– Затем, – ответил я удовлетворенно, – что Харли Ренбо – копиист по натуре.
– Но ты купил не копию известного произведения, а его собственную картину! – Он ткнул пальцем в сверток, который я нес под мышкой.
– Это вроде отпечатков пальцев? – спросила Сара. – Чтобы найти другие его творения?
– О, у моей жены варит голова! – восхитился Джик. – Но эта картина – а он, кстати, еще ерепенился и не хотел сбавить цену, – она ни капельки не похожа ни на одного известного мне Маннинга.
– Потому что ты вообще избегаешь смотреть на изображения лошадей.
– Такой никчемной мазни я насмотрелся под самую завязку!
– А как насчет Рауля Милле? – спросил я.
– О Боже! Ты прав…
Мы шли по раскаленной улице, почти не ощушая жары.
– Не знаю, как вы, – вдруг выпалила Сара, – а я сейчас куплю себе бикини и остаток дня проведу в бассейне.
Мы все купили себе купальные принадлежности, досыта наплескались в воде и улеглись на полотенца сохнуть. В тенистом саду стояла тишина. Кроме нас, здесь больше никого не было.
– А что касается той картины с пони и двумя парнями… – обратился я к Саре.
– Она и вправду славная, – повторила она, защищаясь. – Мне она понравилась.
– …так это был Маннинг.
Она резко поднялась и села.
– Почему же ты не сказал мне об этом?
– Я ждал, пока это скажет наш друг Ренбо, но он почему-то промолчал.
– Настоящая или копия? – спросила она.
– Настоящая, – ответил Джик, щуря глаза от солнца, пробивавшегося через пальмовые листья.
– Она, – подтвердил я, – из старых работ. Тот серый пони долго жил у молодого Маннинга, художник десятки раз рисовал его. Он – тот самый пони, которого ты видела в Сиднее на полотне «Перед бурей».
– А вы оба так много знаете… – заметила она, вздыхая и снова ложась.
– А инженеры знают все про гайки и болты, – сказал Джик. – Здесь ленч дают?
Я взглянул на часы. Почти два.
– Пойду узнаю. – Я надел рубашку, натянул штаны на высохшие плавки и нырнул в прохладу вестибюля. Портье сказал, что ленча не бывает. Мы можем купить неподалеку еду на вынос и съесть все в саду.
Выпить? То же самое – купить бутылку на вынос. Автомат с мороженым и пластиковыми стаканчиками за дверью.
Выходя, я посмотрел на автомат. Рядом с ним висела аккуратная табличка: «Мы не купаемся в вашем туалете. Пожалуйста, не писайте в наш бассейн!» Я засмеялся, вернулся к Джику и Саре и объяснил им, как обстоят дела с питанием.
– Пойду, – сказал я. – Что вы хотите?
– Сам решай.
– А пить что будете?
– Чинзано, – заказала Сара, а Джик добавил:
– Только белое сухое.
Я поднял с полотенца ключ от номера и отправился за деньгами – поднялся по лестнице на два этажа и повернул на балкон.
По балкону мне навстречу шел мужчина моего возраста и сложения. И еще я услышал, как сзади кто-то поднимается по лестнице.
У меня не возникло никаких мыслей. Такие же обитатели мотеля. А кто бы еще?
Я совсем не был готов ни к самому нападению, ни к той жестокости, с которой оно было совершено.
Глава 10
Они одновременно приблизились ко мне – один спереди, другой сзади, схватили за руки и ноги и, предварительно вырвав из рук ключ, вышвырнули с балкона. Вся процедура заняла около пяти секунд.
Полет с третьего этажа длился и того меньше. Я успел подумать, что мое тело, пока еще совершенно целое, сейчас разобьется вдребезги.
Я ударился о молодое деревце, которое росло возле лестницы. Ветки, согнувшись, треснули, и я пролетел сквозь них на дорогу.
Ужасный удар, как короткое замыкание, выключил мое сознание. Словно я нырнул в бездну. Я лежал, не понимая, жив я или мертв. Было тепло. Просто ощущение тепла – и никаких мыслей. Я не мог шевельнуть даже пальцем, все тело – сплошная безвольная масса.
Прошло минут десять, рассказывал мне потом Джик, прежде чем он пошел меня искать, да и то только для того, чтобы попросить купить лимон к чинзано.
– Боже! – прозвучал возле меня голос Джика.
Я хорошо его слышал. И понимал, что слова имеют какой-то смысл. И подумал о том, что я еще жив: раз мыслю, следовательно, существую…
Наконец я раскрыл глаза. Необычайно яркий свет ослеплял. Там, откуда доносился голос Джика, никого не было. Может, мне только почудилось. Но тут окружающее стало проступать более ясно.
Я уже понял, что падение мне не привиделось. Ощущения, временно покинувшие тело, теперь бурно заполняли его, выплывая из каждой поврежденной кости и мышцы. И разобрать, что у меня не болит, было трудно. Однако я все отчетливее осознавал, что шея и спина у меня целы. Я вспомнил, как ударился о дерево. Вспомнил, как ломались ветки. Появилось ощущение, будто меня разорвали на клочки и растерли в порошок. Лучшего сравнения не придумать… А через какое-то время я снова услышал голос Джика.
– Он жив, – произнес он. – Слава Богу.
– С нашего балкона невозможно упасть. – Голос портье дрожал от возмущения. – Перила почти по грудь!
Я его понимал: для репутации мотеля нежелательны такие случаи.
– Без паники… – проскрипел я.
– Тодд! – появилась Сара и опустилась возле меня на колени. – Как же так?
– Еще немного… подождите, – попытался пошутить я. – Сейчас принесу… чинзано…
А сколько нужно было ждать? Пожалуй, миллиона лет хватило бы.
– В недобрый час… – начал Джик, который стоял и смотрел, на меня. – Задал же ты нам страху! – Он держал сломанную ветку.
– Прошу прощения…
– Тогда вставай.
– Сейчас… минутку.
– Может, отменить вызов «Скорой»? – с надеждой спросил портье.
– Нет, – возразил я, – кажется, у меня идет кровь.
Специалисты из больницы в Алис-Спрингсе даже в воскресенье действовали с завидной быстротой и компетентностью. Они обследовали меня, сделали рентген, наложили швы и составили список повреждений:
«Сломана левая лопатка.
Трещины двух ребер в левом боку без прокола легких.
Сильный ушиб левой стороны головы, череп не пострадал.
Четыре неглубокие раны на туловище, бедре и левой ноге – зашиты.
Несколько мелких порезов.
Ссадины и синяки практически по всей левой стороне тела – смазаны йодом».
– Благодарю вас, – сказал я со вздохом.
– Благодарите дерево. Если бы вы упали не на него, вам была бы крышка!
Они предложили мне остаться до утра в больнице, и многозначительно добавили: так будет лучше.
– Ладно, – в отчаянии согласился я. – А мои друзья еще не ушли?
– Нет. Они ждут в соседнем помещении.
Пока меня возвращали к жизни, они спорили о фаворите на Мельбурнском кубке, и мое появление прервало их горячий спор.
– Браво! – воскликнул Джик, увидев, как я едва тащусь навстречу. – Он уже на ногах.
Я осторожно оперся о поручни кресла, чувствуя себя как мумия, спеленутая от шеи до пояса, с плотно прибинтованной к груди левой рукой.
– Если вам так хочется посмеяться, то поищите себе другой объект!
– Только ошалевший наркоман мог упасть с того балкона, – заявил Джик.
– М-м… – согласился я. – Но ведь меня подтолкнули…
У них отвисли челюсти, когда я подробно рассказал о том, что произошло.
– Кто же они были? – спросил Джик.
– Не знаю. Впервые их видел. А они не представились.
– Ты должен обо всем заявить в полицию, – твердо потребовала Сара.
– Да, – согласился я, – но… я не знаю ваших порядков и не знаю, что здесь за полиция. Может быть… вы бы все объяснили врачам в больнице, и дело пошло бы своим чередом и без шума.
– Правильно, если то, что тебя выкинули с балкона третьего этажа, можно как-то объяснить.
– И еще они отобрали у меня ключ от номера. Нужно взглянуть, не сперли ли они бумажник…
Джик и Сара испуганно смотрели на меня, наконец осознав всю серьезность происшедшего.
– Или ту картину, – добавил я.
Пришли двое полицейских. Послушали, кое-что записали и ушли, не дав никаких обещаний. В их городе такого не случалось, местные такого не сделали бы. Но в город постоянно прибывает поток туристов, а среди них, по закону больших чисел, могут оказаться и злоумышленники. Из разговора я уразумел, что если бы меня убили, то вот тогда бы они зашевелились по-настоящему. Однако меня вполне устраивало, что полиция желала спустить это дело на тормозах.
Пока Джик и Сара отсутствовали, я забрался в отведенную мне койку и лежал, чувствуя себя прескверно.
Меня лихорадило – реакция организма на травму.
– Они действительно забрали картину, – сообщил Джик. – И бумажник тоже.
– А галерея закрыта, – добавила Сара. – Лавочница, которая работает напротив, видела, как Харли закрыл сегодня раньше, чем обычно, но уехал он или нет, она не знает. Он выходит черным ходом, так как ставит машину позади своего заведения.
– В мотеле побывала полиция, – рассказывал дальше Джик. – Мы сообщили им о краже картины. Но я полагаю, что они не станут этим серьезно заниматься… если только ты не выложишь ему… то есть им, полицейским, абсолютно все.
– Я подумаю, – вежливо пообещал я.
– Что мы теперь будем делать? – спросила Сара.
– Ну, оставаться здесь больше нет смысла. Завтра возвращаемся в Мельбурн.
– Слава Богу, – широко улыбнулась она. – А я уже думала, что ты заставишь нас пропустить кубок!
Несмотря на кучу таблеток и ангелов-хранителей, присматривающих за мной, ночь была бессонной. Временами меня трясла лихорадка, и все тело болело. Малейшее движение вызывало острую боль. Неудивительно, что в больнице меня оставили, почти не спрашивая согласия.
Мне оставалось утешаться, что я еще легко отделался. Могло быть гораздо хуже! Больше всего меня беспокоила не жестокость бандитов, а быстрота, с которой они о нас разнюхали. С того страшного момента, когда я увидел разбитую голову Регины, я уже отлично понимал, что банда не остановится ни перед чем, иначе Регину не убили бы, а просто сунули бы ей в рот кляп и покрепче связали. По-видимому, человек, который руководил действиями преступников, очень жесток.