотную дивизию. Когда подошли лавой, то заняли фольварк… Додик и я на третьем, Голицын на втором, а Кушелев на первом (взводе)”.
На этих словах оканчивается запись Олега.
Глава XXXI. Сентябрь 1914
Смертельное ранение великого князя Олега Константиновича
27 сентября Олег был смертельно ранен и скончался в госпитале в Вильне 29 сентября. Вот как это описывает генерал Н.Н. Ермолинский:
“В ночь с 27 на 28 сентября получена была в штабе армии из 3-го армейского корпуса срочная телеграмма такого содержания: Раух доносит, что сегодня при лихой атаке на неприятельский разъезд ранен в ногу князь Олег Константинович. Чагин.
Садясь в автомобиль, я совершенно недоумевал, куда ехать. Телеграмма, составленная, очевидно, наспех, не сообщала никаких подробностей. Самым логичным казалось отправиться первоначально в штаб 3-го корпуса, что я и сделал.
После семи часов беспокойного пути удалось, наконец, дотащиться до Вильковишек. Вблизи шел бой. Вследствие редкого упорства противника, Е. (генерал Епанчин) против обыкновения нервничал, а добрый Ч. (Чагин) старался меня успокоить, уверяя, что рана князя Олега, наверно, легкая, и тревожиться нечего. Где находился раненый? Этого пока никто не знал. Вдруг Е. озарила счастливая мысль, и он посоветовал мне сговориться с полком по искровому телеграфу. Мне долго пришлось соединяться с гусарами и еще долее ждать ответа. Наконец, писарь расшифровал телеграмму следующего содержания: “Князя Олега повез дивизионный врач в Пильвишки. Оттуда поездом Вильно – Павловск. Выехал вчера ночью. Корнет граф Игнатьев”. Получив такой тревожный ответ, я отправился на автомобиле не в Пильвишки, а прямо в Ковно, надеясь предупредить поезд с раненым и ждать его там. Около шести часов заблестели огоньки железнодорожного пути, и мотор подкатил к вокзалу. Я бросился к начальнику станции и узнал от него, что поезд с раненым прошел в Вильно еще утром, но зато приехавший с ним уполномоченный Красного Креста Бутурлин остался и в настоящее время пьет чай в буфете. Дойти туда было делом минуты.
На вопрос, какова рана, Бутурлин отвечал, что рана серьезная, так как пробита прямая кишка, и князя повезли только до Вильны, где будут тотчас оперировать. Ко всему этому он добавил еще успокоительную весть, что раненого сопровождает его брат Игорь Константинович.
В 6 часов 30 мин. отправлялся пустой состав до Кошедар. Мне не стоило большого труда уговорить начальника станции дать паровоз еще дальше, до Вильно.
В тяжелой неизвестности путь казался бесконечным. В 12 часов ночи я был в Вильне и тотчас отправился по адресу Витебской общины, в местное реальное училище. Князь Игорь Константинович уже спал. Я разбудил его и, наскоро справившись о состоянии только что уснувшего князя Олега, попросил рассказать все сначала.
Ранение князя случилось при следующих обстоятельствах. 27 сентября после полудня 2-я Гвардейская кавалерийская дивизия, имея в авангарде два эскадрона Гусарского полка, наступала в направлении Владиславова. Проходя недалеко от деревни Пильвишки, боковая застава заметила неприятельский разъезд и начала его обстреливать. Немцы шарахнулись в сторону и наскочили на четвертый эскадрон Гусарского полка, шедший в голове колонны главных сил. Тотчас же был открыт огонь. Разъезд повернул опять, но встретил заставу его величества эскадрона под командой корнета Безобразова. Как раз в этот момент князь Олег, давно стремившийся в дело, стал проситься у эскадронного командира, графа Игнатьева, чтобы ему позволили с его взводом захватить зарвавшихся немцев. Эскадронный командир долго не соглашался его отпустить, но, наконец, уступил. Все остальное произошло очень быстро. Преследуя отступающий неприятельский разъезд, князь Олег вынесся далеко вперед на своей кровной кобыле Диане. Вот они настигают отстреливающегося противника… Пятеро немцев валятся, прочие сдаются; но в это время в князя Олега целится с земли раненый всадник… Выстрел, и князь Олег валится с лошади…
Первыми подскакали к раненому князю вольноопределяющийся граф Бобринский и унтер-офицеры Василевский и Потапов. Первые два принялись перевязывать рану, а Потапов был услан за фельдшером и с докладом эскадронному командиру. На вопрос, не больно ли ему, князь Олег ответил отрицательно. Общими усилиями раненого перенесли в близкий хутор, где фельдшер Путь сделал ему первую настоящую перевязку. Увидав прискакавших на хутор братьев, раненый обратился к князю Гавриилу Константиновичу со словами: “Перекрести меня!” – что тотчас же было исполнено”.
Когда началась стрельба, ротмистр Раевский послал меня со взводом вправо от дороги, по которой мы шли. Я спешил взвод у какой-то изгороди и открыл стрельбу по противнику. После этого я прискакал на хутор, возле которого Олег лежал на животе на земле. Я дал ему образок. Олег страдал, и я подал ему яблоко, которое он стал грызть от боли. Я оставался при нем очень недолго, потому что мне надо было вернуться в эскадрон. Я был ужасно расстроен… Игорь оставался при Олеге. Это было моим последним свиданием с Олегом.
“В это время, – продолжает генерал Ермолинский, – приготовляли арбу. Раненого положили на солому и в сопровождении дивизионного врача Дитмана и князя Игоря Константиновича повезли в Пильвишки. В течение этого долгого переезда князь Олег сильно страдал от тряски и беспрестанно задавал вопрос: “Скоро ли?” В Пильвишках, по собственной инициативе, он приобщился св. Тайн, говоря, что тогда, наверное, легче будет”.
На станции поезд уже ожидал. Сопровождать раненого по железной дороге был назначен уполномоченный Красного Креста В.А. Бутурлин. Тут же со станции была дана телеграмма ковенскому коменданту.
Комендант вызвал к приходу поезда в Ковно находившегося там профессора Военно-медицинской академии В.А. Оппеля, консультанта Красного Креста. В своих воспоминаниях профессор Оппель рассказывает подробно о своей встрече с князем Олегом, о его положении, операции и последних минутах жизни:
“27 сентября, – пишет профессор Оппель, – я проработал в Ковенских госпиталях до ночи. В 9 часов утра 28-го я должен был выехать в Вильну. Однако меня разбудили в начале шестого утра и сказали, что по телефону требуют сейчас же на вокзал, что прибудет “князь”. Зачем меня требуют, кто меня требует – все это было для меня неизвестно. Ясно было одно, что я нужен для прибывающего. Я быстро оделся и отправился на вокзал.
Еду по улицам, день чуть занимается. Подъезжаю к вокзалу, спрашиваю, в чем дело. Оказывается, меня вызвал комендант вокзала. Он получил известие, что в 6 часов утра в Ковну прибудет раненый князь Олег Константинович, и, зная, что я в Ковне, решил меня вызвать на вокзал. Теперь все это я понял…
Не успели сделать распоряжение (о доставке носилок), как к вокзалу подошел паровоз с одним вагоном первого класса. Вагон я сейчас узнал. Это был вагон, предоставленный уполномоченному Красного Креста В.А. Бутурлину.
Действительно, на площадке вагона я увидел самого Бутурлина, который вез раненого из Пильвишек. Я вошел в вагон, в отделение, в котором лежал князь Олег Константинович. Он встретил меня приветливой улыбкой.
Раненый лежал на спине. Он был очень бледен, губы пересохли. Пульс прощупывался частым и слабым… Я предложил высадить раненого в Ковне, но общее желание – как самого раненого, так и его брата (Игоря Константиновича) и д-ра Дитмана, – склонялось к тому, чтобы сразу ехать в Вильну, дабы проконсультироваться с профессором Цеге фон Мантейфелем. Так как переезд предстоял небольшой, то возражать против него не было причин. Моя помощь могла выразиться в сопровождении его высочества до Вильны.